Носилки ставят, меня поднимают в вертикальное положение. Смотрю, и правда Рич, а с ним Сяпа!
– Давай, братан, сейчас мы тебя посадим. Можешь ведь сидеть? А мне Румпель сразу говорит: мчи давай. А как в эфире услышал, что нога целая, так сразу, мол, это я ему эти берцы подогнал.
Похоже, Рич был рад меня видеть на ходу. Тогда, при наступлении на Кодемо, Румпель практически силком заставил взять меня эти немецкие берцы, найденные нами в лесополке. Свою задачу они выполнили на отлично. Первый раз, когда Рича «затрёхсотило», эти берцы не пропустили мне в ногу осколок через подошву. Теперь и лепесток. Жалко, конечно, мог ещё поносить. Уж очень хорошая обувка, я к ней привык уже. Но между берцами и своими ногами я выберу второе.
Меня взгромоздили на квадрик. Впереди сел Рич, я за ним, в спину мне дышал Сяпа. Мы рванули вниз по дороге. Мост, который вел напрямую к Кодемо, был разрушен. Повернули в сторону второй Николаевки. И увидели Гешефта на «Патриоте». Ни хрена себе он домчал.
– Гешефт, давай вперёд! Мы Габыча уже довезём, – крикнул ему Рич и дал по газам.
Мы неслись на бешеной скорости, филигранно объезжая ямы и воронки от разрывов. Нога ныла и саднила нещадно. Брызги воды и грязи из-под переднего колеса приятно охлаждали ступню.
– Рич, стой! Прицеп оторвался! – прокричал Сяпа.
Мы остановились. Сяпа спрыгнул, сбегал за оторвавшимся прицепом, приволок его и с помощью проволоки и такой-то матери примотал его обратно к квадрику. Снова дали по газам. Мигом проскочили вторую Николаевку и свернули к Гладосово.
Пошли дороги, убитые техникой и дождями. Это не давало нам нормально ехать. Сначала мы снизили скорость, потом вообще встали. Я вышел на Гешефта и сказал, чтобы он сдал назад. Попрощался с парнями и прыгнул в уазик Гешефта. Извинился, что сейчас всё тут запачкаю. На что Гешефт посмотрел на меня и сказал:
– Габыч, ну ты чего? Не волнуйся. Энергетик будешь?
Я взял протянутую мне банку энергетика и жадно к ней приложился.
83
Если вы подумали, что меня контузило или впёрло от хохлячьего обезбола так, что я стал извиняться за грязный пол в уазике, то нет. Я совершенно нормально себя чувствовал. Это всё моё ленинградское прошлое. Культура. Плюс мамино воспитание и природная вежливость. До сих пор не понимаю, как можно просто так, например, нахамить человеку или загадить чей-то уазик. Вот такой я человек.
Минут за сорок мы домчали до Светлодарского госпиталя. Меня выгрузили. Закинули в приёмный покой. Мысли были только одни: хоть бы раздробило кости. Ну максимум. Кости – это херня, срастётся. И я уже думал, как отказываться от эвакуации.
В госпитале только несколько недель как стали давать свет. В остальном Светлодарске его еще не было. Всё работало на бензогенераторах, естественный свет дарил только я. Хуле, всё-таки Светлодарск.
Меня посадили, пришла медсестра, принесла тазик с водой, ветошь. Пришёл медбрат из наших:
– Давай, помогу помыть ногу.
Я посмотрел на него и очень вежливо его спросил:
– Ты ебанулся! У меня что, рук нет?
Аккуратно смыл чернозём. Ступня была целая. Только пятнышки от ожога чернели на подошве. Уже неплохо. Пришёл врач, бегло осмотрел ногу и посмотрел на меня.
– Как так? В смысле, что было на тебе, что нога целая?
– Была грязь. Я не наступил на него всей ступнёй, а прикоснулся краем берца. И спасибо трофейной обувке.
– Это что за обувка такая? Есть ещё? Можно достать? У меня сорок первый размер.
– Да, братец. Сколько хочешь, любой размер. Там прям везде лежит и ждёт, когда же это всё соберут доблестные штурмовики ЧВК «Вагнер». Чтобы потом закопать ботинок в землю и вырастить обувное дерево.
– Принял тебя.
Мы поржали. Он ушёл, но если быть откровенным, были бы на мне отечественные берцы, ноге пришёл бы пиздец.
Пришёл ещё один врач, осмотрел ногу. За ним ещё один. И когда в очередной раз я услышал: «Да! После лепестка! Пойдём покажу!» – и ко мне пришли два врача, я сказал:
– Парни заебали. Просто трахните меня и успокойтесь.
Потом меня повезли на рентген. Привозят. Минутное ожидание. Делают рентген.
– Ну что там, доктор? – спрашиваю.
– У тебя пальцев нет, – отвечает.
– А это что? – показываю на свои пальцы, уже думая, что крутой такой хохлятский обезбол.
– Так, сейчас, ещё раз, подожди
Снова ожидание. Минута. Две.
– У тебя всё в порядке.
– Что в порядке?
– Кости целые. Сейчас, подожди.
Ушёл. Вернулся с ещё одним врачом. Смотрят на меня вдвоём так, как будто я какой-то грёбаный черный квадрат Малевича.
– Всё целое. Компрессионный удар, и всё.
Внутри я ликовал и благодарил своих предков, свою генетику и, конечно, мою старую подружку Фортуну. Ещё я, конечно, поблагодарил себя за то, что я скромный и красивый. Это понятно.
Меня спустили вниз. Вышел Князь. Предложил либо отправить в домик на восстановление, либо на ПВД взвода в Новолуганское.
– На хуй домик. Домой вези, – сказал я.
Примчал Гешефт, забрал меня и отвёз на Фазенду. Там был отдельно стоящий домик, который в бытность взводником Мёрфа занимал его водитель Метеор. Туда меня и поместили. Я улёгся. Слышу, снова ворота открылись.
– Где он? – раздался голос Бомбалейло.
Следом открылась дверь и ввалилась эта огромная туша.
– Братан, ты как?
– Да нормально. Жить буду.
– Такой ты, конечно, – улыбнулся Бомба, – на, я тут тебе принёс.
И поставил на стол пакеты с фруктами, печеньем и энергетиками.
– Давай, будь здоров! Я поехал.
Бомба уехал. Ко мне зашли Батон и Гешефт. Растопили печку. Стало вообще хорошо. Я дополз до основного дома, где базировался наш узел связи, улёгся на диван. Вижу Батона с хитро прищуренным глазом.
– Габыч, промедол есть. Будешь?
– Да хуй знает. Я уже дважды колол, и никакого особого эффекта. Не буду.
– Тебе решать. Ты же «триста». Вообще положено.
– Ну, раз положено, давай.
Батон протянул мне шприц с промедолом. Я вогнал иглу поглубже в мышцу и отправил это чёртово зелье в свой организм. Особого эффекта я снова не почувствовал. Минут через десять только в голове возникло ощущение… знаете, как будто сотку водки бахнул, и больше ничего. Через минут сорок и эти ощущения испарились. Ни о чём. Шляпа.
«Говно какое-то», – подумал я и попрыгал в тёплый и натопленный домик.
84
Пролежал я два дня. У меня ведь есть телефон и книжки в нём. Ленон привёз подарок от Дикого. Тёплые тапочки! У меня примерно такие были в детстве. Из овечьей шерсти. Бабушка Аня из Австралии прислала. Ножищам моим стало получше.
На второй день моего лечения Ленон приказал всем собраться у Танатоса на совещание.
– Пойдёшь? – спросил меня Ленон.
– Да, могу, – ответил я.
Вечером вывалились с Фазенды и пошагали к Танатосу. Ну, пошагали парни, а я пошагал – это громко сказано. Поковылял замыкающим. Только не хватало вцепиться за чью-то руку и промямлить: «Братан, не бросай!» Но ничего, маленькими шажочками, обливаясь потом, я похромал вперёд. Сказал, что могу, значит, назад не сдаём. Только накат.
У Танатоса Ленон раздал всем задачи на время пребывания взвода на ПВД. Танатосу – получить зимнее для бойцов, Элу – продолжить обучение парней на полигоне, глянули, кто из «трёхсотых» вернулся с лечения, и тому подобное. В целом всё по стандартной схеме. Не буду пересказывать. Ещё Ленон озвучил то, отчего Шкет сразу как-то приуныл.
– Шкет, возглавишь поднос! – буднично произнес Ленон.
– Ленон, нет! Пожалуйста!
– Кроме тебя никто не справится!
– Мне не отказаться?
– Нет!
Про поднос всё уже описано и переписано. Невероятно жёсткий фронт работ. Постоянный цейтнот. Шкет окончательно потух. Конечно, с ним поговорил Ленон. Я со Шкетом потрещал, мол, братец, не ссы, вывезем. Главное – связь, ты же помнишь.
В чём с Леноном мы были похожи, так это отвращением к тыловой работе. Дайте убить кого-то, а можно ещё кого-нибудь? А не вот это: курточки, ботиночки, медицина, залупина. Ещё, когда что-то не так, то Дикий сразу насыпал по самые щи: «Вы не владеете информацией по подразделению! Да ваш дом труба шатал». Но в нашем втором взводе шестого отряда имперских штурмовиков под присмотром Мёрфа было всё на мази! К тому моменту, пройдя сквозь кровь, говно и волосы, наша пиратская ватага превратилась в обученное дисциплинированное военное подразделение. Я не знаю другого такого подразделения. Могли ли выстрелить нам в спину? Вполне. Закинуть гранату в блиндаж? Почему нет. Народ у нас был специфический и отчаянный. Всякое бывает, но путеводная звезда свела нас с Леноном в одну упряжку, и мы пёрли вперёд. Так вот!
И тут происходит случай. Танатос поехал куда-то там. Хоть Ленон и критиковал Танатоса, но Танатос вёз эту тыловую телегу, давая нам с Леноном заниматься боевой работой. Едет, значит, Танатос куда-то там, то ли в Енакиево, то ли в Луганск. Ну как едет, вваливает, как не в себя. У этого Шумахера отваливается переднее левое на скорости в сто двадцать километров в час, на секундочку. По башке прилетело, конечно, но, братан, мы ж Мёрфовские. Жив-здоров. Всё нормально, вернулся.
Начали разбираться. Оказалось, всё просто. Человек с позывным Каин, которого Танатос взял водителем-автомехаником, так он о себе заявил, просто не закрутил болты на колесе.
– Это дикий отряд, парень! Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Раз автомеханик, значит, и воспитывал я его накидным на шестьдесят четыре. Не сильно, выжил. Полежал дня два, и всё.
Чему научили нас Первый и Девятый? Ты несёшь ответственность за сделанное тобой! Сказал – сделал! Это «Вагнер». Здесь не пинают хуи. Не пинают.
85
Когда нога пришла совсем в норму, Ленон спросил:
– На Рысь поедешь? С Мёрфом повидаться.
– Ясен пень!
Приезжаем на Рысь, заходим. Мёрф видит нас.
– Здорово, брат! Пойдём, выйдем, работа идёт! – сказал Мёрф, и мы вышли в курилку, чтобы никому не мешать.