Под покровом темноты, ночью, когда дом превратился в пепелище, девочка, убежав в лес, спряталась в густых кустах. А там был слышен непрерывающийся свист пуль и шквал выстрелов. Казалось, девочка и не боялась, она будто окаменела. Возможно, потому что она уже видела самое страшное… Сколько дней и ночей провела Лило в лесу, никто не знал. Голодную, замёрзшую, в полуобморочном состоянии её случайно обнаружил Гево – командир отряда бойцов. Ужас, отражавшийся в больших глазах девочки, и доброта, проявившаяся в глазах крупного, сильного человека, нашли друг друга. «Да не бойся, малыш!»
Две недели Лило прожила в лесу в отряде освободителей. Как только стало относительно тихо, командир отправил её домой в сопровождении своего старшего сына Артура с наказом жене: «Позаботься о ней, как о Вачо, и относись к ней, как к своей дочери».
Когда в дороге путники остановились перекусить, юноша погладил девочку по светлой головке и сказал: «Лило-джан, родненькая, я всегда буду тебя защищать! Ничего не бойся!»
Отныне в храбром парне девочка видела своего спасителя от ужасающего и удушающего дыма. Она выбрала Артура для отмщения за кровавый дом и сожжённое её детство.
Артур был её судьбой, но жизнь предпочла Вачо.
Дом Шогер был раем для девочки, пережившей столько страданий. Дом, какой ты счастливый и безопасный!.. Казалось, судьба благоволила к Лило…
…Это был последний вечер в селе. К удивлению домочадцев, Лило вернулась с кладбища как только стемнело, сама, без уговоров и давления мужа. Но была какая-то задумчивая… Вачо решил: «Наконец-то, перед дорогой набралась ума».
Всю ночь лаяли деревенские собаки, а им с гор истошным воем вторили волки. Никто из членов двух соседских семей не сомкнул глаз этой ночью. На рассвете, когда темнота ещё не рассеялась, обе семьи собрались возле заранее заказанного автобуса. Женщины и дети уже устроились в салоне, весь домашний скарб был размещён в багажнике.
Внезапно в предрассветной мгле один за другим загорелось несколько домов. Утренний ветер быстро разносил пламя. Как чёрный смерч, Лило металась между домами, поджигая всё на своём пути…
Всю ночь она не смыкала глаз, ночь напролёт Лило была в движении: разливала масло по бутылкам, проникала в дома, разбрызгивала его по стенам и полу, пока хватало сил.
Огонь уже приближался к нижним дворам села, где были дома Вачо и Лаврентия. Предвидя опасность, водитель отогнал автобус от домов, а затем и от села. Внезапно Вачо осенила догадка – набравшись откуда-то сил, он догнал свою жену и, вырвав из её рук горящую ветку, резко и жестоко ударил Лило. К нему подоспел сын Лаврентия – Арташ. Мужчины скрутили женщине руки и потащили её по каменистой просёлочной дороге к автобусу. Вачо неистовствовал:
– Дура безмозглая… этот огонь лишает нас всего! Ты что, хочешь оставить своих детей без куска хлеба, сумасшедшая?!
Острые камни исцарапали её тело, она истекала кровью. Обессиленная, изнемождённая, она произнесла:
– Что ты за человек? Дом, построенный своими руками, ты оставляешь убийце твоего ребёнка?! Разве ты мужчина? Твой отец и брат – вот кто настоящие мужчины! Как земля носит тебя? Как с этим жить будете все вы?
Односельчане стали свидетелями душераздирающей сцены. Мужчины силой волокли Лило к автобусу. Её дочери, видя унижения и муки своей матери, не смогли сдержаться и разрыдались.
Шогер оттолкнула сына, обняла пыльную, окровавленную невестку. Остывший Вачо попытался помочь матери. Лило заметила испуганные взгляды своих дочерей и, прежде чем лишиться чувств, враждебно бросила мужу:
– Какой ты армянин?.. Все вы – ничтожества: сами отдаёте туркам наши земли!..
Когда её поместили в автобус, она была без сознания. Позже с большим трудом привели её в чувство.
…Всё дальше и дальше отдалялись они от села… Вскоре автобус объедет горный перевал, и Агавно навсегда скроется из виду. Шогер обернулась в последний раз и посмотрела на свой дом. Огонь пожирал его. Ветер разнёс пламя по саду и красными волнами поглотил любимое черешневое дерево внука Давида. Вдруг ей показалось, что вдалеке танцует и играет с пламенем женщина в чёрном. Это был дух Лило…
…Добравшись до автовокзала Степанакерта, Лило покинула их. Шогер тщетно звала её, пытаясь окликнуть…
– Возьми хотя бы этот маленький чемодан. Там твоя одежда и немного еды…
Лило не обернулась…
Шогер думала, что только смерть забирает у человека близких. Исчезновение любимой невестки Лило из их жизни стало для неё потрясением, от которого она так и не оправилась…
Потом, гораздо позже… когда Шогер состарится и устанет её ждать, она поймёт, что жизнь может быть более жестокой, чем смерть.
2022 г. Перевод Ануш Бабаян
Любовь эмигрантки
Глава 1Bakery[37]
Большинство армянских эмигрантов в Лос-Анджелесе начинали свою карьеру с пекарен-кондитерских, ювелирного бизнеса, автомоек. Работодатели-армяне эксплуатировали недавно переселившихся соотечественников, выплачивая гроши за их каторжный труд. Львиная часть заработка уходила на аренду жилья, юридические услуги, помощь проживающим в Армении родным. Все эмигрантские истории похожи друг на друга, в их основе – боль и тоска, но у каждой из них свой уникальный сюжет. Это может быть внезапное чудо; цепь непредвиденных неудач; длительная, изнуряющая душу тоска; разлука с детьми… или внезапно раскрывшийся талант, о котором его обладатель ни сном ни духом не ведал. Быть может, секрет в том, что человек, оказавшись в иной, чуждой ему среде, уподобляется вырванному с корнем растению, которому приходится прилагать огромные усилия, чтобы прижиться на новой почве. И его старания непременно дадут свои плоды – сладкие или горькие…
В течение нескольких веков, начиная с открытия Колумбом Америки, когда нога первого матроса ступила на новую землю, она вся «пропиталась» ностальгией. Добровольные переселенцы, у которых на родине были проблемы с законом; искатели приключений; представители религиозных меньшинств, выдворенные из Европы; порабощённые племена, насильно изгнанные с необъятных просторов Африки – все они тосковали по родине, по её земле, воде, природе, звёздам и любимым людям. Вы скажете, что я сгущаю краски, поскольку небо всюду одинаковое, а я вам возражу: над головой эмигранта совершенно другое небо. Вкусившие горечь чужбины постоянно оглядываются назад, потому что вдали остались глубоко чувственные корни, влекущие и привязывающие к той земле, где находятся могилы предков, с которыми они связаны образом мышления, обычаями и вкусами, а также какими-то неуловимыми сверхъестественными нитями. Предки являются им в мистических снах и зовут обратно – в покинутые родные края. Это как связь плода с организмом матери посредством пуповины, при разрыве которой плод обречён на гибель. Человек, потерявший связь со своими корнями, на чужбине превращается в птицу с одним крылом.
Многие не могут адаптироваться к новым условиям: чужой язык, чужие законы, другой уклад жизни, который так отличается от прежнего, привычного. И мысленно они всецело переносятся в прошлое, где остались их достижения, подтверждения их значимости, слава. Они становятся людьми, у которых нет настоящего и будущего, есть только прошлое. Их тоска перерастает в ностальгию, а эмиграция – в недуг, который влечёт за собой разрушение и крах личности. Со временем некоторые, подобно саженцу, высыхают. Или деградируют нравственно: впадают в глубокую депрессию, приобщаются к наркотикам, преступив закон, попадают за решётку. Лишь немногим удаётся распустить на новой почве пышную зелёную крону, обеспечивая благосостояние не только себе, но и своим потомкам. Однако даже эти счастливчики в борьбе за существование не раз задаются вопросом: а стоило ли покидать родные края, бежать на край света, оказаться на чужбине, где чувствуешь себя отвергнутым, одиноким, беззащитным?.. И не находят ответа.
Я склонна думать, что этим людям гораздо труднее было прощать своих, чувствовать себя ненужным и отвергнутым в собственном доме, мириться с социально-правовой несправедливостью в родной стране. Но и здесь, на чужбине, всё не так просто, как кажется, тем не менее чужого легче простить: чужой он и есть чужой.
Бесспорно, можно сколь угодно долго говорить об эмиграции – о её побудительных мотивах, о нарушении прав человека, о разных социальных причинах: стремлении к свободе, справедливости, стабильности, самоутверждению и прочем. Однако пусть анализом всего этого займутся социологи, психологи, политологи, экономисты, а мы перейдём к рассказу.
Сын Арус, Арам, каждый день возвращается с работы до смерти уставшим. Первым делом он достаёт из карманов скомканные однодолларовые (реже пятидолларовые) купюры. Бывают и удачные дни, когда попадаются десятидолларовые. А ещё чудо-дни, когда приходит его любимый клиент, немногословный коренастый мужчина, который всегда оставляет двадцать долларов. Возможно, черты лица молодого человека или его манера держаться с достоинством вызывают у незнакомца симпатию. А может, и он когда-то таким образом укоренился на этой земле… Неизвестно. Они ни разу не заговорили между собой, но понимали друг друга без слов.
Мать расправляла эти купюры, после чего торопливо накрывала на стол. Уже год, как между ними почти ежедневно происходил примерно один и тот же разговор.
– Мам-джан, ты сходила в кондитерскую насчёт работы? Выкинь из головы эти бухгалтерские офисы, с твоим английским можно устроиться только в кондитерскую или хлебопекарню. Не забывай, что у тебя к тому же нет разрешения на работу. Не трать напрасно своё время, прошу тебя. Мы едва сводим концы с концами. Родная моя, твоя работа стала бы для меня большим подспорьем, – говорил он, обнимая мать за круглые плечи и целуя в щёки, на которых при улыбке появлялись ямочки.
– Не переживай! Вот увидишь, завтра же у меня будет эта работа. Да разве мне посмеют отказать? – отвечала мама, заливаясь смехом.