В следующий момент мы уже мчали на такси по Москве и ржали над всем подряд. Таксист, когда узнал, что я из-под Бахмута, то всю дорогу расспрашивал про «Вагнер» и как там всё устроено. Я отшучивался из серии, что там только одно правило: всех убить, кого надо, ограбить, остальных трахнуть. Так мы и доехали до Сергеева. Зашли в магазин, взяли горячительного и заказали ужин. Пока ждали Яндекс-доставку, вышли покурить на балкон.
– Смотри, братан, – говорю, показывая на крыши от гаражей, – вот справа и слева по этим гаражам выезжают два танчика, отрабатывают каруселью комплект, и все, кого ты сейчас видишь внизу, «двести». Плюс вот эти три многоэтажки не существуют.
– Хм-м… – Саня задумался над этим моим предложением и спросил: – А что делать?
– Поставить на верхних этажах многоэтажек пару ПТУРов, и не мешало бы тут всё заминировать.
– Нормальная тема, – сказал Сергеев. – Пошли, трахнем по маленькой?
– С удовольствием, – ответил я.
Он сломался уже на первой бутылке водки. Слабак, конечно. Пошел в туалет и отрубился прямо на полу. Я не стал его будить, пусть отдохнет. Только проконтролил, что всё нормально. Вроде под ним было сухо. Принято. Пошел на балкон, выкурил сигарету. Потом вернулся на кухню, прикончил первую бутылку и достал из холодильника вторую.
На следующее утро мы поехали в студию. Она была рядом. Недалеко от станции метро «Авиамоторная». Там нас встретил Дэн. Он был то ли администратор канала «Два майора», то ли что-то типа того. Вместе мы поднялись на второй этаж какого-то бизнес-центра. Потом коридорами дошли до небольшой, уютной студии черного цвета. В смысле стены там были чёрные.
Там нас встретили Денис и Ирина. Милые ребята, собственно, режиссер и оператор. Поболтали немного. Я им рассказал про свои похождения за лентой и так далее. Вопросов, конечно, было много. И я, как мог, на все из них отвечал. Конечно, все они задавали вопросы про Херсон, про снаряды и вообще о том, что происходит. Было видно, что они очень переживали на этот счёт. Что я мог им сказать на это?
– Не моё это дело, – говорил я. – Моё дело – отдохнуть и вернуться в строй.
Я сам ничего не понимал, что происходит. Не было у меня ответа.
В какой-то момент Сергеев начал выёбываться, и мы начали снимать. Отсняли, кстати говоря, очень быстро и профессионально. Денис с Ирой – молодцы. Спасибо им за это.
Потом мы с Саней, Дэном и его женой немного посидели в кафе, перекусили, и я поехал в Шереметьево. Решил заскочить в Питер на пару дней. Саня не поехал провожать меня в аэропорт.
– Я не поеду, я устал, – сказал он.
– Хорошо, – ответил я. – Удачи, братец, спасибо за гостеприимство.
– Тебе спасибо, Саня.
Мы пожали друг другу руки, обнялись, и я начал спускаться вниз по эскалатору.
92
Питер меня заебал, пока я ещё летел. В Пулково шёл дождь. Ледяной дождь, обычное в Питере явление для этого времени года. Я уже размышлял над тем, как мне побыстрее отсюда свалить. В общем, пока решил повременить с этим. Все-таки здесь моя родина. Поэтому я пошёл в кассу и взял себе билет до Сочи на следующий вечер. Думаю, сутки я смогу продержаться. Потом я вызвал такси и поехал к Сане Майорову. Майорыч, как мы его все называли. Ещё один мой старый добрый приятель по Театралке.
Квартира Майорыча находилась на Комендантском, и он выскочил во двор ко мне навстречу. Я вышел из такси, и мы горячо обнялись, но без поцелуев. Как вы знаете, мы этого не любим.
– Как дела, Санёк? – как обычно, со своей школьной улыбкой спросил Майоров.
– Санечка, нормально. Как ты?
И Майоров принялся рассказывать все свои дела. Он рассказал про театр, про все свои спектакли, про то, как он снимался в сериалах и озвучивал голливудские роли. Мне было глубоко на это всё насрать, но я делал вид, что мне интересно. Казалось, ещё пару недель назад я бы разнес ебло за такие повествования. Каким-нибудь приличным твердым предметом вроде банки тушёнки или гаечного ключа. Но нет, я поймал себя на мысли, что на гражданке меня не бесит слушать эту бесполезную трескотню Майорыча. Возможно даже, мне это нравится. Нет, не нравится. Просто мы перед этим смачно дунули немного твёрдого и пили пиво. Мне было всё равно.
Потом мы взяли пива и поднялись к нему домой. Там кинулись в горизонт и начали смотреть какую-то лабуду по телику. Телевизор у Майорыча не выключался, похоже, днём и ночью. В принципе, было всё не так уж и плохо, и я даже начал думать, что эти сутки в Питере будут не такими ужасными, но я ошибся. Потом мы ещё сходили за пивом и ещё раз дунули твердого. Майорыч к этому времени уже заткнулся.
На следующий день где-то в районе полудня в гости к Майорычу зашел Миша Пилипенко, мой однокурсник по театральной академии. Он был младше нас с Майорычем на пару лет, но ума за сорок лет так и не набрался. Он был одет в чёрные армейские штаны с карманами по бокам и чёрную армейскую футболку с надписью крупными жёлтыми буквами на спине «СПЕЦНАЗ».
– Габыч, здорово, – первым делом обратился он ко мне.
– Привет, Миша.
Я знал его очень давно, и также знал, что его метла может поспорить в тупости только с его мозгами.
– Ты воевал в «Вагнере»?
– Да.
– Я вообще, конечно, за нашу русскую армию, но мало знаю про «Вагнер».
– Это тебе решать.
– Говорят, там одни наёмники.
– И что с того?
– И мне один приятель сказал, что там ещё зэки воюют.
– И что с того?
– Ну, не знаю. Русский солдат и зэки. Как-то не складывается.
– У кого не складывается?
– Ну какой из зэков русский солдат? Это же смешно.
– Отличные ребята, нормально воюют. Что тебе смешно?
– Ну, Габыч. В самом деле…
Он скривил такое лицо, что про себя я подумал: «Может, ему сразу дать в табло?» Но вместо этого глотнул пива и продолжил слушать эту ахинею. Я в отпуске. И просто хочу провести его тихо и мирно. Без происшествий.
– Что в самом деле? Миша…
– Ну, понимаешь, какой из зэка русский солдат?
Я не стал с ним спорить и спрашивать, кто, допустим, по его мнению, первым зашёл в Берлин в сорок пятом. Вообще ничего не стал ему говорить на этот счёт. Зачем вступать в бессмысленную полемику с идиотом и автоматически опускаться на его уровень. У него же дома нет войны. У него всё в порядке. Война для него – это карты со стрелочками в Телеграм-каналах военкоров и ток-шоу Соловьёва, в котором все орут наперебой, как мы побеждаем и скоро дойдем до Польши, поражая при этом противника молниями из жопы. Так зачем этому человеку что-то там объяснять, доказывать? Он всё равно не поймет. Поэтому я очень тихо сказал:
– Миша, успокойся, проехали.
Он сразу угомонился. У меня всё-таки был уже другой статус в наших с ним отношениях. Мы уже давно не однокурсники в Театральной академии, и я только что вернулся сами понимаете откуда. Его это отрезвило. Дальше спорить он не стал.
Потом мы ещё немного поболтали про мои приключения. Я рассказал про штурм Николаевки, про то, как меня угораздило подорваться на лепестке. Про свои трофейные берцы, которые спасли мне ногу, и о многом другом, что происходило за ленточкой. Так слово за слово речь зашла про мобилизацию, и Миша опять отличился. Я ничего не спрашивал у него, и вообще мне было абсолютно по барабану, но он ни с того ни с сего вдруг встал и разразился тирадой, от которой мне стало просто смешно.
– Я ждал повестки, – говорил он, – ждал. И хотел пойти. Очень хотел пойти защищать свою Родину. Но потом от кинокомпании пришла бронь. И там мне сказали, что мамы бойцов должны смотреть любимые сериалы про войну. И так нервов много, и если ещё убьют кого-то из любимых артистов, например, меня, то тогда на гражданке будет совсем плохо. И вот я сдал свои документы, и мне сделали бронь. Я не шёл к этому. Как я сказал, на всё воля Божья. Придёт повестка, пойду. Не придёт, не пойду. Не буду никуда рваться. На всё воля Божья. У меня, по правде говоря, были серьёзные переживания по этому поводу. Я решил, куда направит меня течение, туда я и поплыву. Не буду грести против течения, не буду барахтаться. Не буду включать свой неразумный разум и патриотизм. Пускай всё будет, как воля Божья. Я дважды смотрел свой ящик, не пришла ли повестка. Серьёзно. И я знал, если повестка будет, то я готов пойти. Но судьба распорядилась иначе, и я сделал себе бронь.
Мы переглядывались с Майорычем во время этого выступления. Я, если честно, не знал, как на это всё реагировать. Поэтому допил пиво, ещё раз хорошенько дунул и сказал:
– Ладно, ребята, мне пора.
– Давай, друже, – сказал Майорыч.
– Пока, – протянул руку Миша.
Я попрощался с друзьями и поехал в аэропорт. Что поразило меня в Москве и Питере, так это почти полное отсутствие славянских лиц. Сплошь и рядом мигранты из дружественных нам государств бывшего Советского Союза. Везде в магазинах, такси, общественном транспорте, да и просто на улицах таджики, узбеки, киргизы. Русских были единицы. У меня складывалось непреодолимое впечатление, что Севастополь – последний русский город в этой федерации.
С этими мыслями я так и сел на самолёт до Сочи и долетел до ещё одного русского города. Братья-армяне встретили меня радостно и с огоньком. Я вежливо отказался от всех предложений поехать на такси и отправился на автовокзал. Там я купил себе билет до Белокаменного, сэндвич и бутылку газировки. Перекусил и стал ждать полуночного автобуса.
93
За двенадцать часов я благополучно добрался до Севастополя. Пришёл домой, обнял маму. Всё как полагается.
Наступил март, и отпуск уже подходил к концу. Бахмутская мясорубка была что ни на есть в самой активной своей стадии, а в интернете вовсю полыхала битва за снаряды. В «Телеге» то и дело проскакивали лозунги «Дай снаряды «Вагнерам»». Вроде бы видел пару раз, как люди выходили на улицы с такими плакатами. Конторская медийка даже успела состряпать песню с одноимённым названием. Песня мне очень понравилась, впрочем, как и все другие. С шев