— Пей давай! — едва не плача, Шпилька зажала овчарке пасть, провела пальцами по горлу, вызывая глотательный рефлекс.
Вторая порция живчика дала, наконец, эффект — взгляд собаки стал осознанным. Лайма слабо вильнула хвостом, приветствуя хозяйку, и потянула носом воздух.
— Давай ещё глоточек, моя хорошая.
На этот раз заставлять не пришлось. Овчарка облизнулась, подняла голову, навострила уши — и расслабленно откинулась обратно на траву. Значит, опасности пока нет.
— Передохни, — сказала ей Шпилька, украдкой вытирая уголки глаз. — Но только чуть-чуть. Скоро сюда со всех окрестностей заражённые ломанутся, и нам бы к этому времени надо быть подальше.
«Чуть-чуть» продлилось до рассвета — раньше Шпилька и сама боялась уходить. По темени слишком просто не увидеть приближающуюся опасность, не говоря уж о том, что можно попросту переломать ноги на пересечёнке. К тому же в темноте, как известно, звуки разносятся слишком хорошо, и их с Лаймой могут засечь.
Её неслабо клонило в сон, желудок пытался совершать возмущённые кульбиты, требуя еды или хотя бы живчика. Шпилька поднесла к глазам бутылку, поболтала на дне остатки жидкости. И решительно сунула её обратно в барсетку. Слишком мало, лучше приберечь. Зато глотнула горохового раствора, предварительно глубоко вдохнув и зажав нос. Содово-уксусное пойло желудку не понравилось, и он затих, пообещав отомстить позже.
Утро выло хмурым, вместо вчерашнего солнца на небо выползли тучи.
«Интересно, бывает ли в Улье дождь?» — подумала Шпилька и принялась будить дремлющую Лайму.
Мост, на этот раз деревянный, она пересекала с затаённым страхом — а ну как опять настырная элита вылезет. Но всё было спокойно, видать, ночная горилла настолько боялась кисляка, что предпочла поискать еду в другом месте.
Туда ей и дорога. А лучше ещё дальше, в какую-нибудь дыру. К тётке, в глушь, в Саратов, как завещал классик. А Шпильке с Лаймой — в противоположную сторону, к кластеру с песчаным карьером и экскаваторами.
К середине дня на горизонте замаячили деревья. Интересно, там уже другой кластер или это вполне естественная смена пейзажа?
О том, каких размеров бывают кластеры, Шпилька не знала ничего. Мало ли, опять придётся убегать от кисляка. Вот только университетов, преподающих мироустройство, что-то пока не видно. А жаль — Шпилька, можно сказать, прямо-таки горела желанием самообразоваться по этому вопросу. А заодно побольше разузнать о Дарах.
Никаких аур она больше не видела, как ни старалась. И попытки погладить Лайму в надежде вновь зацепить пальцами стеклянную субстанцию тоже ни к чему не привели. Шпилька всё чаще ловила себя на мысли, что случившееся ей просто привиделось, что это глюки, вызванные кисляком…
Но если бы это были все последствия попадания в туман, элита вряд ли бы так его боялась. А значит, ничерта это были не глюки. Каким-то образом у них с Лаймой одновременно сработали Дары, и, благодаря их взаимодействию, появилась стеклянистая плёнка, способная защитить от неприятных последствий перезагрузки.
За размышлениями Шпилька не заметила, как дошла. Деревья оказались прозрачной сосновой рощей, вполне естественно вписанной в ландшафт. Значит, не граница. А судя по песчаной почве под ногами, пришедшей на смену обычной полевой, обещанный Танком карьер уже близко.
Собственно, сразу за рощей он и обнаружился. За последним рядом сосен земля резко пошла вниз, превращаясь в прорезанный корнями склон, а глазам открылось невероятное зрелище — протянувшиеся на километры песчаные горы, обрамлённые всё тем же сосняком.
Карьер был заброшен довольно давно — некоторые склоны успели зарасти травой, в низинах образовались покрытые бензиновыми разводами озерца. Нереальный пейзаж, словно сошедший с картин, на которых художники пытались представить, как выглядел бы Марс, обладай он пригодной для жизни атмосферой.
Но больше всего Шпильку поразили экскаваторы. Огромные, с пятиэтажный дом высотой — она уже видела такие, правда, только на фото. Зато сразу вспомнила название — абзетцеры. А по сути — отвалообразователи.
Башни и разгрузочные стрелы гигантов давно проржавели, половина тросов сгнила и оборвалась, гусеницы наполовину погрузились в песок. Для Улья, наверное, такая заброшенность промышленного объекта и техники была нормой — кому они нужны в мире, который постоянно меняется? Но Шпилька была уверена, что техника и разработки пришли в негодность задолго до последней перезагрузки.
На дно карьера Шпилька спустилась с полными песка ботинками. Вытряхнула, заново зашнуровала, выпрямилась — и виски заломило от ощущения приближающейся опасности.
Шпилька, не задумываясь, ломанулась к ближайшему абзетцеру, краем глаза отметив, что Лайма осталась спокойной. Значит, не заражённые. Люди. Но они, как уже успела понять Шпилька, могут быть намного опаснее тварей.
Внутрь ржавого гиганта вела металлическая лестница сбоку от хобота разгрузочной стрелы — ступени отозвались на шаги гулким стуком и подозрительным потрескиванием, но выдержали. Шпилька промчалась по идущему по периметру балкончику, взобралась на следующий уровень, юркнула в одну из боковых кабин и припала к окну.
С высоты третьего этажа карьер предстал во всей своей масштабной красоте. Склоны золотились, несмотря на пасмурный день, абзетцеры стояли безмолвными памятниками промышленного века, переливались радужные разводы на поверхности отравленных химией водоёмов.
С виду всё спокойно, но виски не отпускало. То ли проснулась интуиция, которая, по словам Жива, рано или поздно появляется у всех выживших иммунных, а то ли просто нервы сдали — чёрт его разберёт.
Но беспечные в Улье не выживают, так что Шпилька не торопилась покидать убежище. Она напряжённо обводила взглядом горы песка до тех пор, пока не заболели глаза. Закрыла их на секунду, протёрла, вновь уставилась на карьер — и тут же заметила на горизонте крохотную чёрную точку.
Точка приближалась, постепенно увеличиваясь и превращаясь в червяка. А когда она придвинулась достаточно близко, чтоб разглядеть детали, то оказалась колонной бронетехники. Впереди ехало нечто вроде условно знакомого Шпильке БМП, но корпус имел более обтекаемую форму со скруглёнными углами и был выкрашен в чёрный цвет вместо оливкового. Такими же были и остальные машины в колонне — вроде бы узнаваемые, но всё равно отличающиеся дизайном от привычных. Чёрные пикапы с пулемётными турелями, грузовики наподобие автозаков, автобусы с закрытыми бронещитами окнами и крутящимися вокруг своей оси решетчатыми антеннами и даже нечто совсем уж невероятное — каплевидной формы транспорт, во все стороны ощетинившийся футуристического вида стволами орудий.
На всех бортах Шпилька разглядела странную эмблему, похожую на всем известный медицинский символ — змею. Только здесь змея не обвивала ножку бокала и не склонялась над ним. Застыв в агрессивной позе, она била хвостом по нему, отчего по стеклу шли широкие разветвлённые трещины.
Съехав с очередного склона, колонна сбавила ход и стала разъезжаться в стороны, образуя полукруг. В центре его оказалась та самая машина будущего, как окрестила её для себя Шпилька.
Кто это? На муров непохоже, слишком серьёзная техника в колонне. Местные военные? Может быть, но одних «военных» Шпилька уже видела. И если с Танком и Живом ей повезло, то кто знает, как на её появление отреагируют эти. А кроме того, они явно к чему-то готовятся, и под руку им лезть не стоит — слишком велика вероятность не за понюшку табаку превратиться в дуршлаг.
Так что Шпилька присела, спрятавшись за пыльным пультом с рычагами управления, и принялась наблюдать.
Колонна, между тем, съехала в низину и остановилась. Потянулось ожидание.
Первой заражённых почуяла Лайма. И только через минуту из рощи, откуда пришла Шпилька, послышалось рычание двигателя, и на песчаный склон карьера вылетел мотоциклист. Крутнул ручку так, что двигатель взвыл повышенными оборотами, и понёсся вниз, прямо на бронетехнику.
Орудия боевых машин, словно по команде, развернулись в его сторону. Но огонь открывать никто не торопился, видимо, мотоциклист был свой, а бить тот, кто командовал колонной, собирался по кому-то другому. Например, по преследователю, который как раз сейчас тоже решил выбраться из рощи, обставив своё появление максимально эффектно.
С другой стороны, тихо он, а вернее, она, появиться и не могла. Не той комплекции была оставшаяся ночью без ужина элита, чтоб изящно пройти между сосен, не задев их своими рогами или хвостом.
Вот значит, что тут делает вся эта техника — охотится! И не абы на кого!
Шпилька с любопытством прильнула к стеклу.
Мотоциклист, спустившись со склона, помчался напрямую к своим. Но примерно на середине пути с буксом взял левее, едва не улёгшись при этом на песок. И тут же раздался первый выстрел.
Удар нанёс тот самый БМП, что ехал в начале колонны. Правда, прямое попадание крупнокалиберного снаряда заставило элиту всего лишь пошатнуться. Но экипажи остальных машин тоже не дремали — выстрелили дружно и из всех орудий сразу.
Грохот был такой, что Лайма испуганно заскулила и попыталась забиться в угол между железным шкафом с полустёртой надписью «220в» и пультом, а Шпильке пришлось зажать уши, чтоб не оглохнуть. Карьер в результате пальбы заволокло дымом, но канонада не смолкала ещё минут пять.
Уши у Шпильки болели так, что хотелось выть. Но, когда артиллерия закончила свою работу, блаженная тишина не наступила. Вместо неё послышался тонкий комариный писк. Его громкость нарастала медленно, но пропорционально ей ухудшалось самочувствие. Складывалось впечатление, что вояки на бронемашинах применили нечто вроде звукового оружия.
Борясь с дурнотой и головокружением, Шпилька вынужденно отпустила уши, чтоб опереться на пульт — и заорала не своим голосом от боли, повалившись на пол.
Ну точно звуковое. Вопрос только — послужит ли кабина абзетцера хоть каким-нибудь препятствием для звуковых волн? Если нет, то ей конец, потому что вряд ли по элите били слабым импульсом — чтоб такую тушу просто свалить, надо сотню Шпилек на части разорвать.