– Соваться к нему за компенсацией не советую.
– И не собирался. – Аверкин утих. – Уезжаю в отряд, Виктор Палыч. Подводы загружены, махнем через лес, напрямик, к вечеру дома. И вам советую. Может, со мной?
– Я задержусь. Интересно посмотреть, чем все кончится.
– Воля ваша, за вещичками только присматривайте. Пойду собираться, спасибо этому дому. – Аверкин тяжело вздохнул и засеменил прочь.
Партизаны прикатили ржавую, утробно булькающую бочку.
– Бензина литров пятьдесят! – отчитался Пиленко, гулко хлопнув по мятому боку. Бочка отозвалась протяжным баском. – Керосину по дворам собрали еще литров десять.
– Мало, – поморщился Решетов, с видом инквизитора глядя на школу. – Тащите солому и сено.
– Какое сено, товарищ командир? – опешил боец. – Май месяц.
– Не умничай у меня! Сказал сено, значит, сено! Бегом! – Решетов потихонечку впадал в веселое, деятельное безумие. Повернулся к Зотову и объяснил, нервно потирая ладони: – Полы обложим, горючкой польем и запалим. Доски сухие, вся деревня согреется. Аркаша куда убежал?
– Уходит в отряд.
– А-а, ну пусть проваливает, впечатлительным интендантам тут места нет. Спички есть?
Ответить Зотов не успел. По Тарасовке пронесся дробный стук копыт. В начале улицы показались всадники, числом около двух десятков. Странно, как они прошли сквозь посты? Кудахча, брызгали куры, топорща куцые крылья и теряя перо. Следом, задорно вопя и круша полынь прутьями, бежали мальчишки. Ни хрена себе эскадрон.
Пахнуло острым духом конского пота. Передовой всадник осадил скакуна перед школой, попытался лихо спрыгнуть, запутался в стремени и задергал ногой, наливаясь в щеках спелым помидором. По виду сущий командир – в офицерской полевой форме, фуражке со звездой, с портупеей и планшеткой на поясе. Высокий, сутуловатый, заплывший жирком, с длинными, сильными ручищами и покатой спиной. Квадратный волевой подбородок, выбритый начисто, отливал синевой, Зотову стало стыдно за свою трехдневную неряшливую щетину.
Решетов нервно задергал щекой. Как пить дать узнал офицера. Зотов хотел спросить у Шестакова, но, повернувшись, Степана не обнаружил. Смылся куда-то, подлец.
Всадники рассыпались полукольцом, зорко посматривая по сторонам. Агрессии не проявляли, впрочем, держали оружие наготове. Вихрастый парень закинул карабин за спину, спешился и бросился помогать командиру.
Краснорожий выпутался из стремени, швырнул поводья вихрастому и пошел прямо на Решетова, печатая шаг. Так ходят гражданские, неожиданно оказавшиеся на воинской службе. Строевой шаг и отдание чести – святое для подобной публики. Можно еще, к месту и не к месту, цитировать на память устав – это высший пилотаж и признак того, что человек далек от армии, как союзники от открытия второго фронта.
– Кто Решетов? – неожиданно визгливым для такой комплекции голосом полоснул верховой.
– Ну я, – с вызовом ответил Никита.
– Не «ну я», а «я, товарищ второй секретарь райкома партии»!
«Ого, какие люди», – удивился Зотов.
– Ну я, товарищ второй секретарь. – Решетов слегка побледнел, не привыкший окунаться в дерьмо перед своими людьми.
– Я Фролов Михаил Григорьевич. Слышал небось?
– Ну слышал.
– «Ну слышал», – передразнил Фролов. – Распоясались тут, где дисциплина, капитан? Вчера хотел примчаться, шеи намылить, да не успел, дел выше крыши.
– Деловой ты, – вальяжно отозвался Решетов.
– Ты как разговариваешь? – закипел секретарь.
– Слушай, друг, не ори, голова болит, – вклинился Зотов в разговор, оттирая Решетова собой.
– А ты кто такой?
– Зотов, представитель Центра в окрестных селах и деревнях.
– Пф! – Секретарь временно потерял дар речи. – Ничего себе! В Штабе партизанских отрядов с ног сбились, вас разыскивая! Я вчера в «За Родину» сунулся, хотел познакомиться, Марков сказал, не знает ничего, он, мол, вам не хозяин. А оно вон, значит, как!
– А мы тут, видите ли, советскую власть восстанавливаем. – Зотов неопределенно повел плечом.
– Ни в какие ворота! – Фролов притопнул каблуком. – Вы отдаете отчет своим действиям? Ладно он. – Секретарь кивнул на Решетова. – Конченый человек, но вы-то куда?
– А что я? – прикинулся дурачком Зотов.
– Впутались в авантюру, наломали дров, запороли операцию, которую мы три месяца готовили, крупинка к крупинке! Кто дал приказ на захват Тарасовки и Шемякино?
– Он, – наябедничал Зотов, кося глазом на Решетова.
– Ага, я, – не стал отпираться Никита.
– Ты у меня под трибунал загремишь, – пообещал Фролов и рубанул ладонью по горлу. – Вот тут уже со своими фокусами. Развел самодеятельность! Мы Тарасовку как последний козырь берегли, по плану гарнизон должен был поднять восстание, когда каратели выдвинутся на Кокоревку, а теперь что?
– Я же не знал! – развел руками Никита.
– Какого хера лезешь тогда? Бардак и махновщина! Я это прекращу!
– Че кричать-то? Дело сделано. Хочешь – прощения попрошу.
– Тебя судить будут.
– Это за что?
– Ясно, пустой разговор. Ссы в глаза – божья роса. Ничего, управа найдется. А вы, товарищ Зотов, некрасиво себя повели. Доложу в Центр, чем вы тут занимаетесь.
– Пожалуйста, ваше право, – пожал плечами Зотов, волком посматривая на Решетова. Вот удружил так удружил. «Отобьем деревеньку, по ордену схватим, комар носу не подточит…» Ну-ну. Прохиндей. За такое в военное время могут и профилактический расстрел прописать.
– Думаете, пугаю?
– Совсем нет. Вину признаю. Готов понести наказание. – Зотов исподтишка погрозил Никите кулаком.
– Это я его втравил, – хмуро сказал Решетов.
– Без разницы. Хорошо устроились: круговая порука, самоуправство и анархизм. Мне заняться больше нечем, как за вами дерьмо убирать? Ты командир партизанского боевого соединения, Решетов, а не разбойничьей шайки.
– Я же извинился.
– Мы с тобой после поговорим, в другом месте и при других обстоятельствах. Там с тебя спесь обобьют.
– Не пугай, пуганый.
– Все вы смелые до поры. Приказываю деревню оставить. Собирайте шмотки и выметайтесь.
– Ты мне не указчик.
– Решетов.
– Ну.
– Это приказ.
– Много вас, приказчиков, на мою голову.
– Товарищи, давайте наконец успокоимся. – Зотов предусмотрительно влез в разговор. – Я вас отлично понимаю, Михаил Григорьевич, мы допустили ошибку, ответственность разделим напополам. Сейчас о другом нужно думать – об эвакуации семей партизан.
– А вчера вы чем занимались?
– Да всяким… – растерялся Зотов. Резонный вопрос. Вчерашний день в этом плане потерян.
– Пили? – Секретарь шумно потянул носом воздух.
– Немного.
– Вы за это поплатитесь. Оба. Я так не оставлю. Страна воюет, а вы? Эх… Партизанские семьи заберу в Кокоревку, там поглядим. Люди готовы к эвакуации?
– Еще как! – бодро соврал Решетов.
– Выходим через двадцать минут. – Фролов бросил взгляд на часы. – Вы двое – со мной. Добром не захотите, будете арестованы.
– Арестовывалка не выросла, – напрягся Решетов и скользнул рукой к кобуре.
Лицо секретаря окаменело, только нижняя челюсть двигалась туда и сюда.
– Хватит, Никита, – отрезал Зотов и обернулся на шум.
По улице несся, придерживая кепку, боец с винтовкой. Подбежал и остановился, не зная, кому докладывать. Собрался и выдохнул:
– Тов… товарищ капитан, я от товарища Саватеева. У нас там… у нас там противник!
– Ну наконец-то! – обрадовался Решетов и заорал на всю Тарасовку: – Боевая тревога! Отряд, в ружье!
Зотов влился в общее движение. Вот те раз, каминцы себя долго ждать не заставили. Очень вовремя, спасибо.
Фролов, так и не успевший никого арестовать, зычно командовал. Партизаны из его группы спешивались и уводили коней. Решетов переговорил с Пиленко, и тот опрометью кинулся в обратную сторону.
– Извини, – сверкнул белозубой улыбкой Решетов. – На том свете сочтемся.
– Да пошел ты, – беззлобно отозвался Зотов. – Аньку не видел? С утра нигде нет.
– Вот разве до нее мне сейчас? – отмахнулся Решетов.
Они выскочили на южную околицу. Под каблуком поехал рыхлый бруствер окопа. Саватеев был на НП, встретил сдержанно. Указал в сторону леса и сказал, обращаясь исключительно к Решетову:
– Доброго утречка, товарищ командир. Вон туда гляньте, гости у нас.
Партизаны рассредоточились по траншеям, тут и там торчали любопытные головы. Зотов схватил протянутый бинокль.
– Ориентир – дорога на Холмечь.
Зотов повел взглядом вдоль проселка, жмущегося к деревьям, и там, где желтушная полоска колеи терялась в лесу, увидел плохо различимые фигурки людей. Дистанция около километра.
– Точно противник? – спросил он.
– А кому быть? – с чувством собственного превосходства отозвался Саватеев. – Вишь, менжуются? Наши бы бегом через поле ударились, знают, что в Тарасовке мы. Сарафанное радио самое верное. А эти высматривают. Разведка никак.
Фигурки на краю лесочка задергались и пришли в движение. На дорогу выползла телега, запряженная одной лошадью, и тихонько покатила к деревне. В кузове несколько человек, точнее не разобрать – далеко.
– Не, видал идиотов? – хохотнул Решетов. – Домой, к бабам под бок идут. Из минометов шугнем?
– Не надо, – упредил Зотов.
– Почему?
– Прибережем.
– Хах, будто они не знают, что мы в Тарасовке артиллерию взяли.
– Знают, конечно. Но вдруг минометы нам поврежденными достались или мы стрелять не умеем. Техника сложная. Грешно на разведку мины последние тратить.
– И то верно, – вынужденно согласился Решетов. По окопам тихо зашелестел приказ подпускать каминцев поближе.
Сытая лошадка побежала бодрей. Людей на телеге уже можно было пересчитать по головам. Включая возницу – семь человек. Зотов поморщился. Дети малые-неразумные, таких стрелять даже жалко, война второй год, а прут в открытую, через поле. Поленились лесом обойти и доразведать. Ни хрена не выучили. Теперь без обид…
Телега встала, словно боясь пересечь невидимую черту. Двое спрыгнули и заспорили между собой, жестикулируя и тыча в сторону деревни. Тарасовка с виду миролюбива и безмятежна, затаившиеся партизаны не проявляли себя. Перепалка закончилась победой глупости. Спорщики погрузились обратно, в настороженной, зыбкой тишине щелкнул кнут, и тут, прямо в лоб, басовито и раскатисто ударил «Максим». Очередь стеганула правее, вспорола целину и стремительно накрыла телегу. Там заорали, люди повалились навзничь, с флангов стремительно застрекотали пулеметы. Шьющий стук МГ-42 не спутать ни с чем. Раненая лошадь пронзительно завизжала, встала на дыбки, рванулась в сторону и опрокинулась вместе с телегой. Черными холмиками застыли тела. Зотов видел, как двое успели нырнуть за межу, преследуемые фонтанчиками взрытой земли. Пулеметы замолкли.