– Справляетесь? – поинтересовался Зотов, пропустив пафосную философию мимо ушей.
– Другого выхода нет.
– Почему недоучились?
– Обстоятельства помешали, – неопределенно хмыкнул Ивашов. – Долгая, скучная история. Отсутствие образования мне не мешает, жизнь всему научила. Сложные операции в наших условиях все равно провести невозможно. Сейчас стало получше, тяжелых самолетами забирают, а раньше их ждала долгая смерть. У меня нет анестезии, нет медикаментов, нет инструментов. Достаю пули из мягких тканей, штопаю раны, лечу переломы. Я ограничен в средствах до крайности. Последний боец умер на этом столе неделю назад, осколочное в живот, внутрибрюшное кровотечение, острый перитонит. Тут не всякий хирург-практик справится, куда уж мне с четырьмя курсами мединститута. Делаю, что могу. На моих плечах знаете какая ответственность? И я тащу этот воз.
– Вы молодец. – Зотов посмотрел ему прямо в глаза. До войны Ивашов был никем, пустышкой, а теперь прыгнул выше головы, занял высокую должность при бабах и спирте. Нацепил большой пистолет. Такие жалкие типы, обретя малейшую власть, начинают истекать гноем застарелых комплексов и обид. Зотову Ивашов крайне понравился. Открылись широчайшие возможности для манипуляции. Предложи чуть больше: денег, почестей, власти – и будет лизать сапоги. Но предаст в любую минуту за лишний сребреник. Таких нужно пускать в работу немедленно и выбрасывать, как использованный презерватив из американской гуманитарной помощи.
– Спасибо, – буркнул Ивашов.
– Тело Твердовского осмотрели?
– Нет. – Доктор разом поник. – Не было времени, много работы.
– Ничего страшного, – приободрил Зотов. – Это даже и к лучшему. Вместе осмотрим, одна голова хорошо…
– Боюсь, ничего не получится. – Доктор поморщился, став похожим на сухофрукт, и неловко вылез из-за стола. – Идите за мной.
Ивашов робко отдернул занавеску, продемонстрировав обнаженный труп, лежащий на носилках. Зрелище вышло неожиданно жутким. Зотов удивленно хмыкнул.
– Вы его кушали, доктор?
– Нет, не кушал, – сконфузился Ивашов. – В смысле, кушал не я. Утром не до него было, оставили в тенечке, на холодке, за землянкой. Ну и не уследили, тело нашли мерзкие псы, пригретые поваром Савушкиным около кухни. Путаются под ногами, разводят антисанитарию, воют ночами, мешают спать, по лагерю пройти спокойно нельзя, того и гляди укусит блохастая шавка. Я неоднократно ставил вопрос об отстреле! Но кого это волнует, кроме меня? Хорошо хоть погрызли самую малость.
Насчет самой малости Ивашов пошлейшим образом врал. Собачьи клыки изуродовали лицо Твердовского, в клочья изорвали шею, почти отделив голову, и прогрызли живот, выпустив потроха.
– Просто замечательно, – махнул Зотов рукой.
– Вы понимаете, что это значит? – с придыханием спросил Ивашов.
– Ну еще бы, по вашей вине утеряны важные улики. Я расцениваю это как саботаж.
– Я ни при чем. – Ивашов отшатнулся и побледнел. – Я доктор и за трупами смотреть не обязан! Понимаете? Не обязан!
– Не кричите, доктор, у меня болит голова, – поморщился Зотов, опускаясь на корточки перед обезображенным телом. Мда, ловить явно нечего, кусок бесполезного мяса. – У трупа видели посторонних?
– Никого. – Ивашов закончил трястись. – Вернее, я никого не видел, были трое пациентов, и все. А что?
– Да так. – Зотов коснулся уцелевшего участка кожи и понюхал пальцы. Чисто.
В тридцать втором, в Кингисеппе, был схожий случай. Одним прекрасным утром дворник обнаружил в подворотне труп, объеденный собаками до неузнаваемости. Вызвал милицию. Личность жертвы установили махом, в кармане нашлись документы. Оказалось, гражданин любил напиваться до скотского состояния, частенько засыпал на улице и прошлой зимой успел обморозиться, потеряв три пальца на левой руке. Утрата важных частей тела к отказу от вредных привычек не привела. Несчастный случай, не иначе. Вдова билась в истерике, грозилась свести счеты с жизнью. Преступление открылось случайно. Город маленький, все на виду, через пару недель следователь застал безутешную вдову в компании хлыща с ленинградской пропиской и шикарной криминальной биографией. Парня загребли в каталажку, где он запел соловьем. Оказалось, выпивоху задушила подушкой жена, поддавшись на уговоры любовника. Обещал, дарил цветы, щедро вешал лапшу на уши, в общем, стандартный набор. Тело облили растопленным салом и вытащили на улицу. Собаки оправдали возложенные надежды. Суд отправил убийцу на восемь лет в лагеря, подельнику впаяли пятерку. Могло тут быть то же самое? Сомнительно. Слишком сложно, если кто-то хотел спрятать улики. Да и смысл, если первичный осмотр произведен? Очередная тропиночка в никуда.
– Они вкусили человечины, понимаете? – пролепетал Ивашов. – Теперь ждите нападений на людей! Умоляю, поговорите с Марковым, нужны кардинальные меры!
– Меня больше интересовал труп, чем собаки, – признался Зотов.
– Думать надо не о мертвых, а о живых, – назидательно сообщил Ивашов. – Мертвецам уже ничем не помочь, а собаки-людоеды под боком! И повар Савушкин им потакает, а я говорил Олегу Ивановичу… – Фельдшер осекся.
Зотов сделал вид, что не слышал. Ивашов стучал Твердовскому, дураку ясно. Знаем мы эти разговоры о том о сем с умными, внимательными людьми, сами такие. Особист многих держал за причинное место. Синенькая тетрадочка, мать ее. Теперь Твердовский откочевал в лучший мир, и агентуру нужно перетянуть на себя. Просто так, на всякий случай. Приятно, когда на тебя работает десяток дополнительных глаз и ушей. Зотов закинул крючок:
– В землянке начальника особого отдела найдена синяя тетрадь крайне интересного содержания. Вам уделена пара строк.
– Она… она у вас? – Зрачки доктора предательски расширились. – Марков сказал, тетрадь пропала.
– Марков говорит то, что нашептал я, – лихо соврал Зотов, идя по самому краю. – Надеюсь, вы в курсе моих полномочий?
– В курсе.
– Значит, с этой минуты работаете на меня, добрый доктор. – Зотов доверительно взял Ивашова под руку, чувствуя, как того колотит мелкая дрожь. Приятное ощущение. – Мне нужна вся информация по смерти Твердовского, любые детали. Поможете мне, я помогу вам. Инцидент с трупом и собаками будет исчерпан, синяя тетрадь уедет со мной, а я, через связи в комиссариате здравоохранения, сделаю вас настоящим врачом и организую переезд в большой город. Честная сделка?
– Я… я не смел и надеяться, – пролепетал Ивашов. – Я все сделаю, огромное вам спасибо!
– Благодарить будете после. – Зотов отстранился и пошел к выходу. – Я буду наведываться время от времени, девочки у вас загляденье.
– Всегда рад, – расплылся в льстивой улыбке Ивашов. – Проводить вас?
– Не стоит, пусть нас как можно реже видят вместе. До встречи, добрый доктор, – попрощался Зотов и задернул брезент. Захотелось вымыть руки с мылом и щеткой. Плюсов больше, чем минусов. По разгильдяйству потеряно тело. Однако приобретен весьма ценный агент и кинута приманка о синей тетради. Посмотрим, что будет.
На лес упали бледно-молочные сумерки, лагерь постепенно затих. Зотов добрался до кухни, поужинал пшенной кашей со шкварками и жареным луком и отправился обживать землянку Твердовского. Сон на месте убийства его ничуть не смущал. Не кисейная барышня. Выделываться будем после войны. К жилищу подошел в сгустившейся темноте. На небе рассыпались тусклые звезды, играя в прятки с робкой нарождающейся луной. Зотов достал папиросу, чиркнул спичкой и прикурил, выпустив струю синего дыма. Водки бы выпить грамм двести, от местного пойла воротит. Коварный организм отказывается принимать изысканные напитки вроде самогонки и коньяка. Жена пыталась приучить пить коньяк по всем правилам: мелкими глоточками, смакуя и грея в руке. Зотов кривился и норовил засадить коньяк залпом, закусив пельменями или прозаической колбасой. «Зотов, прекрати!» – кричала Светлана. Она всегда обращалась к нему по фамилии, когда злилась или назревал серьезнейший разговор.
– Товарищ Зотов, – позвали из темноты.
Зотов охнул, едва не выронив папиросу, и пробурчал:
– За такие шутки у нас во дворе убивали. Мне не восемнадцать, могу дуба дать.
– Простите, – шепнул невидимка без тени раскаяния. В ночном мраке угадывался силуэт. – Я не хотел.
– Кто вы?
– А какая разница?
– Действительно, никакой. Я могу выстрелить и потом посмотреть, нервы ни к черту.
– Разговор до вас есть. – Голос незнакомца показался смутно знакомым. У Зотова хорошая память на лица, числа, голоса и обиды.
– Поговорим в землянке? Чаю попьем.
– Не-е, хитренький какой. Я это, как его… тайно.
– Боитесь?
– А кто не боится? Дураки разве.
«Ого, первый анонимщик в новом театральном сезоне, – обрадовался Зотов. – Уже и не чаял». Чем хорош простой смертный? Если волею случая он становится владельцем некоей, по его мнению, крайне важной информации, то по истечении толики времени его начинает корежить от желания поделиться. Человека распирает ощущение собственной значимости, а окружающие, гады, не понимают. И тогда простой смертный решает растрезвонить тайну.
– Ближе к делу, любезный. – Зотов шумно зевнул. – Спать очень хочется.
– Друг у меня пропал, – сообщили из темноты. – Я товарищу Маркову сообщил, он грит – разберемся, помалкивай, а сам не делает ничего. Исчез хороший человек – и хрен с ним. Вот я до вас и пришел.
– Спасибо, тронут доверием. – Зотов сделал шаг. – Курить хочешь?
– Не подходите, – пискнул незнакомец, но было поздно. Зотов метнулся вперед и сцапал невидимку, в руках забилось худое, неожиданно сильное тело, затрещала рвущаяся одежда.
– П-пусти… – захрипел анонимщик.
– Лежать, дернешься – завалю, – пообещал Зотов, раздумывая, врезать стервецу по дурной башке рукоятью ТТ или нет.
Человек всхлипнул и затих.
Врожденная мягкость характера перевесила, и Зотов, ограничившись профилактическим тычком в область печени, развернул добычу лицом, сел сверху, зажег спичку и усмехнулся. Зыбкий огонек высветил перепуганного Кольку Воробьева, лучшего часового партизанского отряда «За Родину».