Но как бы там ни было, факт остаётся фактом: во всех армянских bakery города за уста Пайлаком закрепилась слава кондитера Number One. Армянское сообщество Лос-Анджелеса выделялось своими «показухами» и мещанскими замашками. Особенно ярко это проявлялось во время похорон, свадеб, помолвок, празднований дней рождения. В глаза бросались пышные свадебные букеты и траурные венки, роскошные торты огромных размеров, великолепные платья под стать нарядам звёзд, столы, которые ломились от изобилия еды и напитков. Случалось, на торжество в честь собственного дня рождения люди приезжали на шикарных лимузинах, не отдавая себе отчёт в том, что подражают звёздам, перенимая их манеры поведения. Некоторые тратили на это свои последние сбережения и даже влезали в большие долги.
Незадолго до мероприятия лос-анджелесские армяне приходили к уста Пайлаку, показывали ему свои вечерние платья и просили приготовить огромный торт, соответствующий случаю и гармонирующий с их нарядами. И ему удавалось, смешивая пищевые красители, получить нужный оттенок и удовлетворить нелепые требования привередливых клиентов.
Когда Пайлак узнал о намерении Арус уйти из кондитерской, его стали терзать сомнения. В глубине души он ценил трудолюбие и сноровку этой женщины. «Если она уйдёт сейчас, как мы без неё управимся с праздничными заказами? А если приведут какую-нибудь лентяйку? Тогда пиши пропало. Надо любой ценой привязать эту развязную особу к нам».
Рано утром уста подошёл к Арус.
– Вчера тебя не было… замену нашли… Худая-прехудая баба, да ещё отбывшая срок. До Нового года ты должна будешь с ней работать, пока не научится. У нас работы невпроворот. Не так-то легко одновременно обучать блатную, да ещё с расшатанными нервами. Ты хорошенько поразмышляй. Думаешь, так просто найти работу? Еле эту нашла…
Арус озабоченным голосом спросила:
– Уста, я не понимаю, что вы имеете в виду, говоря «блатная»?
– Арус-джан, а что тут понимать? Сидела в тюрьме, вышла, уголовница она. Послушай, сестра, я лишь добра тебе желаю. Зачем создавать проблемы на свою голову? За эти два месяца она такую кашу может заварить, а расхлёбывать придётся тебе. Хочешь, скажу Нвард, что ты передумала, что остаёшься с нами, а эту уголовницу вышвырну вон, чтобы и ноги её здесь не было? Ты уж прости нас, если что-то было не так. Шутим, смеёмся, дни коротаем… Если хочешь, скажу, чтобы тебя оставили в покое…
Участливое отношение уста Пайлака привело Арус в замешательство… За два года работы он никогда не вёл себя с ней так уважительно. Когда тикин Нвард отсутствовала, сотрудники расслаблялись, переговаривались друг с другом. Не общались только с Арус, все старались держаться от неё подальше: такова была воля «всемогущего» Пайлака, и все хотели ему угодить.
Женщина ужаснулась от перспективы двухмесячного общения с уголовницей. Её охватило чувство жалости к себе, на глаза навернулись слёзы. Когда нужно было принять важное решение, она всегда вспоминала мужа и сейчас мысленно услышала его повелительный голос: «Никогда не меняй своё решение! Раз сказала – будь хозяйкой своего слова!» Как бы непроизвольно Арус, прямо глядя в хитрые глаза уста Пайлака, вежливо, с холодной улыбкой, с достоинством, присущим королеве, ответила:
– Не волнуйся, уста-джан, когда бог закрывает одну дверь, он открывает другую.
И тут Пайлак понял, почему ненавидит эту женщину. Он подумал: «Зря нос воротишь, с носом и останешься…», а вслух произнёс:
– Как знаешь, сестричка, ради тебя стараюсь.
На следующий день Арус встретилась с «уголовницей». Страшно было смотреть на болезненную худобу девушки – одна кожа да кости. Её необычайно блестящие голубые глаза смотрели дико и отрешённо.
Первые два дня Арус разговаривала с ней очень осторожно, боялась разозлить. При этом её не отпускали досадные мысли: ну почему она постоянно попадает в такие нелепые ситуации? Может, действительно сама виновата: не замечает того, что видят другие? Может, она действительно отщепенка?
Когда в конце рабочего дня Арус вышла из кондитерской, к ней подошла пожилая голубоглазая женщина приятной наружности. Это была мать «уголовницы».
– Извините, тикин Арус, могу я поговорить с вами? Моя Гаюш рассказала, что вы добры к ней, что всё объясняете подробно, чтобы она быстрее научилась. Гаянэ у меня очень способная, она ведь Ереванский политехнический институт окончила, но после тюрьмы потеряла память. У бедной девочки долгое время держалась высокая температура, причину так и не выяснили, сама по себе прошла.
– Тысяча извинений, но какое преступление совершила Гаянэ? Если не хотите, можете не отвечать.
– Дочка, мне скрывать нечего. Гаянэ полгода просидела в тюрьме и столько же пролежала там в больнице… Она жила в Ереване одна, оба моих сына были здесь, ну мы и подумали забрать её к себе. Сколько Гаюш ни обращалась в американское посольство, в визе ей отказывали. Я все свои сбережения – тридцать тысяч – отдала посреднику, и Гаянэ через Мексику переправили сюда.
– Тикин-джан, как я могу к вам обращаться? И можно узнать, почему она сидела в тюрьме?
Женщина успокоила напуганную, взволнованную Арус:
– Меня зовут Рипсик, дочка, а тебе нечего бояться: моя Гаюш не опасная преступница. Она сидела в миграционной тюрьме. Ну, по дороге её поймали, и хорошо, что она попала в руки американцев. Случись это в Мексике, нам пришлось бы худо. Гаюш всегда была скромной, умной девушкой. Вот только сейчас ей немного нездоровится: мало ест, мало спит.
– А что у неё за болезнь? Почему же вы разрешаете ей работать? Имейте в виду, работа физически тяжёлая, а Гаянэ на вид такая щуплая.
– Я надеюсь, ты вернёшь её к жизни и она снова начнёт улыбаться. Мы подумали, что если она начнёт работать, будет выходить из дому, то ей станет лучше. Ну, конечно, деньги тоже нужны, мы наняли адвоката, и он просит семь тысяч, чтобы утрясти дела Гаюш. Между прочим, она была ладно сложена, это из-за последних событий так отощала. За год похудела на тридцать килограммов.
– Тикин Рипсик, и всё же, чем болеет Гаянэ?
– Врач говорит, что депрессия. Он полагает, что при пересечении границы она сильно испугалась. Иногда во сне выкрикивает: «Хуан, Эстелита, Джашуа!» Кто они, я не знаю, но имена, похоже, мексиканские. Говорит, что они помогли ей: во время шторма на маленькой лодке переправили через Гватемальское море. Ничего не понимаю… Может, девочку мою в тюрьме напугали? Хотя нет худа без добра: если б не болезнь, она до сих пор сидела бы в тюрьме. Когда у неё подскочила температура, её поместили в больницу. С помощью адвоката мы вызволили её оттуда.
Арус провела беспокойную ночь: из головы не выходил рассказ Рипсимэ. Она решила во что бы то ни стало помочь Гаюш: «Надо подбадривать девушку, постоянно шутить, а ещё нужно подкармливать, уж очень она измождена. Завтра отнесу ей любимые голубцы Арама. Вместе пообедаем. Хоть бы поела…»
Уста Пайлак невзлюбил и Гаюш, так что весь коллектив кондитерской теперь начал травить «уголовницу». Мастер преследовал одну цель: чтобы Гаюш добровольно отказалась от работы и оторва осталась бы в кондитерской.
Арус работала за двоих, она старалась шутками развеселить Гаюш и вызвать у неё улыбку. Работа у них спорилась, они теперь были не разлей вода: вместе у печи, вместе на складе и в холодильной камере, вместе, склонившись над рабочим столом, возились с тестом, не обращая внимания на брошенные в спину однотипные реплики:
– Уголовница с оторвой как ускоренный кадр.
– Уголовница и Арус точно из тех… не оторвать друг от друга… – намекали на то, что они лесбиянки.
– И как эти две оторвы нашли друг друга?
Им было так хорошо вдвоём! Их общение и напряжённый темп работы помогали обеим отвлечься от тягостных мыслей. Они не обращали внимания на реплики, которые, как отголоски эха, раздавались за их спиной. Казалось, это их никак не касалось.
Арус и Гаюш проработали вместе почти полтора месяца, но их дружба длилась всю жизнь, они стали сёстрами и будут неразлучны до конца дней своих.
Последние полтора месяца прошли очень напряжённо – после Дня благодарения, Рождества и Нового года наступило армянское Рождество[40]. И в праздничный для армян день Арус покинула кондитерскую с намерением никогда больше туда не возвращаться. Настроение у неё было под стать лос-анджелесской зимней, дождливой погоде. Она была без зонта, что, казалось, ещё больше драматизировало ситуацию. Арус плакала, стоя под дождём… Плакала из-за себя, потому что была единственной кормилицей в доме… Плакала из-за Гаюш, потому что оставила её одну в кондитерской… И вдруг непроизвольно расхохоталась. Она смеялась над собой: «Я, как героиня индийского фильма, плачу под дождём. Осталось ещё станцевать».
Улица была безлюдна. Сделав несколько танцевальных па, Арус повеселела и вытерла слёзы. Она вошла в дом с весёлым выражением лица. Арам, радостный и счастливый, крепко обнял мать:
– Мам-джан, радостная новость: я нашёл работу!
– Э-э-э, сынок, а я потеряла свою.
– Не бери в голову, мам, найдёшь новую.
Как говорилось вначале, прошёл год, а Арус так и не нашла работу.
Глава 2Курьёз
Телефонный звонок вывел Арус из задумчивости. Она не разобрала торопливую английскую речь мужчины и поняла только слово job.
– Yes, I am looking for a job[41], – ответила Арус.
Мужчина говорил быстро, Арус время от времени отвечала «yes», не понимая, о чём идёт речь, и вдруг услышала знакомое слово address.
– Can you repeat the address, please?[42]
Она собрала волю в кулак, закрыла глаза и, сосредоточившись, записала адрес.
Офис находился в Бербанке[43]. Прямого автобуса не было, и Арус пришлось ехать туда с тремя пересадками: у неё не было ни водительских прав, ни автомобиля. Краем глаза она разглядывала своих конкурентов, и надежда получить эту работу таяла с каждой минутой. Претендентов на должность было пятеро, и все младше неё. Они переговаривались между собой по-английски, но Арус разобрала лишь обрывки фраз. От страха у неё подскочил адреналин, и она почувствовала непривычный прилив бодрости.