Декади вынул из кармана сигарету, помял её немного пальцами, прикурил и продолжил рассказывать:
– Да, братуха, а поначалу, ну как мы только встали на позиции, был прекрасный день. К вечеру залупил ливень, хоть плачь. У нас ни целлофана, ничего нет. Вымокли все насквозь в три секунды. А по ночам холодно уже. Ахуели все, конечно. И хохлы ночью нас пытались прострелами прощупать. Я тебе ещё в радейку, помнишь, говорил, что, мол, они сидят тут двадцать метров. Команду тогда нам их уничтожить не дали. Ну хули делать.
Утром пошли в дома, взяли одежды, кто какую нашёл, и пошли к вам. Где нас угостили охренеть каким пересоленным супом. Ахрененный повар готовил. Соли как не в себя насыпал в суп, потом аж глаза слипались. Ну хоть поспали немного.
Потом арта начала насыпать. Мы поворачиваемся, а там дом, где наши шмотки сушились, как корова языком. Нет ни хрена. Потом после арты хохлы попёрли. Этот накат я никогда не забуду. Как тараканы, со всех сторон. Их там буран вообще. Человек под четыреста. Мы же там всю ночь их подвозы смотрели, нам их гасить не давали. Мёрф в рацию орёт, мол, не дай бог кто откатится без команды. Помнишь, мы тебе ещё кричали в радейку, чтобы огнём помог? Ты еще тогда короб, наверное, отстрелял из пулика. Слева от нас. Да там куда ни шмаляй, везде попадешь. Я помню, тогда на кучу лезу, а их там внизу рядами не проебать. Нормально покрошил тогда их. Гранатами забросал к хуям всех там.
Помню, Азяк подбегает. «Дай автомат», – говорит мне. «Сейчас, – говорю, – конечно. Иди на хуй отсюда». Штурм идёт, автомат ему мой понадобился. Нас сзади эти пидарасы шмаляют в спину. Метров в тридцати от нас. Сначала нам артой уйти не давали. Кассетами, не кассетами, всем подряд нашу точку засыпали. Потом пешими за нами группу пустили. А мы этого здорового, с осколочным во лбу тянем. Я там вообще охренел тащить его. Ну, психовал, естественно, как без этого.
Тут подзаебали они меня своими прострелами, я оборачиваюсь к ним и говорю: «Слышь, пидоры, я вас всех щас в голову выебу». Они все такие – раз, по сторонам разбежались. Мы дальше сваливать. Не знаю, сколько мы там пидоров лежать оставили. Больше сотни точно. Не меньше. Каску только жалко. Два дня как затрофеил. Только вот от мозгов отмыл – и на тебе. Всю осколками посекло. Каску жалко, хорошая каска такая, как у Мёрфа почти.
Все сидели слушали этот замес, хотя Декади, конечно, сбивался и говорил со свойственным ему колоритом, но было понятно. Парни тормознули, наверное, батальон хохлов. Расчехлили свинорез.
Тут Дантес смотрит на Декади и говорит ему:
– Слушай, а что у тебя из башки торчит?
Оказалось, что у Декади вся голова в осколках. Прямо куски железа из головы, как у дикобраза.
– Да я норма, Габыч, – хорохорился Декади.
– Хуёрма. Тоже на эвакуацию. Не обсуждается.
Итого в целом группа уменьшилась на семь человек. Я сидел и вслушивался в эту убийственную тишину. Вдали раздавались крики и стоны раненых хохлов.
– Ленон, Ленон, я Габыч.
– Ленон, да, для Габыча.
– У меня шесть «триста» лёгких и один тяжёлый, осколок в лоб.
– Я принял. Ходячие?
– Да, кроме тяжёлого.
– По возможности пусть эвакуируются до Цыгана.
– Хорошо. Принял.
– Тебе что-то надо?
– Да, если можно, отработать по… – Я дал координаты.
– Чем?
– Можно АГС, да и «сапогом» ебануть. Они там орут. Надо помочь.
– Завсегда пожалуйста.
– И мне бы ещё БК для покемона и 5,45.
– Хорошо, с ближайшим караваном зайдёт.
Вдали раздался выход от АГС. Почти туда.
– Габыч Ленону. Корректировка будет?
– Да. Пятьдесят запад, двадцать юг.
– Хорошо. Наблюдай.
– Наблюдаю.
Опять выходы АГС. Прилёты зашли точно в тот район, где находились укропы.
– Ленон Габычу.
– На связи.
– Улитку, будьте добры. Отлично легло.
И туда же мы добавили ещё трёшку. С «сапога». Вопли затихли. Я сидел и думал о том, что я выжил в этот день, а мои мужики – в натуре мужики. И все мы – орда! И нас не сломать! И не остановить!
46
Но всё было бы слишком хорошо, если бы день завершился таким образом. Впереди нас ждал вечер и весёлый праздник-аттракцион по эвакуации гражданских из Николаевки. Мать лет шестидесяти и её сын, мужчина лет тридцати. Судя по найденным документам, у сына была травма головы. Их мы обнаружили в погребе возле дома из белого кирпича. Замечательных, я уверен, чудесных, добрых и хороших людей. Но какого же, блядь, рожна вы там забыли? Почему не свалили сразу.
Поясню. Эвакуация мирняка – это всегда риск. Люди неподготовленные, как правило, с ранениями, на стрессе. И тому подобное. А чтобы нормально провести эвакуацию, нужно быть тихим, быстрым и понятливым. С этим всегда проблемы. Поэтому это риск. Тем более когда рядом противник и всё заминировано по яйца. Наши «триста» уже успели проскочить открытку и уйти самостоятельно на эвакуацию. Ну хоть это слава Богу.
Наступил вечер, стемнело. Я не знаю, почему так случается в жизни, но возглавить эвакуацию вызвался Мельник. Вперёд, парень, почему бы и нет. Я никогда не против здоровой инициативы. Группа эвакуации во главе с Мельником сбилась в темноте с проторенного пути, Бурка подрывается то ли на ПМНке, то ли на лепестке. И Мельник как ни в чём не бывало продолжает эвакуировать гражданских, оставляя Бурку совсем одного. Молодец, что скажешь. Прекрасная перспектива для Бурки.
Дальше Бурку обнаруживают Кореец и Сновид. Помогают с оказанием первой помощи. А хули помощь? Стопы-то нет. Бурка сам себя уже начал бинтовать. Во мужик! Подсказывал Сновиду и Корейцу. Сюда коли, здесь потуже перетягивай и так далее. Вот такие они, уральские мужики из Екатеринбурга. Не пискнул даже.
Парни только потянули его до Цыгана, как в эфире появился Мёрф:
– Что там у Габыча за хуйня? У него «триста»? Так вот, пусть лично проводит эвакуацию, раз допустил у себя такую ситуацию.
Я ворвался в эфир и пролаял, что информацию принял, уже хуярю во всей сбруе. Подхожу к месту нахождения Бурки. На время моего отсутствия я оставил старшим Лешего. Я, конечно, знал о его паранойе: «они уже совсем рядом», «вокруг хохлы» и всё в таком духе. Несмотря на это, был уверен, что я успею обернуться с эвакуацией, и Леший ничего не исполнит.
Мы вышли. Вражеское РСЗО и восемьдесят вторые насыпали по открытке как не в себя. Тут, когда мы, пролетев на пузе открытку, и голова уже рванула вверх по склону с Буркой к лесополке, у нас в тылу выскакивает какой-то хуй и начинает палить вокруг себя из АК. Грёбаная фантасмагория войны. Я желал только, чтобы это не был свихнувшийся Леший. Ну знаете, мало ли что. Леший – добрый малый. До Лешего по рации, естественно, было не докричаться. Везде глушилки, да и у многих проблема с овладением этой маленькой чёрной коробочкой. А этот хрен, который палил с АК, пропадает. Как появился из ниоткуда, так и исчез в никуда.
Ладно. Оттягиваем мы Бурку. Я вижусь с Цыганом, обсуждаем, чтобы с подносом передал шмурдяки, мой и парней, кто со мной в деревне. Отдаю список на необходимый БК и валю обратно. Параллельно отправляю Мельника на точку к Богатырю. Заодно и Богатыря проверить. Сам же помчал туда, где оставил Лешего. Слава яйцам, тот стреляющий тип был не Леший. Хоть это обошлось. Там вообще непонятно, кто это был. То ли хохол, то ли наш. Мутная история. В принципе, плевать, самое главное, что не Леший. Дальше ночь прошла относительно спокойно.
На следующее утро я начал перераспределение личного состава по точкам. Я отобрал с собой Дантеса, Лешего, Корейца, Гасило, Азукара, Сновида, и мы заняли тот дом, возле которого нашли гражданских в погребе. Дом напротив нас, с восточной стороны, заняла группа, в которой я старшим поставил Богатыря. Третья группа разместилась в той мазанке с северо-восточной стороны, которая уцелела после отбитой нами контратаки хохлов на Николаевку. В помощь Богатырю я отрядил Мельника. Куда уж без него.
День шёл спокойно. Мы контролили подходы к Николаевке. Занимались насущными делами. Вот где раскрылся Сновид! Его руками. Не побоюсь этого выражения – золотыми руками были приведены в порядок все заклинившие автоматы, выправлены все вмятины на корпусах, приведены в надлежащее состояние приборы, которые были повреждены. Я был восхищён этим человеком. Его энциклопедические познания в работе различного вооружения помогли нам в наблюдениях за работой вражеской артиллерии.
И вообще, я устроил клуб знатоков. Это когда я спрашивал парней о разных военных штуках, будь то прилёт или какая-нибудь другая херотень. Я-то оставался профаном во многих аспектах военной науки. Дантес, Азукар, Леший и всё тот же Сновид имели гораздо больше опыта в определённых моментах, чем я. Дантес, с его слов, срочку служил в разведке каких-то спецов. Леший рубился в одну из чеченских войн. Азукар работал с морпехами в Мариуполе, а о Сновиде я уже рассказывал. И прежде, чем сделать доклад, я непосредственно устраивал этот самый, как я назвал его, клуб знатоков. Спрашивал парней и только после этого принимал решение, что я буду произносить в радейку.
Дом заняли, я расставил людей на фишки. Азукару досталось нести фишку в комнате с окном на северо-запад. Кто свободен, тот занимается своими делами. Чистка оружия, подсчёт БК в наличии и прочее. Обычная армейская канитель шла своим чередом… и мы потеряли Гасило. Не спрашивайте меня, почему. Это не поддаётся описанию. Это не поддаётся ничему. Такое бывает на войне. Вот что было.
Азукар устал на фишке и говорит Гасиле:
– Братец, смени меня, я полчасика вздремну. Рубит.
Обычное дело. Гасило не отказывается, заступает. Азукар ложится на бок, повернувшись к нему ногами. Прошло где-то с полчаса. И тут… прилёт стодвадцатимиллиметровой мины… Прямо в дом. Как ударит. Пробило крышу, пробило потолок, прошёл сквозь Гасилу, разорвав его пополам… И снаряд ушёл под дом, не разорвавшись, пройдя в микроне от поджатых ног Азукара…
Мы сразу вытащили