Не обращая внимания на Люси и Тимотео, я снял потную, грязную рубашку и нырнул в воду. Плавал я медленно, чувствуя, как кровь, грязь и пот смываются с тела.
«Я люблю его!»
Женщина не выкрикнет этих слов в лицо мужу, с которым прожила только шесть месяцев, если не верит в это. Истерикой тут и не пахло. Я понял, что потерял Люси.
Потом я поплыл к лодке. Люси с Тимотео тоже купались. Издалека я наблюдал за ними. Но вот они вышли из воды и сели у песчаной дюны.
Выйдя на берег, я направился к ним.
Тимотео поднялся, а Люси словно окаменела, ее глаза округлились от страха.
Я остановился в паре шагов от него:
— Что ж, недотепа, возможно, ты не умеешь стрелять, но мою жену ты увел. Скажи мне, ты уже успел с ней переспать?
Он отреагировал не так, как я ожидал. Я надеялся, что он попытается ударить меня, чтобы в драке показать ему, кто есть кто.
— Это сделал мой отец? — хрипло прошептал он.
Он смотрел на клеймо «Красного дракона».
— Тебя это волнует? Ты украл мою жену, твой отец заклеймил меня. Он не имеет права жить. Я собираюсь убить его. — Я шагнул к Люси.
Она вскочила, подалась назад.
— Посмотри, Люси. — Я указал на клеймо. — Его отец обещал, что такое же клеймо украсит твое лицо, если я не убью человека, убить которого не хватает духу этому мозгляку. Он заклеймил меня, чтобы показать, что настроен серьезно. Неужели ты хочешь уйти с этим мозгляком, не способным плюнуть в лицо животному, которое называет себя его отцом? Неужели хочешь?
В ужасе уставилась она на клеймо, затем поднесла руку ко рту.
— Люси! Ты хочешь остаться со мной или уйдешь к нему?
По выражению ее глаз я все понял.
— Извини, Джей… Мы любим друг друга.
Я отвесил ей оплеуху. Она отлетела назад, я заметил, что Тимотео двинулся на меня, повернулся — и удар кулака поднял меня в воздух и швырнул на песок.
Этого я и добивался. Я знал наверняка, что справлюсь с ним. Я хотел как следует отделать его, чтобы бросить, беспомощного и окровавленного, к ногам Люси. Я хотел доказать Люси, что она ошиблась в выборе.
В армии мне не раз приходилось драться. То и дело кто-нибудь хотел показать, что он лучше тебя, и тогда приходилось ставить его на место. Случалось, что парень был недалек от истины, и драка затягивалась, жестокая и кровавая. Я проиграл лишь однажды, здоровяку с широченной грудью. Он выдержал все. Его лицо превратилось в сплошной синяк, выбитый зуб остался у меня в кулаке, я сломал об его челюсть два пальца на левой руке. Он, однако, остался на ногах. А когда я окончательно выдохся, набросился на меня. Что ж, он дрался лучше, чем я, и мне пришлось это признать, когда я, весь в крови, распростерся на земле и больше не смог подняться.
Но я нисколько не сомневался, что возьму верх над Тимотео, хотя он и умел махать кулаками. Осторожно двинулся я на него. Мне требовалось нанести только один удар, а уж потом я бы отделал его как бог черепаху.
Я наклонил голову, прижал подбородок к груди, дразня его левой рукой, готовя удар правой. Но когда моя правая выпрямилась, она встретила пустоту. С легкостью профессионала Тимотео ушел в сторону и коротким правым в челюсть вновь уложил меня на песок.
Мне приходилось держать удар и посильнее, но быстрота Тимотео ошеломила меня. Тут уж я понял, что могу и проиграть.
По подбородку побежала струйка крови. Я вытер ее тыльной стороной ладони, потряс головой и встал.
Тимотео ждал, его руки висели как плети, лицо оставалось бесстрастным.
Я двинулся на него. Он позволил мне подойти, затем махнул правой, и я опять оказался на спине. Удар этой орясины был что надо.
Я смотрел на него. Он — на меня. Люси наблюдала за нашей борьбой, широко раскрыв глаза, прижав руки к груди.
— Значит, ты умеешь драться, сукин ты сын. — Я поднялся. — Я тоже.
Махать кулаками — одно, держать удар — совсем другое. Я мог выдержать и две дюжины хороших тумаков, а он, сможет ли он устоять после одного?
Я снова приблизился к нему, он отступал, длинной левой не подпуская меня к себе.
Давай, недотепа, давай, думал я, а его левая впивалась мне то в лицо, то в ребра. Я же еще ни разу не коснулся его. Но я терпел, выжидая удобного момента. И дождался. Его левая пошла вперед, но я нырком ушел от нее, сблизился с ним и, что есть силы, ударил в живот. Воздух со свистом вырвался из него, как из спущенной шины. Он начал сгибаться пополам, и тут правой рукой я с размаху вмазал ему в челюсть. Тимотео рухнул, как подпиленный телеграфный столб. Я стоял над ним, тяжело дыша. Кровь из ссадин капала мне на грудь.
Люси протиснулась между нами, опустилась на колени, подняла его голову, прижала к себе.
Я долго смотрел на нее, затем повернулся и вошел в воду.
Луна поднялась из-за пальм, когда я вышел на берег у дома Джека Декстера. Пока я плыл, я наметил себе три первостепенных дела: переодеться, взять свою машину и поехать к маленькому белому домику, чтобы забрать «Уэстон и Лиис».
В доме не светилось ни огонька, но я приближался к нему с предельной осторожностью. Перебегая от клумбы к клумбе, оказался перед парадной дверью. Прислушался. Ни звука, ни шороха. В лунном свете я различил мой «фольксваген», стоящий там, где его оставил Раймонд о.
В доме жили Ник и другие охранники. Там я наверняка мог найти одежду. Подавив искушение немедленно прыгнуть в машину и уехать, я поднялся по ступенькам.
Дверь подалась назад. В темноте я нашел лестницу, остановился на площадке второго этажа, прислушался. Первая дверь привела меня в ванную. Вторая — в спальню. Там, в лунном свете, я нашел то, что искал: темные брюки и черную футболку. Натянул их на себя. Затем, порывшись в ящиках, отыскал сандалии на толстой подошве.
С сандалиями в руке я сошел вниз, у двери надел их и по асфальту побежал к «фольксвагену». Ключ торчал в замке зажигания. С гулко бьющимся сердцем я завел мотор, включил первую скорость, и машина тронулась с места.
Никто не преследовал меня. Выехав на узкую дорогу, я зажег фары и нажал на педаль газа.
За пятнадцать минут я добрался до другого проселка, ведущего к маленькому белому домику. Проехав по нему с сотню ярдов, я остановил машину, выключил свет. Остаток пути я прошел пешком.
И этот дом стоял без признаков жизни, но я не спешил войти в него.
Ружье лежало на крыше. Осторожно я поднялся на веранду, прошел в дом, замер у лестницы, вслушиваясь в темноту. Ни звука, ни шороха. Я вылез на крышу, залитую ярким светом белой луны.
Раймондо сидел на парапете с «кольтом» в руке. Широкое дуло смотрело на меня.
— Я ждал тебя, — сказал он сипло, его шея распухла. — Я предполагал, что ты придешь за ружьем. Не суетись, а не то во лбу у тебя появится третий глаз.
Я потер искусанную комарами, всю в синяках щеку и сел на парапет в пяти ярдах от него.
Я обдурил его раньше и надеялся, что мне вновь удастся взять над ним верх.
Как только я сел, он положил пистолет на бедро. Левой рукой коснулся шеи.
— Ты чуть не убил меня.
— А чего ты ждал?
— Ладно, не будем терять времени. Саванто знает, что Тимотео и твоя жена бежали. Ты понимаешь, что это значит, солдат?
— Ты говорил. Мы — покойники.
— Совершенно верно. Ты их нашел?
— Да. Они изображают современных Ромео и Джульетту.
— Если мне не изменяет память, это персонажи пьесы, которые умерли молодыми?
— Они самые.
Он уставился на меня:
— Что-то я не понимаю тебя, солдат. Ты хочешь сказать, что он увел твою жену?
— Более того, она пожелала уйти с ним.
Раймондо вновь коснулся шеи:
— Сегодня у тебя не самый удачный день, не так ли?
Возможно, так он выразил свое сочувствие.
— Есть у тебя сигареты? — спросил я.
Он бросил мне пачку сигарет и спички. Я закурил и хотел вернуть их назад, но Раймонд остановил меня:
— Оставь их себе. Я не знаю, когда снова смогу закурить с такой шеей.
— Сам виноват.
Он усмехнулся:
— Я сопротивлялся до последнего. Где они?
— Там, где тебе их не найти.
— Мне они не нужны. — В какой уж раз он потрогал шею. — Но Саванто их найдет. И нас с тобой тоже.
Я не ответил. Меня подмывало сказать, что я собираюсь найти Саванто первым, но я еще не решил, посвящать ли Раймондо в свои планы.
Он переложил пистолет на парапет. Я прикинул, смогу ли я схватить его раньше Раймондо, и пришел к выводу, что риск слишком велик.
— Пройдет не так уж много времени, солдат, прежде чем они появятся здесь. Потом прогремят выстрелы. Тебя и меня бросят в море. А они отправятся за Тимотео и твоей женой. Их тоже застрелят и тела утопят в болоте.
Я присмотрелся к нему. Его лицо блестело от пота. Выглядел он как приговоренный к смерти.
— Саванто прикажет убить собственного сына?
Раймондо вытер рот тыльной стороной ладони:
— Он должен. Люди знают, что его сын ослушался отца. Никто не имеет права пойти против воли босса и остаться в живых, даже сын босса. Если старик хочет остаться боссом, Тимотео должен умереть, а Саванто, смею тебя заверить, не собирается на покой.
— Боссом кого? Тысяч крестьян? Неужели ему это так нужно?
Раймондо задумался, затем пожал плечами:
— Почему бы тебе не узнать обо всем? Я-то уже вышел из игры. Саванто мыслит по-крупному, строит грандиозные планы, много обещает. Все эти чертовы крестьяне, о которых он говорит, смотрят на него как на Бога. Чтобы оставаться Богом, он должен иметь деньги, такие деньги, что нам и не снились. Его брат руководит «Красным драконом», и у этой организации есть деньги, нужные Саванто, потому что «Красный дракон» контролирует игорные дома и контрабанду наркотиков в Венесуэле, а это десятки и сотни миллионов долларов. Тони Саванто, его брат, умирает от рака печени. Врачи дают ему не больше двух-трех недель. Диас, сын, Тони, очень умен и должен унаследовать империю отца. Пока он жив, у Саванто нет шансов стать во главе «Красного дракона». Ты можешь сказать, что убить Диаса ничего не стоит. Действительно, одно слово старика, и Диас умрет, но все не так просто. Из-за того что четверть миллиона крестьян видят в нем Бога, ему начало казаться, что он в самом деле Бог. Поэтому он не хочет, чтобы они узнали, что его руки в крови. У крестьян существует совет старейшин, состоящий из десяти человек, который руководит «Маленькими братьями», и Саванто их боится. В их руках немалая власть, и они могут принудить его к отставке. Старейшины никогда не одобрят убийства, но они смирятся с вендеттой. Это часть их образа жизни. — Раймондо помолчал, затем продолжил: — Короче, встал вопрос, как избавиться от Диаса. Лишившись Диаса, «Красный дракон» будет напоминать толстую, жирную индюшку без головы. Старику останется только поставить свою голову на место отрезанной, чтобы получить все деньги, необходимые для выполнения его обещаний. Вот он и придумал план, позволяющий не только убить Диаса, но и утвердить авторитет Тимотео, его сына и наследника. Тимотео сказали, что он должен делать. Указания Саванто выполняются беспрекословно. Он нашел девушку, и Тимотео ухаживал за ней до тех пор, пока старейшины не утвердились в мысли, что он в нее влюблен. Я знаю, что Тимотео терпеть ее не мог, но не смел перечить отцу. А после того как девушка стала невестой Тимотео, ее отравили. Перед тем как она умерла, Карло заклеймил ее лицо символом «Красного дракона», украденным у брата старика. Саванто созвал старейшин и показал им тело девушки. Сказал, что Диас изнасиловал и заклеймил ее, чтобы оскорбить Тимотео. Старейшины клюнули. Они заявили, что Тимотео должен убить Диаса. Они знали, что Саванто стоило шевельнуть пальцем, и Диас бы умер. Но это считалось бы убийством. Смерть же Диаса от руки Тимотео они назвали бы справедливым возмездием. Саванто начал готовить операцию. Он знал, что не сможет заставить Тимотео выстрелить в Диаса. Послушание Тимотео имело предел, он никогда не пошел бы на убийство. Поэтому Саванто подключил меня, а затем и тебя, но Тимотео все испортил своим побегом. Сейчас его ж