е, что удалось выяснить, – номер дивизии, в которой они служили в Красной Армии, и имя их офицера-куратора из абвера. А через месяц группа исчезла, одновременно начались аресты в подполье, и агент остался один. Представь – герой-подпольщик стал полицаем-убийцей. Неплохая карьера. Погибли все, кто мог доказать его невиновность. У любого крыша поедет, но у него был приказ, и он был намерен его выполнять, к этому времени уже слишком много поставив на кон. Единственной зацепкой остался офицер из абвера. Агент пробрался к нему и вытряс необходимую информацию. Оказалось, группа предателей-палачей проходит курс обучения в диверсионной школе и к концу месяца, после пополнения, будет переброшена в район Брянска с задачей под видом окруженцев влиться в партизанский отряд. Агент бросил все и ушел по их следу, это сродни одержимости, настоящее помешательство. На путь от Киева до Брянска ушло больше месяца. Вначале помогал полицейский аусвайс, потом агент пробирался лесами, вдали от дорог, питался подачками, трижды едва не погиб, к концу едва волочил ноги от голода и измождения. Четыре дня полз по брянским лесам, обморозил пальцы на ногах, их пришлось отрезать, ел вырытую из-под снега траву. На пятый день его нашли партизаны, выходили и отогрели. Он точно знал только одно – надо искать отряд, в который с ноября по декабрь влилась организованная группа окруженцев. На его счастье, партизан в ту пору было немного, и через две недели он отыскал подходящий отряд. Больше всего он боялся ошибки и поэтому долго присматривался, собирал сведения и выжидал. Он знал, в какой дивизии служил костяк группы, знал номер, но к спискам личного состава подобраться не смог. Тогда он написал анонимное письмо начальнику особого отдела отряда. Тот был парень хваткий и начал проверку. Через несколько дней особиста нашли повешенным. Это стало для агента сигналом к действию. Через две ночи в партизанском отряде «За Родину» погиб твой человек – Николай Шустов.
Зотов замолчал, выжидательно посматривая на Решетова. Капитан выслушал историю с каменным лицом, встал и закурил. В темноте замаячил огонек сигареты.
– И что ты этим хочешь сказать?
– Пока ничего, – отозвался Зотов. – Думал послушать тебя.
– О чем? – фыркнул Решетов. – Да я сразу понял, кто этот суперчекист. Аркаша? Он чертов предатель, убийца и немецкий агент, ты это знаешь не хуже меня. Откуда ты выудил эту историю? Придумал? Ведь не Аверкин тебе рассказал, ты его шлепнул.
– Не поверишь, именно он. Я нашел дневник Аверкина.
– И дальше? – Окурок щелчком улетел и врезался в стену, рассыпав облако пламенеющих брызг. – Бред умалишенного, ты сам сказал – Аркаша совершенно раздружился с башкой. Веришь сумасшедшему?
– Я верю фактам, Никит. Ты и твоя группа из 113-й стрелковой дивизии, ее разыскивал Аверкин. Из-за нее погиб Твердовский. То звено, которого мне не хватало. Все встало на свои места.
– Пф. И зачем мне все это? Знаешь, сколько успешных операций на моем счету? – Решетов застыл у окна.
– Знаю. Но все твои операции против немцев – обычная липа, я могу доказать. Отлично сработанная, продуманная липа. Твои кураторы придумали, как нарастить тебе боевую эффективность. Теперь ты партизанский герой. Все получилось. Твоя цель – совет командиров. «Фогельзанг» начат, чтобы партизанские командиры собрались в одном месте, как уже было до этого. Какая у тебя задача – узнать время и место? Ты пошел дальше, добившись права обеспечивать безопасность совета. Люди доверяли тебе. Я доверял тебе.
Решетов повернулся, на губах играла горькая усмешка. Черный зрачок ствола уставился Зотову прямо в лицо.
– Сиди, Вить, не дергайся, а то палец дрожит. Нервы ни к черту.
– Значит, я прав? – Зотов весь сжался.
– Значит, ты прав. Доволен собой?
– Не особо.
– Оружие брось. Я одного не пойму – зачем ты пришел, если знал?
– Не был уверен. – Зотов медленно положил автомат на пол, рядом кобуру с пистолетом и нож. – И я совершил огромную ошибку, отправив Кольку с тобой. Хочу это исправить. За ним я и пришел.
– За недоноском? – скривился Решетов. – Примерно зная, кто я и что тебя ждет? Нет, Вить, ты полон сюрпризов.
– Мы своих не бросаем. – Зотов смотрел ему в глаза.
– Руки на виду держи, – приказал Решетов, дергая левой щекой. – Своих не бросаете? Оставь этот пафос дешевый, со мной такое не катит. Не бросаете, значит? Это ты мне говоришь? Тому, кто заживо в белорусских болотах в окружении гнил? Кто о нас вспомнил, кто нам помог, пока мы тухлую конину жрали и спали на мертвецах по пояс в воде? Под огнем артиллерии, под бомбежкой. Где вы были тогда, такие правильные? Лицемерные твари.
– Это война, капитан, – глухо отозвался Зотов. – Миллионы предпочли предательству смерть и концлагеря. Но не ты. Ты оправдываешься, как нашкодивший пионер.
– Не тебе судить, – прорычал Решетов.
– Ошибаешься – мне. Ты убил Твердовского?
– Он лез не в свое дело, совал всюду свой нос. Но убил его не я.
– Ты отдал приказ.
– У меня не было выхода.
– Ну ясно, тебя заставили. А Валька? Чем провинился шестнадцатилетний пацан, у которого мамкино молоко на губах не обсохло, чтобы его убили и разрезали на куски?
– Ты сам сказал – это война, а на войне гибнут невинные.
– Хотел пустить следствие по ложному следу? Дескать, Валька завалил Твердовского, похитил синюю тетрадь и сбежал. Все гладко, только вышла промашка – подручные хреново спрятали труп. Кстати, знаменитая синяя у тебя?
– У меня.
– Что в ней?
– Ничего, чепуха и стишки. Заготовка под мемуары. Я ее сжег.
– Вот оно как. – Зотов расплылся в довольной улыбке. Ай да Твердовский, ай да сукин сын. Хитро придумано, запугал всех синей тетрадкой, а настоящий архив хранил совсем в другом месте, в подвале у Антонины. Классическая обманка, словно по нотам разыграно. Настоящий, матерый контрразведчик был, не подкопаешься.
– Как теперь быть, Витя? – В голосе Решетова на миг проскользнула мольба. Нет, показалось.
– Ты отдашь Кольку, и мы разбежимся, – предложил Зотов. – Я вернусь в отряд и отменю совет. За это время ты и твои люди успеют уйти. А потом, может быть, когда-нибудь мы снова встретимся и поставим жирную точку.
– Так не пойдет.
– Хватит смертей, капитан. Или гауптман? Не знаю, чем немцы тебя соблазнили, уверен, свои тридцать сребреников ты получил. Еще не поздно остановиться.
– Остановиться? – Решетов плавно качнулся на каблуках. – А зачем? Справедливый советский суд, раскаяние и прочая лабуда? И ты непременно замолвишь словечко? Не смеши. Мне все одно – вышка, я таких дров наломал, голова кругом идет. Нет, Вить, у меня дорога одна – с немцами. Мне назад пути нет.
– Беги к хозяевам нашкодившей сучкой. Только не убивай никого.
– Думаешь, немец меня за провал задания по головке погладит? – Решетов пропустил оскорбление мимо ушей. – Нет, Вить, я как раненая крыса в углу. А загнанная крыса – кусачая и опасная тварь. И свое последнее слово я еще не сказал.
– Плохо это кончится, капитан.
– А я не оптимистичен. – Решетов сверкнул глазами. – Теперь скажи, Вить, в чем подвох?
– Ни в чем, – почти честно признался Зотов.
– Думаешь, я поверю, будто ты явился один, никого не предупредив? Ты кто угодно, Витя, но не дурак.
– А у меня бывают сомнения, – усмехнулся Зотов. – Я один, так уж вышло, поверь.
– И никому не сказал? – Бровь Решетова выгнулась дугой.
– Никому. Не мог же я бегать по лагерю с дневником психованного убийцы в руках? Потому и приперся в поисках железобетонных доказательств. Ведь до конца верил – это ошибка, стечение дрянных обстоятельств. Теперь понимаю, насколько дерьмовый был план.
– Да брешет он! Зуб даю, брешет! – В двери появился Кузьма, уже без сала, но при оружии.
– Подслушивать нехорошо, – укорил Зотов.
– Рот закрой, сука! – ощерился Кузьма. – Сваливать надо, капитан, сваливать. Эта шкура нас заложила!
– Никто никуда не уйдет, – спокойно возразил Решетов. – И прекрати орать, башка раскалывается.
– Ты ему веришь?
– Не верю, – отозвался Решетов. – Но мы останемся, операция началась, придется рискнуть.
– Да тут скоро все партизаны местные будут!
– А если не будут? Сбежим, поджав хвост? Чтобы на нас открыли охоту и немцы, и красные? Тогда точно конец, дурья башка, а так вдруг еще выкрутимся.
– Ты с ума, что ли, сбрендил?
– Выполняй приказ, сержант.
Зотов не смог сдержать глумливой улыбки. Решетов уперся! Он парень упрямый, это все знают, на то и расчет. Хер его сдвинешь. Давай, Решетов, не сдавайся, я за тебя!
– Этого в расход? – Кузьма зыркнул на пленника.
Сердце у Зотова оборвалось, он инстинктивно сжался. Подыхать не хотелось совсем.
– Нет, закончим с советом, будет полковнику Рихтеру подарочек. – Губы Решетова растянулись в зловещей ухмылке. – Витя у нас из Москвы, многое может порассказать, да, Вить?
– Как Кузьма поросят в колхозе сношал? – Зотов расслабился, сердце дернулось и вновь завелось. Можно немного пожить.
– Тварь! – Кузьма подскочил и ударил в лицо. Зотов опрокинулся на спину, рот наполнился противным, отдающим медью киселем. Пинок сапога в ребра заставил согнуться и сдавленно заурчать.
– Хватит, – прекратил экзекуцию Решетов. – Руки свяжи – и в яму.
– Поднялся! – Кузьма рывком поставил Зотова на колени. – Только дернись, паскуда!
Зотов зашипел от резкой боли и сплюнул тягучую, липкую кровь. Сгусток повис на подбородке. Кузьма пыхтел за спиной, перетягивая руки веревкой.
– Встал, тварь! – Ствол врезался под лопатку.
Зотова вывели на улицу, прохладный ночной ветерок остудил разгоряченное, огнем полыхающее лицо. С низины на урочище в мертвом лунном свете ползли лохмотья сырого тумана, пахло болотиной и стоячей водой. На поле из седой пелены торчали островки сухого чертополоха и одинокие кривые березы. Под черным куполом храма зловеще причитал козодой. Смрадное дыхание Кузьмы касалось затылка. О том, чтобы сигануть в кусты, не могло быть и речи. А Зотов и не стремился бежать.