– А ты, Степан, откуда все знаешь? – поинтересовался Зотов.
– Сызмальства в лесе, – буркнул Шестаков, перепрыгивая зыбкое место. – Дед-покойничек приучил, первейший охотник был в наших краях. Лес-то он как? Торопыг с крикунами не любит, а ежели к нему с почтением, он и накормит, и обогреет.
Ручей выписал петлю, набрал силу, засверкал золотистым песком, и глазам открылась бескрайняя водная гладь. Мечты Зотова на крохотную речушку разлетелись хрустальной вазой, сброшенной с полки внезапно загарцевавшим котом. Красавица Десна раскинулась в ширину метров на сто. Противоположный берег зарос плакучими ивами, ниже по течению узким клином разрезал реку длинный, утопающий в зелени остров. Под ногами осыпались струйки мелкого, выбеленного солнцем песка.
– Ух ты, сейчас бы с удочкой зореньку скоротать: котелок с ушицей на углях попыхивает, в речке литрик беленькой охлаждался, – мечтательно причмокнул Карпин. – Может, ну ее к бесу, эту деревню? Отпуск устроим.
– Вон там, где Навля впадает, раки прямо кишат, – указал Колька. – Вода холоднющая, зубы чечетку стучат, а сотню надергаешь. С укропчиком, м-м-м…
– К ракам пиво потребно, – скривился лейтенант. – Да и какая раки еда? Пока хвосты обсосешь – наплачешься. Жалко мне их всегда было, падл, живыми варить. Нет, тут удочка нужна или сетка, я б вам показал, как рыбу ловить. Степан, клюет тут?
– Как в рыбном отделе, успевай ведро подставлять, – пробасил Шестаков, вылезая из овражка. – В другой раз щук натаскаем, вдовушка знакомая больно вкусно в печи запекает, со сметаной и луком. Сверху корочка золотистая похрустывает, изнутри белое мясо паром исходит.
– Прекратите, – простонал Капустин, шумно глотая накопившуюся слюну. – Ну вот что вы за люди?
– Обыкновенные, рядовой, – рассмеялся Карпин, но тут же погрустнел. – Я ведь на рыбалке год уже не был. У нас, на Волге, знаешь какая рыбалка? – Лейтенант развел руками чуть ли не на метр. – Вот такие судаки! По восемь кило!
– Ну да, заливай, – возмутился Колька. – Таких судаков не бывает.
– А ты видел? Вот и не говори, – совсем как мальчишка завелся лейтенант. – Десну вашу цыпленок вброд перейдет и перышков не замочит, а у нас Волга! Великая река. Осетра раньше баржи топили. Не осетра, а киты!
– А мы однажды мертвяка выловили на мелководье, – сообщил Колька хрен знает зачем. – Думали, бревно, а глядим – волосы черные в коряге запутались. Баба утопла и плывет себе в Черное море. Ну мы испужались сначала, а потом палками ее к берегу подогнали. Вот жуть. Белесая, распухла вся, и раки кишат.
– Но ты не растерялся, оприходовал бедняжку тайком, – поддел Шестаков.
– Надо больно, – возмутился Колька. – Милицию вызвали. А раков с нее сняли целую кучу.
– Сожрали? – брезгливо осведомился Капустин.
– А то как, не пропадать же добру. – Воробей погладил живот и глазки сделал мечтательные.
– Дураки. И каннибалы! – Радист на всякий случай отодвинулся подальше.
– Да нет, рыбалка – дело веселое, – возразил Карпин. – Я с детства рыбалил, сколько помню, всегда на реке. Дед удочку смастерил: ветку гибкую срезал, веревочку привязал, вместо крючка гвоздик гнутый приладил. С тех пор я и пропал. Текла у нашей деревни речуха Чабышевка, мелочуха в ней водилась, коту на прокорм. Мамка переживала сначала, на берег бегала, а потом махнула рукой. А как-то летом приехал папкин двоюродный брат, дядя Яша из Иваново, погостить. Он на ткацкой фабрике работал, слыл человеком интеллигентным. Бабушка его в пример отцу ставила, какой Яшенька умный да начитанный, слова матерного не скажет. Была у него присказка «Полный порядок», его за глаза так и звали. Ох и завидовал я дяде Яше, привез он настоящую удочку, длиннющую, из бамбука, к ней лески катушку и набор всяких грузил и крючков. Целая коробочка металлическая с сокровищами. Я таких и не видел. Посмотрел дядя Яша на мои снасти, говорит: «Ничего, Мишка, научу я тебя рыбу ловить, будет полный порядок!» С барских щедрот отвалил мне лески кусок и крючок. Я ночь не спал, переживал, весь навоз во дворе перерыл, свиньи коситься уж начали, червей целую банку набил. С рассветом отправились мы на Волгу, Полный порядок взял лодку у мужиков. Волга широкая, красота, аж дух захватило. Отплыли метров на сто, закинули удочки. И знаете, поперло мне вдруг, клюет одна за другой: лещи, плотвешки и окуньки. А у дяди Яши ничего нет, как отрезало, сидит-курит, нервничает. Посмотрел на мой улов и говорит вроде как в шутку: «Эх Мишка, зря я тебе крючок, видать, подарил». А я таскаю, аж от восторга повизгиваю. Часа два сидели, только ершишко дурной Полному порядку попался, он уж хотел домой поворачивать, нарыбалился вроде. Но тут клюнуло у него, верите-нет, удилище раз – и согнуло дугой. Вода буруном пошла, и спина гладкая на солнце блестит. А затем и башка усатая показалась. Сомище огромный, мне он тогда больше лодки казался. Дядя Яша вскочил, ногами уперся, орет: «Полный порядок, Мишка!» А сомина матерый, лодку качает, вот-вот оборвет. Дядька покраснел, жилы на висках вздулись, морда перекосилась. Тянет добычу. Рыбина измоталась, притихла. Дядя Яша кричит: «Мишка, держи удочку, я его щас ебну веслом!» А мне семь лет, как я сома удержу? Да разве о том тогда думали? Рыбина в себя пришла, да как дернет, лодка ходуном, я за борт и кувыркнулся. А плавать я не умел. Слышу, Полный порядок вопит: «Мишка, че телишься? Хватай удочку, шкет!» А я воды хлебанул и иду ко дну, испугаться толком не успел. Забарахтался, заорал, жить-то охота. Дядя Яша увидел, не знает, что делать: и сома бросать жалко, и пацан утопает. Были у дяди Яши непростые душевные муки. У меня над головой вода зелененькая колышется, пузыри ртом идут. Швырнул удочку дядя Яша, прыгнул за мной, не дал помереть. Понятно, как бы он домой явился с сомом, но без племянника? Нахлебался я водички от пуза. А сом вместе с удочкой так и уплыл. Жалко было ее до слез, такая знатная удочка. Наказал дядя Яша о том случае никому не рассказывать, особенно матери, а сам больше в гости не приезжал.
– Вот поэтому рыбалку я не люблю, – усмехнулся Капустин.
За овражком раскинулся сочно-зеленый заливной луг, стрелой протянувшийся вдоль русла реки.
– Сюда дуйте, бездельники, надо подмочь. – Шестаков, хватаясь руками за ветки, полез к воде. Карпин нырнул следом за ним. Воробей поскользнулся, вскрикнул и съехал на заднице. Зотов облегченно вздохнул, увидев, как Степан отвязывает спрятанную в бородище корней и невидимую с берега длинную лодку.
В жизни пошла светлая полоса. Не то чтобы Зотов боялся умереть, вовсе нет, больше всего он страшился начать тонуть и быть спасенным кем-то из группы. Лежать на берегу, отрыгивать грязную воду и утробно стонать. Такой удар по репутации был бы невыносим, лучше тихонечко погибнуть при выполнении боевого задания. К счастью, проблема решилась в зародыше.
– Ну и корыто, – пренебрежительно фыркнул Карпин, разглядывая лениво плещущуюся на дне посудины вонючую воду.
– Чего? Крейсер мой не по ндраву? – насупился Шестаков. – Ну жди следующего, али моста, через сорок лет обещали построить, недолго совсем. Веслами ворочать умеешь, рыбак?
– Сомневаешься? – Карпин полез в лодку.
– Кто вас, говорунов, разберет. – Степан сунул ему расщепленное весло.
Пришлось делать несколько ходок, шестаковский ковчег мог принять на борт не больше троих. Первыми Степан переправил Карпина с Егорычем. Зотов с остальными пережили пару десятков минут выматывающего душу ожидания. Форсировать реку среди белого дня – чистая авантюра. Кто знает, что на том берегу? Лодка заскользила вдоль острова и исчезла за мысом, увенчанным огромной сосной, обугленной дочерна и рассеченной надвое попаданием молнии. Над Десной стояла зыбкая тишина, нарушаемая перебранкой птиц в камышах. Плескалась играющая рыба.
– Возвращается, – возбужденно шепнул Колька.
Зотов присмотрелся. Ни хрена. Хотя нет, вот и лодка. В ней одинокая фигура. Глазастый Воробей, молодец. Степан вернулся, пыхтя и покраснев от натуги. Посмотрел на Зотова ненавидяще и сказал:
– Прошу занимать места согласно купленным билетам. Вас обслуживает пароходство на добровольно-принудительных началах «Шестаков и сыновья».
Зотов полез в лодку, надеясь, что грести его не заставят. Иначе конфуза не избежать: пловец посредственный, на веслах ходить не научен, получается, бесполезный во всех делах человек. Стыдища одна.
На весла сел Колька, принявшийся грести неожиданно умело для своего субтильного телосложения. На шее и руках Кольки надулись синие жилы, лодка шла плавно и ходко, чуть зарываясь носом. Капустин, брошенный в одиночестве, отполз за кусты.
По течению плыл мелкий древесный мусор, у берега русальими космами стелилась речная трава. Колька повел суденышко вдоль островка, под шатром почтительно склонившихся старых берез, окунающих ветви в неподвижную водную гладь. Лодка выбралась на простор, одолела последние метры и мягко ткнулась в прибрежный песок. Зотов спрыгнул первым и черпнул воды сапогом. Черт. Ну почему? Пытался красиво высадиться, поиграть в морскую пехоту. Вечно все наперекосяк.
– Робята чуть выше, на горочке, – указал направление Шестаков, пересаживаясь на весла. – Левее не сдавайте, там заводь гнилая, лягушачье отродье такой хай поднимет, в Брянске услышат. – И начал табанить, глухо разговаривая сам с собой: – Сука, как катер, ети его в дышло. Туда-сюда шлындаю. Может, за энтим не плыть? Там посидит… Нет, Степан Мироныч, дорогой, надыть ехать, доля наша такая, сиротская.
Лодка с Сиротой плавно отчалила.
Раздался тихий отрывистый свист. Зотов повернулся и с трудом обнаружил в прибрежных зарослях лежащего Карпина. Егорыч расположился чуть дальше, у толстого, вспухшего уродливыми наростами ивового ствола. Пулемет, поставленный на сошки, грозно поглядывал на просвет.
Зотов залег, силясь унять бешено скачущее сердце. Вроде все спокойно, а нервишки шалят. Руки, паскуды, снова стали дрожать. Рядом шумно завозился Воробей и виновато шепнул:
– Поскорей бы, мамку месяц не видел.