– Спокойнее, лейтенант, разберемся. – Зотов придержал его за локоть. – Идите к ребятам, и с алкоголем рекомендую временно завязать.
– Сашку вытащишь?
– Постараюсь.
Карпин пристально посмотрел Зотову в глаза и странной, дерганой походкой пошел к себе.
«Отдыхайте», – вспомнил Зотов слова Маркова. Ага, щас. Улики кричали о виновности Волжина, и лишь кошка-интуиция намурлыкивала обратное. Уж слишком поганое совпадение: в отряд прибыли новые люди, немножко поцапались с особистом, и тут же он отдал богу душу. Все тихо-мирно, а тут завертелось. Так не бывает. Подстава? Очень похоже. Словно кто-то нажал спусковой крючок. Тот, кому это выгодно. Но кому? Нужно срочно поговорить с обвиняемым, прояснить суть ночных похождений. Одна загвоздка – Марков не разрешит, пока начштаба вдоволь не накуражится. После таких допросов подозреваемый обычно пишет признание. Необходимо любой ценой прорваться к Волжину. Любой ценой.
Часовой от землянки убитого испарился. Сюрпризец. Ощущение, будто командование расслабилось и вполне удовлетворилось версией виновности Волжина. Что это – глупость, расхлябанность, саботаж?
Зотов спустился по земляным ступенькам, открыл дверь и привалился к проему. Этого следовало ожидать. Внутри кавардак. Вещи сброшены, вспоротый матрас раззявил соломенное нутро, кто-то особо одаренный накопал в полу несколько ям. Товарищи партизаны времени зря не теряли.
За спиной деликатно покашляли. Зотов повернулся и увидел Маркова.
– Не прислушались вы к моему совету, Виктор Павлович, – посетовал командир.
– Я просил никого на место преступления не пускать.
– Ух, батюшки. – Марков заглянул внутрь. – Часовой-стервец не уследил. А где он? Ну задам я ему!
– Это были вы, – полуутвердительно, полувопросительно сказал Зотов.
– Я? Не-ет. – Марков состроил честные глазки и даже вроде немного обиделся.
– Синюю тетрадочку искали?
Взгляд Маркова изменился, став на мгновение неверяще-удивленным.
– Ого, знаете про тетрадь?
– Разве это секрет?
– Для вас как бы да, – буркнул Марков. – Шестаков натрепал?
– С чего вы взяли? Совсем нет. В любом случае свои источники я не раскрою.
– Неважно теперь, – отмахнулся Марков. – Да, искал.
– Нашли?
– Нет. – На этот раз Марков не врал.
– Значит, пропала тетрадь начальника особого отдела и в этом подозревается Волжин?
– А кто еще? – удивился командир.
– Вас, Михаил Федорович, не смущает обстоятельство, что рядовой Волжин, находясь в пьяном угаре, из личной мести убивает Твердовского, похищает крайне приметную ручку, личные записки убитого и идет спать? Зачем? Мемуары писать? Вы сами тетрадь эту видели?
– Видел. Твердовский всегда ее с собой носил в планшете или за пазухой.
– Знали о ее содержании?
– Догадывался. Начальник особого отдела мне напрямую не подчиняется.
– Про вас много было в этой тетради?
– А я почем знаю? – огрызнулся Марков. – Там на всех было, значит, и на меня. Это допрос?
– Дружеская беседа, и от вас зависит, перерастет она в допрос или нет, – холодно сказал Зотов. – Пытаюсь понять, как так вышло: у большинства партизан, включая вас, был зуб на особиста, а в убийстве обвинили человека, который провел в отряде пару часов.
– Вы меня подозреваете? – оскорбился Марков.
– Я подозреваю всех, – отрезал Зотов. – Уничтожены следы преступления. Вы на данный момент всячески препятствуете расследованию, а это наводит на нехорошую мысль.
– Какому расследованию? Убийца задержан.
– Вам удобно так думать. Почему – судить пока не берусь. Вина Волжина не доказана. Если меня к нему не допустят прямо сейчас, я буду вынужден сообщить в Центр о вашей неблагонадежности.
Марков слегка побледнел. Зотов ударил в нужную точку. Сорок первый, год хаоса и вседозволенности, остался в прошлом. С зимы сорок второго Москва стремилась поставить разрозненное партизанское движение под контроль, убрав пустышки и отряды лжепартизан, которые расплодились сверх меры, дискредитируя саму идею народной борьбы. Методы стандартные для военного времени: в партизанский край забрасывалась группа сотрудников НКВД и зачищала командиров, запятнавших себя разгильдяйством, грабежом и насилием в отношении местного населения. Отряд переподчиняли. Жестокая и безотказная мера. Процесс в самом разгаре, потому Марков и трусит. Он меньше всего заинтересован в появлении пары десятков мужчин с цепкими, холодными глазами и полномочиями от самого Лаврентия Палыча Берии. Бывали случаи, когда партизаны убивали группы чекистов, но тогда путь один – к немцам, и всем гуртом в расстрельные списки НКВД. Не всех это пугает, но большинство.
– Пойдемте, товарищ Зотов, – натужно вздохнул Марков.
– Куда?
– К Волжину вашему, куда же еще?
«Маленькая, но приятная победа», – порадовался Зотов, следуя за недовольно топорщащим усы командиром. Почему всегда нужно непременно запугивать и угрожать, чувствуя себя подлецом? Или не чувствуя. Зотов прислушался к ощущениям. Нет, точно нет, ради дела можно и ножом у горла подбадривать, совесть пусть зайдет после войны.
Марков нырнул в одну из землянок. Послышался неразборчивый разговор на повышенных тонах. Дверь рывком отворилась, вышел разъяренный начштаба, увидев Зотова, поправил ремни и предупредил:
– У вас десять минут.
– Премного благодарен, – улыбнулся Зотов. Разминулся с Марковым и вошел в землянку, плотно затворив дверь.
Свет падал через узенькое окошко, прорубленное на уровне земли. Сашка сидел на нарах живой и здоровый, разве что понурый, и по-волчьи смотрел исподлобья.
– Как дела? – спросил Зотов, присаживаясь.
– Чем дальше, тем лучше, – откликнулся Волжин. – Майор, сука, мокрое шьет, а я ни ухом ни рылом.
– Бил?
– Кто? А, начштаба? Не, пальцем не тронул, вежливый такой весь, паскуда, вопросики задает. Я ему все обсказал, а он по новому кругу погнал, как заведенный, и все записывает, записывает.
«Ищет малейшие нестыковки, отмечает неточности в показаниях, – отметил Зотов. – Прием старый, как миф о грехопадении».
– Объясните дураку, что к чему? – Сашка пытливо заглянул в лицо.
– Ты убил Твердовского? – напрямую спросил Зотов.
– Нет. – Сашка сжал губы и взгляда не отвел. Зрачки не расширились, лоб не вспотел. Говорит правду? Спорно, внешние признаки ничего не значат, есть порода людей, у которых границы лжи и правды размыты. Полезное качество, врожденное или приобретенное…
– Не верите?
– Я верю фактам, Саш, а факты против тебя. Грозился кровь особисту пустить?
– Ну грозился, – понурился Волжин. – Пьяный был, героя из себя перед бабами корчил. Каюсь теперь.
– Ночью ходил по лагерю?
– Ходил. – Сашка вовсе повесил голову. – Спать не хотелось, ночка хорошая, самогонка, проклятая, на подвиги потянула. Нагулял на задницу приключений.
– Один гулял или в компании?
– Один, – быстро, без раздумий ответил Волжин. – С кем мне гулять? Голова разболелась, мочи нет, дай, думаю, воздухом подышу. Наши спали, здешних никого толком не знаю, чтобы дружбу водить. Прогулялся, голова успокоилась, я и на боковую.
– Мне нужна правда, Саш, если ты хочешь выпутаться из этого переплета. Начштаба уже все решил, и помешать я никак не смогу. Твое молчание ему только на руку.
Волжин задумался и покачал головой:
– Нечего мне сказать, один я гулял, и точка. Раз виновен – отвечу.
– Хозяин – барин, – не стал давить Зотов. – Между прочим, ручку особиста, с золотым пером, нашли у тебя в вещмешке.
– Подкинули! – вскинулся Волжин.
В дверь, на шум, просунулся часовой.
– Все в порядке, боец. – Зотов жестом отправил часового обратно.
– Подкинули мне ручку эту! – горячо зашептал разведчик. – Вы ко мне в Ростов поезжайте, там Сашку Волжина всякий знает, подтвердят: бабник, хулиган и пропащая голова, но чужого в жизни не взял! Честное слово!
– Честного слова недостаточно, Саш. Нужны веские доказательства твоей невиновности, а у нас их попросту нет. Пойдешь под расстрел.
– Значит, пойду, – с вызовом ответил Сашка. – На хрен такая жизнь, раз человека ни за понюшку табака губят? Я хлюста этого не убивал, вот и весь сказ. Лейтенанта спросите, он вам скажет, что я за человек!
– Вы друзья, как я понял, – мягко сказал Зотов. – Лейтенант переживает, того и гляди глупостей натворит.
– Карпин может. – Сашка откинулся на стену и задумался. – Вы ему скажите, пусть не дуркует, не то я его с того света достану!
Дверь вновь отворилась, Зотов уже хотел послать часового матом, но на пороге возник Лукин и сказал:
– Ваше время истекло.
– Две минуты, – попросил Зотов.
– Полторы, – великодушно разрешил Лукин.
– Видели? Одолжение делает, – обозлился Волжин.
– Ты не кипятись, – предупредил Зотов. – Веди себя спокойно, отвечай по существу, не провоцируй, норов свой спрячь. Тут не Большая земля, нянчиться не будут.
– Да пошли они! – вспылил Сашка. – Я за мамкиной юбкой в жизни не прятался, я с первого дня на войне! Я разведчик. У меня две «Отваги»! Я немцам глотки заживо грыз и товарищей хоронил, пока эти уроды лесные на печках сидели. Они меня судить будут?
– Будут, Саша, будут. – Зотов встал. – Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?
– Не хочу, – буркнул Волжин и отвернулся.
– Ну как знаешь. Давай не скисай.
Сашка не ответил, пристально изучая мох, натыканный в щели наката. Гордый шкетенок.
Зотов вышел и нос к носу столкнулся с Лукиным.
– Адвокатом заделались, товарищ из Центра? – ехидно спросил начштаба.
– А что остается? – благодушно удивился Зотов. – Вы так лихо провели расследование, я и глазом моргнуть не успел. Снимаю шляпу перед вашими способностями.
– Не стойте у меня на пути, товарищ Зотов, – прошипел начштаба, нервно дергая правым веком. – Со мною лучше дружить.
– А то что? Найдут ручку в вещах?
– Вы на что намекаете? – недобро прищурился Лукин.
– Да так, мысли вслух. Позволите? – Зотов толкнул его плечом и пошел, чувствуя спиной тяжелый неприязненный взгляд. Ничего, взгляд не пистолет, дыр не наделает.