Теплый свечной огонек высветил кривовато сколоченную будку в углу. Туда бы билитершу еще посадить… Сердце забилось быстрей, по позвоночнику пробежали мурашки. Дверь заменял кусок подгнившего по низу брезента. Зотов откинул занавеску, вот она, берлога Твердовского: закуток чуть больше квадратного метра, стол, сколоченный из зеленых досок от снарядного ящика, стул, керосиновая лампа. Отличное место для работы, уединение и могильная тишина. На пенсии надо будет таким же обзавестись, мемуары героические писать. Только холодно, градусов шесть, пальцы зябнут. На столе, кроме лампы, чернильница, пара ручек и несколько карандашей в траченой ржавчиной банке. И бумаги! Несколько обычных школьных тетрадей и стопки желтых листов. Все аккуратно, в стиле Твердовского. Архив! Хозяин будто только ушел. Зотов инстинктивно обернулся. Никого, темнота, размазанная по стенам, и свет, сочащийся с потолка. С ума так можно сойти. Захотелось быстрее наверх. Один лист лежал под руками, видимо последнее, над чем работал особист. К листу канцелярской скрепкой прикреплена четвертинка. Зотов поднес огонек ближе и прочитал:
Начальнику Особого отдела, ТвердовскомуПрисмотритесь к бойцам, проходившим службу в 113 стрелковой дивизии Западного фронта. По имеющимся данным часть из них завербована немцами и внедрена в партизанское движение с целью организации террористических актов. Будьте осторожны, это безжалостные и крайне опасные люди. С уважением, доброжелатель.
Такс, анонимочка. Хорошее дело. Подача несколько странная, без пафоса, казенным языком, сухая и точная, как оперативная информация. Обычный колхозник так не напишет. Ниже кляузы подпись другим почерком:
Принять в разработку
Зотов выбрал наугад тетрадку и сверил почерк. Многозначительная фраза «Принять в разработку»оставлена Твердовским, тот же наклон, та же угловатая «о», та же «р» с хвостиком-завитком. На большом листе одна запись:
22.04.42.Отправлены запросы по 113 дивизии в отряды «Пламя», «им. Чапаева», «им. Калинина», «Большевик», «Смерть фаш. оккупантам», бригаду Сабурова. Жду ответа. Интересная картина вырисовывается.«Да какая картина?» – чуть не заорал Зотов. Ну почему, почему больше ничего нет? Круг замкнулся. Сто тринадцатая дивизия! На ум пришел разговор с партизаном Иваном Крючковым, сразу после убийства Твердовского. Он был вызван особистом именно по делу сто тринадцатой дивизии, и к Зотову у лейтенанта какой-то важный разговор назревал. Эх Олежек-Олег. С чего начали, к тому и пришли. Вспоминай, вспоминай… Аверин из сто тринадцатой дивизии? Нет, в удостоверении значится сорок пятая стрелковая дивизия пятой армии. Ммм… да, Киевский особый. Не то, совершенно не то… Черт!
Зотов сгреб бумаги Твердовского в кучу, все до клочка. Потом разберемся. Заглянул под стол, простучал стены, поковырял финкой пол. Ничего, пусто. Будет время, надо вернуться и осмотреть еще раз. Хотя нет, опасно в таком виде все оставлять. Он прихватил архив и поднялся наверх. Анька с Антониной пили чай.
– Нашли? – вымучено улыбнулась хозяйка.
– Нашел, – Зотов продемонстрировал кипу листов.
– Чаю морковного хотите? Я сразу растерялась, не предложила, дурная голова. А может поесть? Картошка сварилась, уж не побрезгуйте.
– Спасибо, хозяюшка, но в другой раз, мы торопимся. Еще раз большое спасибо, вы нам очень помогли, – Зотов шагнул к двери. – И да, из подвала все лишнее лучше убрать. Будет спокойней.
– Уберу, сейчас же уберу!
–Всего доброго, – прежде чем выйти, Зотов обернулся на печь. Кусочек рафинада исчез.
В отряд вернулись к обеду. Зотов был апатичен и вял, поход в Глинное только добавил вопросов. Хотелось бросить все и поднять лапки вверх, сдаться, повесить смерти Твердовского, Малыгинаи остальных на Аверина, и плевать на все нестыковки и несуразности. Война все спишет. Иначе измучаешься сам и измучишь людей. А они не железные. Карпин и тот, вроде двужильный, сильно сдал и осунулся за последние дни.
– Товарищ командир с полчаса назад прибегал, велел, как появитесь, сразу к нему. Аж подпрыгивал, – буркнул хмурый часовой на подходах к партизанскому лагерю.
Зотов велел своим отдыхать и ускорил шаг. Чего это Федорыч всполошился?
Марков, нервно расхаживающий возле штабной землянки, накинулся коршуном и затащил внутрь.
– Виктор Палыч, Виктор Палыч…
– Да успокойтесь, товарищ командир.
– Успокоишься тут! Разве навечно, – лицо Маркова покрылось испариной, губы дрожали. – Я в Центр насчет Аверина отрадировал в шесть утра…
– Отличная работа!
– Спасибо… Тьфу! Вы дослушайте, Виктор Петрович! Ответ пришел!
– Пф, – поперхнулся Зотов. Не могло этого быть! Ну никак не мог громоздкий бюрократический аппарат обернуться за шесть часов! Сказка, небывальщина, миф!
– Тут такое, тут такое… – Марков, весь надувшись от напряжения и эмоций, сунул текст ответа с Большой земли. – Читайте!
Центр – КолхозуПроверка поступившей информации завершена. Военное ведомство подтвердило личность интенданта третьего ранга Аверина А.С. Запрос по ведомству НКВД дал следующий результат: Аверин А.С. является действующим сотрудником НКВД, оставленным для конспиративной работы в г. Киев. Оперативный псевдоним – «Кладовщик». Перестал выходить на связь в ноябре 1941, одновременно с провалом киевского подполья, в частности группы «Митяя». Допускается возможность перевербовки абвером или СД. Все материалы по делу приказываю засекретить и при первой возможности передать в Центр.
Глава 22
– Кто знает о шифрограмме? – прохрипел Зотов, без сил валясь на жесткое ложе. Колени в миг стали ватными, подленький холодок бежал по спине.
– Никто, никто, – скороговоркой зачастил Марков. – Вы, я и радист. Чего делать-то, Виктор Палыч?
– Спокойствие сохранять, – неубедительно буркнул Зотов. Решение нужно было принимать прямо сейчас, не показывая, что ты растерян и не владеешь собой. – Возьмите людей и снова обыщите склад, вскрывайте полы и стены, обшаривайте каждый ящик и уголок. О любой странной находке докладывайте немедленно. Кружевные подштанники и женская одежда не в счет.
– Думаете…
– Я ни о чем не думаю.
– Понял, сделаем, – Марков стреканул испуганными глазами и убежал.
Зотов привалился к стене. Аверин агент НКВД, коллега по цеху, мать его так. Не было печали, черти накачали. Участник киевского подполья, не весть как и с какой целью очутившийся в брянском лесу. Предположения? Как водится, никаких.
Хотелось одного: забраться в чащу, выгнать медведя, уединиться в берлоге и жить праведной жизнью отшельника, пока это все не закончится. Мечты идиота. Материалы дела засекретить и передать в Центр… Угу, а если никаких материалов и нет? Во всей этой катавасии Зотов и думать забыл о бумажной работе. Ну Аверин, ну сукин сын. А в Центре потребуют, ох как потребуют, там немножко не любят, когда один агент убивает другого. Странные люди. Теперь все жилы повытянут. А и пусть… Зотов неожиданно понял, что ему все равно. Его захлестнуло безразличное, вялое равнодушие. Абсолютная покорность судьбе, неприличная члену партии и бравому партизану. Дальше фронта не сошлют… Мысли путались, измученный недосыпанием мозг наровил отключиться. Может тут кругом агенты одни? Марков, Лукин, одноногий повар… Какая чушь… Какое сегодня число? Не все ли равно? Самолет, нужен самолет… Библия…
Веки слипались. Зотов клюнул носом и незаметно уснул.
– Товарищ, –прошли пять минут, а может быть год, прежде чем кто-то тронул Зотова за плечо. – Товарищ!
– А? – Зотов резко сел и, еще не проснувшись, нашарил рукоять автомата. Мутное пятно перед глазами сфокусировалось в поросшее редким пушком, молодое лицо.
– Командир зовет, – робко пояснил молоденький партизан в драном пиджаке. – На складе он.
– Иду, – Зотов тяжело взгромоздился на подгибающиеся ноги, мельком взглянув на часы. Спал он двадцать минут. Неужели Марков с добычей? Башка раскалывалась и гудела, в висках билась и тукала вскипевшая кровь. Он вывалился на улицу, глотая свежий воздух и на ходу растирая щеки и опухшие, слезящиеся глаза.
В складскую землянку он едва не упал, в последний момент успев схватиться за притолоку. Марков поработал на славу, обитель Аверина оказалась перевернута вверх дном, пол перекопан, хоть картошку сажай. Сам командир сидел на стуле с загадочным и довольным видом, держа на руках жестяную коробку.
Будь Зотов охотничьим псом, поднял бы хвост.
– Успехи, товарищ командир?
– Имеются, – солидно заявил Марков и, не выдержав, затараторил. – Вы как знали, Виктор Палыч, как знали! Вот оно, чутье! Жерди с пола сняли, и гляньте, чего в углу было закопано!
– Бомба?
Марков испуганно дернулся и выдавил улыбку.
– Скажете тоже…
Зотов забрал жестяную коробку из-под табака, размером сантиметров двадцать на тридцать и высотою в ладонь, приложил к уху и осторожно встряхнул.
– Заглядывали?
– Не-ет, – истово соврал Марков. – За вами сразу послал!
Зотов присел рядом и поставил коробку на стол. Плотно прилегающая крышка открылась с легким хлопком. Сверху на тряпочке лежал завернутый в бумагу, новенький, в заводской смазке «ТТ» с запасной обоймой. Под пистолетом деньги – пачка немецких оккупационных рейхсмарок и две пачки родных советских рублей номиналом в десять червонцев с укоризненно поглядывающим Лениным. Зотов сунул банкноты Маркову.
– А мне куда? – удивился командир.
– Пересчитаете, составите опись, купите отряду танк,– Зотов вытянул из коробки стопку документов. Сверху советский паспорт в серой обложке на имя Аверина, с фотографией и киевской пропиской. На первой странице широко раскинул крылья одноглавый орел со свастикой в сжатых когтях – штамп немецкой оккупационной администрации. Дальше интересней. Зотов нахмурился, обнаружив под паспортом аусвайс немецкой вспомогательной украинской полиции, без фото, но со знакомой фамилией Аверина А.С.