– Странно, – заметил Решетов. – Разве можно столько раз пырнуть человека, и он даже не закричит?
– Очень сомнительно, – согласился Зотов. – А ну, помоги.
Они вдвоем перевернули Шустова на бок, Зотов содрал остатки одежды и, понимающе хмыкнув, указал на единственную рану под левой лопаткой.
– В сердце, сильный и точный удар. Он и был первым, мгновенная смерть.
– Ух ты, – удивился Решетов. – Как часового сняли!
– Работа мастера, – согласился Зотов. По спине пробежал гадостный холодок. Это не пьяная поножовщина, не пустяшная ссора – Шустова зарезал хладнокровный, натренированный убивать человек. И этот человек совсем рядом, возможно, стоит и наблюдает со стороны.
– Спецов по снятию часовых у нас завались. – Решетов выматерился.
Тело уложили на спину. Зотов наклонил голову, разглядывая странные резаные раны чуть ниже левого соска. Снял фляжку с пояса, полил на руку и смыл кровавые разводы, обнажая бледно-зеленую плоть.
– Это что? – испуганно спросил Марков.
– Палочки какие-то, – прищурился Решетов.
– Похоже на цифры, – предположил Зотов и обвел раны пальцем. – Глядите – римские девять и шесть и двоеточие между ними.
– Мать твою так! – ахнул Марков.
– Удивительно точные слова, – сказал Зотов.
– Да ну на хер! – удивился Решетов. – Цифры резать зачем? Кому это надо?
– Не имею понятия, – развел Зотов руками. – Ясно одно: судя по количеству ран, кто-то Шустова весьма недолюбливал. Убили сзади, а потом глумились над телом. У него были враги? Старые счеты, обиды, карточные долги?
– Ничего такого, – без раздумий ответил Решетов. – Я бы знал.
– Значит, тупик. – Зотов отступил от мертвеца. Шестаков был должен убитому пять сотен рублей, но какой дурак будет резать человека из-за такого пустяка? Да и всю ночь Степан рядом был, в нескольких километрах от лагеря. Можно ли верить Решетову? Время покажет. Говорит – врагов не было. Может, и так. Иначе смысл запутывать следствие? – Не нравится мне все это, товарищи партизаны: убит начальник особого отдела, убит Шустов, пропал Валька, мы, в Новоселках, натолкнулись на механизированную колонну. Венгры: грузовики, бронетранспортеры, полевая кухня. Не меньше роты. Уехали вниз по течению.
– А я предупреждал, – кивнул Решетов. – Зашевелилось осиное гнездо. Со дня на день ждем карательной операции. Засекли вас?
– Нет, мы героически отсиделись на сеновале, – усмехнулся Зотов. – Венгры были проездом, заскочили на пару крайне напряженных минут. Последний раз я так трясся, когда без билета в трамвае ехал. Местный староста нас, кстати, не выдал. Мир для меня перевернулся вчера.
– Васька безногий? – уточнил Марков. – Этот – да, надежный мужик.
– Мне тоже так показалось. А на обратном пути нарвались на непонятно кого, немножечко постреляли. Капустин ранен, отправился к вашему коновалу.
– Ромочка его подлатает, – зловеще рассмеялся Решетов. – Он людей с царапинами пустяшными умудрялся в гроб загонять. – И тут же перешел на деловой тон: – На кого нарвались?
– Без понятия. В бой они ввязываться не стали, сразу отошли, потеряв двоих. Преследовать мы, понятно дело, не думали, себе дороже выйдет. Какие-то гражданские, но вооружены серьезно, был как минимум один пулемет.
– Господи, не лес, а проходной двор. – Марков заохал и вытащил карту. – Показать сможете?
Зотов пару минут напряженно всмартивался в сплошную массу лесов и болот, ориентируясь на голубеющую полоску Десны. Нашел Верхние Новоселки и уверенно ткнул в нужный квадрат.
– Тут.
– Пять километров от нас. – Марков переглянулся с Решетовым. – Это не соседи, я б знал.
– Ну вот и посидели по-стариковски, – резко сказал Решетов. – Я поднимаю своих, ухожу в поиск, не нравится мне, когда возле лагеря сволочи шастают. Усиливайте охрану, Михаил Федрыч.
– А как же чаек! – ахнул Аверкин, мнущийся у двери. – Я свежего заварил!
– К дьяволу чай! – Решетов воззрился на Зотова. – Составишь компанию?
– Не откажусь, – согласился Зотов. Устал и вымотался, как упряжная собака, но такое действо нельзя пропускать. Что может быть увлекательней охоты на человека?
– Отлично, жду через десять минут на западной тропе. Честь имею. – Решетов щелкнул каблуками хромовых сапог, начищенных до нереалистичного блеска, и удалился быстрой, легкой походкой.
– Вот так всегда, – посетовал Марков с плохо скрываемым удовольствием.
– Чаек, – простонал Аверкин. – Виктор Павлович голодный, поди.
– Да нет, что вы, спасибо, я кушал. Вчера, – сказал Зотов.
– Я сейчас, я быстренько. – Интендант засуетился. – Никуда не уходите, Виктор Палыч!
– Голодным не останетесь, – убежденно произнес Марков. – Оно и верно, на пустой желудок много не навоюешь. Отоспаться бы вам, почернели весь.
– На том свете выспимся, – отшутился Зотов. Они вышли из сарайчика с трупом, командир распрощался и умчался, сосредоточенный и деловитый. Предстояло усилить посты.
– Колька! – Зотов увидел плетущегося Воробья.
– Да, Виктор Палыч!
– Отдохнул?
– Но… вы чего, Виктор Палыч? Я только пулемет оставил, – растерялся Колька.
– Собирайся, уходим. Поднимай наших, Шестакова, Карпина и Егорыча, пусть бросают все. Чтобы в полном боевом через пять минут были на западной тропе. Скажешь, я приказал. Выполнять.
Воробей застонал и, с трудом переставляя заплетающиеся ноги, исчез.
– Виктор Палыч! – Запыхавшийся Аверкин сунул Зотову сверток. – Чем богат, не побрезгуйте.
– Спасибо, Аркадий Степанович. – Зотов дружески хлопнул толстяка по плечу и не глядя сунул тяжелый сверток за пазуху.
– Да чего уж, – скромно потупился Аверкин, неожиданно сильно схватил за предплечье, пугливо огляделся, притянул к себе и тихо сказал: – Не доверяйте Решетову, он опасный человек.
Зотов застыл. Вот так новости.
– Почему?
– Решетов не тот, за кого себя выдает. Страшный, безжалостный зверь, упаси вас повернуться к нему спиной или встать на пути, многие поплатились. Попомните мои слова, Виктор Палыч. – Аверкин отстранился и засеменил прочь.
Час от часу не легче. Не отряд, а клубок скользких ядовитых змеищ. Бухгалтерия райкома партии столько интриг на-гора не выдает. Все друг друга подозревают, обвиняют, строят изощренные козни. А ведь так мило все начиналось. Что Аверкин имеет против Решетова? Нагнал туману и смылся. Можно быть уверенным только в одном – Решетова не было в отряде во время убийства Твердовского, а значит, убийца не он. Хоть какая-то определенность.
Лагерь тем временем оживал, наполняясь деловитой суетой, шумом голосов, бряцаньем металла и ржанием лошадей. Забегали люди, послышался забористый мат. Отряд поднимался в ружье. К азартной суматохе присоединились собаки одноногого повара, истерически лая и путаясь под ногами. Лохматая сученка взвизгнула, получив пинок от пробегавшего партизана.
На краю лагеря собрались вооруженные люди, колоритная компания суровых, видавших виды мужиков, похожих на старую добрую банду времен Гражданской войны. Не хватало зеленого знамени и пары тачанок. Знаменитая группа Решетова во всей красе.
Зотов призывно взмахнул рукой, увидев идущих Карпина, Егорыча и Воробья.
– Куда спешим? – подозрительно спросил лейтенант.
– Организуем загонную охоту на ухарцев, с которыми давеча пострелялись.
– Хорошее дело, – присвистнул Карпин. – Только неблагодарное. Больше суток прошло, теперь ищи ветра в поле.
– Товарищ Решетов сыщет! – заявил Колька, аж подпрыгивая от возбуждения. – Он знаете, знаете какой!
– Как щенок радуешься, – усмехнулся Зотов.
– Так Решетов! – обескураженно притих Колька, не понимая, почему никто не разделяет восторга. – Ой, чего с вас взять, вы в отряде без году неделя, не знаете ничего!
– А ты просвети.
– Решетов… Решетов… – Колька захлебнулся эмоциями. – Он такой… такой… Герой он настоящий, фашистов лупит – клочья летят! С ним никто не сравнится, даже вы, Виктор Палыч!
– Ну вот, я обиделся. – Зотов шмыгнул носом.
– Простите, Виктор Палыч! Я не хотел! Но Решетов! У нас все мальчишки равняются на него!
– И Валька?
– И Валька. – Воробей погрустнел. – Вот бы он узнал, что я с Решетовым иду.
– Это я тебя взял, – попытался набрать пару очков Зотов.
– Спасибо. – Колька бросился обниматься.
– Ну хватит, хватит, слюнями зальешь, – отстранился Зотов. Он не знал, как к участию его крохотного отряда отнесется Решетов. По слухам, капитан не берет на задания посторонних, еще погонит взашей, мужик он, видно, железный.
– Суета тараканья, с ума посходили все, что ли? – прогудел незаметно подошедший Шестаков, жующий здоровенный кусок хлеба с салом, в бороде застряли крупинки разваренной гречневой каши. – Артисты, что ль, приезжают? Я б клоунов посмотрел, страсть их люблю, холер крашеных.
– Артистов не обещаю, – откликнулся Зотов. – Идем вчерашних недобитков искать.
– А-а-а, хорошее дело, удачи тады. – Шестаков разом потерял к происходящему интерес. – Я спать, вернетесь – расскажете, как все прошло.
– Ты не идешь?
– Без меня, че ли, не справитесь? Уж как-нибудь…
– Корову пойдешь доить, Шестаков. Она тебя заждалась.
– Когда выступаем? Я готов! Пошутковать уж нельзя? – вскинулся Степан. – Я и сам хотел предложить, да постеснялся чегой-то. Знаете, какой я стеснительный? Мамка мне завсегда говорила: «Помрешь, Степка, через стеснительность эту свою». Вот, помню, был случай…
Договорить не успел.
– Отряд, стройсь! – гаркнул немолодой шустрый партизан.
Бойцы побросали самокрутки и выстроились в колонну по два, со сноровкой, которой могли позавидовать кремлевские курсанты. Из-за елок появился Решетов в сопровождении двух примечательных личностей. Первый – невысокий, жилистый, с узким неприятным лицом и сломанным носом, одетый в офицерскую полевую форму, перевитую десятком ремней. На голове мятая папаха, в руках короткая плеть. Второй – полная противоположность. Высокий, мощный, похожий на забросившего ковер и обросшего жиром борца тяжелого веса. Плечищи глыбой, узловатые руки ниже колен, не застегнутая на верхние пуговицы куртка не в силах сдержать напора волосатой груди. Ручной пулемет в широких ладонях словно игрушка. Лицо плоское, вдавленное. В поросячьих глазах нездоровый огонь. Питекантроп какой-то.