Подскочив ближе, Игорь принялся охаживать Гамлета лопатой. Остро заточенная, она оставляла на коже глубокие косые рубцы, быстро наполняющиеся кровью. Черное лезвие било куда придется: по голове, по лицу, по подставленным рукам.
Гамлет давно выронил пистолет и стоял на коленях, а Игорь все рубил и рубил, так как боялся, что, остановившись, утратит решимость. Врагов, поднявших на тебя оружие, нельзя оставлять в живых. Они обязательно повторят попытку, и она может оказаться более удачной. Так говорили бандиты, а в этих делах они знали толк.
Когда Гамлет упал окровавленным лицом вниз, Игорь дважды врезал лопатой по беззащитному затылку. Он четко осознавал, что делает. Убивает человека. Среди бела дня. Своими руками.
Хрясь! Хрясь!
Убедившись, что все кончено, Игорь замер, переводя дыхание. Сейчас он выкопает яму, но ляжет в нее не сам, а похоронит в ней Гамлета.
Получится ли обыскать его? Должно получиться. Нужны ключи от машины, да и деньги не помешают. Приметный «пежо» можно будет бросить на какой-нибудь стоянке, а вот пистолет Игорь оставит себе. Не для того, чтобы расправиться с Левоном, нет, это исключено. Игорь не станет связываться с армянами.
Если не лезть на рожон, то Левон тоже не затеет вендетту. Оба показали друг другу, что их лучше не трогать, и обоим делить нечего.
Так что все в порядке.
За исключением того, что Игорь только что убил человека.
Часто глотая вязкую слюну, Игорь принялся копать землю.
Часть втораяТеплее, еще теплее!..
Стиральная машина барахлила. Тамара выставила обычный режим стирки, а машинка вместо этого устроила представление с тройным полосканием, да еще и самовольно увеличив температуру воды до шестидесяти градусов. Чтобы заново приручить агрегат, Тамара отыскала инструкцию и долго вникала в английский текст, единственной достойной альтернативой которому был польский.
После этого машинка перестала артачиться, зато случилось множество всяких других неприятностей. Для начала отключили электричество. Потом полетели настройки компьютера и пропал интернет. Наконец позвонил редактор и сказал, что материал про аварию на проспекте Пушкина не пойдет, слишком мелко.
– Но там же драка была, – вступилась за свою статью Тамара. – Владельца «тойоты» в травматологию отвезли, хотя после столкновения у него ни переломов, ни сотрясения не было.
– Ерунда, – сказал редактор. – Ты столичную криминальную хронику давно читала? Вот там красота. И убийства тебе, и поджоги, и групповые изнасилования…
Они поговорили еще немного о преимуществах жизни в мегаполисе, после чего редактор тамарину заметку все-таки принял. Но радости от этого было мало. Две тысячи знаков с пробелами – курам на смех. Разве что пару колготок купишь за такой гонорар, но работать на колготки скучно, тошно и непродуктивно.
Решив, что на ужин сойдет вчерашний салат «Мимоза» с одним рыбным стейком на двоих, Тамара взяла детектив и устроилась в кресле у окна.
«Устал я от жизни такой», – сказал герой романа.
«Так сдохни», – сказал ему приятель и выстрелил в упор.
Через две страницы выяснилось, что герой был в бронежилете. Еще через одну его бросила жена. Тамара подобрала под себя ноги и захрустела печеньем. На середине книги ноги затекли и пришлось идти включать свет. А потом пришел Бастрыга, так что про свидание героя с новой избранницей Тамаре узнать не пришлось.
– Голодный? – спросила она.
– Очень, – ответил Бастрыга, моя руки в ванной комнате. – Сегодня пообедать не получилось. Один придурок, вместо того, чтобы повеситься самому, сначала повесил жену и ребенка. Сам сообщил об этом в полицию, но наряд в дом не пустил, отстреливался из охотничьего ружья, пока его не уложили гранатой. Теперь возбуждено сразу два дела, и оба висят на мне. Как будто мне без них заниматься нечем.
Вытирая руки, Бастрыга уронил полотенце и наступил на него. Тамара хотела сделать ему замечание, но передумала. Не самый подходящий момент для того, чтобы учить любовника аккуратности.
– Опять «Мимоза»? – недовольно буркнул он, усаживаясь за стол.
– Есть еще семга, – быстро сказала Тамара.
– Тоже вчерашняя?
Бастрыга придвинул тарелку и наклонился, нюхая салат. Лицо его выражало брезгливость. Как будто перед его носом был не салат, а кошачье дерьмо.
– А знаешь что, – воскликнула Тамара с деланным оживлением, – давай коньячку выпьем? Так хочется крепкого.
Бастрыга поморщился и кивнул:
– Ну давай, неси.
Захотелось как следует врезать ему по башке сковородой, чтобы не гримасничал за столом. Тамара со звоном бросила вилку в свою тарелку.
– Там, где я воспитывалась, было принято, чтобы мужчины ухаживали за дамами. Готовь ему, стирай, а вместо благодарности «давай неси».
– Рад слышать о твоем благородном происхождении, – сказал Бастрыга. – А то у меня имелись другие сведения. Неблагополучные родители, трудное детство и так далее.
Тамара почувствовала, что краснеет – краснеет столь стремительно и бесповоротно, что скрыть это невозможно. Лицо, шея, грудь, даже плечи, все пылало.
– Ты что, рылся в моей биографии? – спросила она с ненавистью.
– Просто слухи доходили, – ответил Бастрыга спокойно. – Так как насчет коньячку? Или ты передумала?
Это был тот решающий момент, который однажды наступает в жизни каждого. Момент истины. От выбора Тамары сейчас зависела ее дальнейшая жизнь, ну, по крайней мере обозримое ее будущее. Можно остаться сидеть, а можно встать и сходить за бутылкой и рюмками. Бастрыга поставил Тамару перед выбором. Он не скрывал, что решил указать ей на ее место. Прежде уже происходило нечто в этом роде, но не столь прямолинейно и откровенно.
Отодвинувшись вместе со стулом, Тамара поднялась из-за стола. Бастрыга наблюдал за ней с насмешливым любопытством. Ах, как хотелось швырнуть ему в лицо тарелку с недоеденным салатом!
Когда Тамара сходила к бару и вернулась оттуда с бутылкой, от недавнего румянца и следа не осталось. Бледная и холодная – вот какой она была. Очень бледная и холодная.
Они выпили. Поговорили о каких-то пустяках. Потом, улыбаясь, Бастрыга заставил Тамару встать, прижал ее к стенке и овладел ею. Она сопротивлялась и даже кусалась, но не сильно, а под конец повисла на нем всем весом, вскрикивая и сотрясаясь. Пережитое унижение странным образом усиливало наслаждение. Запершись в ванной комнате, Тамара посмотрела на свое отражение в зеркале и назвала себя шлюхой.
Вытираясь после обжигающе-горячего душа, она машинально прислушивалась к голосу Бастрыги, говорившего по телефону.
– Да понял, понял… Пятое… Внук? Черт! Сколько ему было? Тоже пакет на голову? Вот суки! Калибр уточните… И вообще баллистику проверьте тщательно. Думаю, тот же самый ствол, но чем черт не шутит. Соседи что-нибудь слышали? Ладно, ладно, на месте выясню. Сейчас выезжаю.
Не тратя время на одевание, Тамара выскочила из ванной и, кутаясь в полотенце, побежала к Бастрыге так быстро, что едва не потеряла тапочек на ходу.
– Леня! – воскликнула она возбужденно. – Опять?
– Что опять? – спросил он, просовывая ногу в штанину.
– Ограбление с убийством. Старики, да? Деньги на квартиру собрали?
Бастрыга неторопливо застегнул молнию брюк и только потом ответил:
– Да, Тома, да. Но доклад предназначался не для твоих ушей. Мне не нравится, когда мои разговоры подслушивают.
– Ты громко разговаривал, – парировала Тамара.
Будучи женщиной, она отлично знала, когда мужчине следует уступить, а когда на него надавить, чтобы достигнуть желаемого результата.
– Ты сегодня просто невозможный, Леня! Придираешься, придираешься… Сколько можно? Мне надоело. То не этак, это не так. Знаешь, если я тебя не устраиваю, то нам лучше расстаться. – Она стащила с себя полотенце эффектным, хорошо продуманным жестом, набросила его на плечо и промаршировала в направлении ванной комнаты. – На квартиру я не претендую. Вообще ни на что не претендую. С меня хватит!
– Погоди, погоди!
Бастрыга успел догнать Тамару и придержать дверь только потому, что она сама этого захотела. – Чего ты кипятишься?
– Пусти! – она сердито вырвала руку.
Бастрыга взял ее за талию, привлекая к себе.
– Успокойся, Тома. Я не хотел тебя обидеть.
– Но обидел.
– Извини, ладно?
– Только при одном условии.
Тамара сделала вид, что пытается освободиться от объятий Бастрыги, отчего прижалась к нему еще плотнее.
– Какое условие? – Он задышал чаще, чувствуя прикосновение ее распаренного тела.
– Расскажи мне про преступление, – потребовала Тамара. Теперь полотенце валялось на полу, а она полностью владела ситуацией.
– Да я пока ничего не знаю толком, – замялся Бастрыга.
– Все, что знаешь. А потом позвонишь и добавишь остальные детали.
– Это служебная тайна, между прочим.
– Напомнить, сколько служебных тайн ты мне выдал?
– Тома, я не хочу, чтобы ты писала об этом, – заявил Бастрыга настолько строго, насколько позволяла ему близость с обнаженной любовницей.
Обычно для «перезагрузки» ему требовалось часа полтора, не меньше, а тут он чувствовал себя готовым к новым подвигам. Вот что значит экспериментировать в сексе, подумал он, гордый своей «боеспособностью». Оказывается, есть еще порох в пороховницах!
– Почему-уу? – протянула она, и в ее интонации прозвучало что-то тягучее, коровье.
– Потому что это не шуточки, – произнес Бастрыга отечески. – Не стоит вникать в ужасы нашей жизни…
– И смерти, – вставила Тамара.
Он смешался.
– Да… И это… Короче, держись от этого подальше. Помнишь, как Черчилль сказал? Если вглядываться в бездну достаточно долго…
– Это был Ницше. И мне не страшно… Хоть немного еще постою-ю на кр-раю-ю…
Пропев строчку из бессмертной баллады Высоцкого, она рассмеялась и повисла на шее Бастрыги:
– Ну пожалуйста, миленький… Не заставляй свою принцессу умирать от любопытства. Мне это надо. В конце концов, я журналист.