Страх отступил. Шпилька нахмурилась и быстро огляделась. Так и есть — все заражённые сидят на цепи, как псы. А она умудрилась забраться в нечто вроде мёртвой зоны, где ни один из них не может до неё дотянуться.
Передышке Шпилька обрадовалась — ей в обязательном порядке требовалось оценить только что полученную информацию. Только Штайн давать ей время на это не собирался.
— Будешь долго сидеть — выпущу кого покрупнее, — раздался его усиленный динамиками голос из-под потолка. — И без цепей. Напоминаю — тебе нужна дверь в противоположном конце полигона.
Сомнений в том, что он выполнит угрозу, у Шпильки почему-то не возникло. Носком ботинка она врезала под челюсть заражённому, так и тянувшемуся к её лицу, отмахнулась ножом от другого, и вскочила.
Снова бег, снова урчание со всех сторон, а зал, названный Штайном полигоном, кажется бесконечным.
Шпилька шарахнулась от одного выскочившего наперерез заражённого, ножом пырнула другого, но не попала. Локтем отпихнула третьего, пнула четвёртого. И, ошибившись с траекторией движения, попалась пятому.
В шею сбоку вонзились зубы, брызнула кровь. Борясь с болью, Шпилька извернулась и пнула мертвяка каблуком в колено, на секунду пожалев, что на ногах у неё армейские ботинки, а не поистине убийственный «Маноло Бланик» на тонкой высокой шпильке.
— Зубы почисть, а то Мойдодыра вызову! — возмутилась Шпилька и, услышав в собственном голосе истеричные нотки, решила с шуточками завязать хотя бы до того момента, как выберется из толпы заражённых.
Заражённый заурчал и в падении вцепился Шпильке в ногу, дёрнул на себя. Шпилька пошатнулась, теряя равновесие, рухнула на пол. Сверху тут же навалилось два вонючих, давно не мытых тела. Брезгливость прибавила сил — извиваясь всем телом, Шпилька умудрилась выползти из-под навалившихся на неё мертвяков, хоть и заработала при этом ещё пару болезненных и досадных укусов. Помчалась дальше.
Наперерез ей выскочил ещё один заражённый — который уж по счёту. Шпилька, не сбавляя скорости, пригнула голову, развернулась плечом вперёд и впечатала урчащую тварь в вовремя подвернувшуюся на пути перегородку.
Стоп! Подвернувшуюся или развернувшуюся?
— Это тебе для усложнения, — ехидно подтвердил голос из динамиков. — Ты ведь в курсе, что порядок родился из хаоса?
Шпилька стиснула зубы. Заражённых становилось всё больше, перегородки медленно крутились вокруг своих осей, причём с разными скоростями, а впереди наконец-то стала видна цель — распахнутая настежь бронедверь. Вот только до неё ещё около пятидесяти метров, кишащих сидящими на привязях заражёнными, которые, несмотря на отсутствие споровых мешков, ведут себя отнюдь не как пустыши.
Из оружия у Шпильки остался только нож — вилку пришлось оставить в шее особо ретивого зомбака, налетевшего со спины. Вилку было жаль — она оказалась намного полезнее тупого столового ножа.
Бег окончательно превратился в шараханье от загребущих рук заражённых. Думать было некогда, планировать действия — тем более. Шпилька сосредоточилась на «здесь» и «сейчас». Боролась, как умела. Но не в её силах было одолеть то количество тварей, что встретило Шпильку за десять метров до вожделенной двери.
Они навалились разом, заполонив собой всё пространство. Десятки рук ухватили её за куртку, потянули назад, разрывая крепкую камуфляжную ткань. Голодное урчание десятков глоток сменилось предвкушающим. Чьи-то давно не чищенные зубы вцепились в бок, вырывая кусок плоти вместе с клочком ткани.
Шпилька сумела высвободить руки, резанула ножом по лицу ближайшего заражённого, но толку из этого не вышло. Её снова повалили на пол и принялись рвать на куски.
Зачем её отправили на этот, как выразился Штайн, полигон? Ставят какой-то эксперимент? Над ней? Над заражёнными с повадками бегунов, но без споровых мешков? Или над всеми вместе?
Сквозь урчание Шпилька неожиданно расслышала новый звук — омерзительные, чавкающие шлепки. По лицу, плечам, рукам потекло горячее, залило глаза и рот. Жидкость пахла кровью и имела металлический привкус.
Шпилька насчитала семнадцать шлепков прежде, чем, чем навалившиеся на неё заражённые затихли. А потом её схватили за руки и вытащили из-под груды истекающих кровью и фекалиями мертвецов. Проволокли по полу и бросили.
— Я ждал большего, — недовольно проговорил Штайн.
— Так сам сходи, подай пример, — прохрипела Шпилька и тут же огребла ботинком по рёбрам.
— Дайте ей живчика и отправьте в санитарную зону, она вся в дерьме, — отвернувшись, приказал Штайн. — И подготовьте Гуддини. На всё про всё — два часа.
Шпилька покрепче сжала чудом оставшийся в руке нож, приподнялась. Тупое лезвие скользнуло к ноге излишне расслабленного Штайна…
Внешник резко поднял стопу и опустил её Шпильке на руку. Та взвыла, выпавший из ослабевших пальцев нож зазвенел по полу.
— Выполняйте, — не повышая голоса, приказал Штайн и, отвернувшись, зашагал по коридору.
— Убью гадину! — едва живая от боли, прошипела ему вслед Шпилька.
Её вновь подхватили под руки и поволокли. Вот только повороты считать сил уже не было. Шпилька закрыла глаза, радуясь тому, что хотя бы жива.
Пока жива. Кто знает, что ещё приготовил ей этот садист чёрном скафандре?
Штайн был в бешенстве. Пациентка так и не применила никакого Дара — похоже, и впрямь была слишком свежей. Но споры грибка, разделяющего всех в этом сумасшедшем мире на тварей и мутантов, может, и не обрели ещё достаточно сил, чтоб активировать Дар, но должны были хотя бы попытаться.
Пройдя через шлюз дезинфекции и избавившись от надоевшего до чёртиков скафандра, Штайн едва не бегом рванул в свой кабинет, куда непрерывно транслировались показания со встроенных в наручники датчиков. И долго, красочно матерился на трёх известных ему языках, глядя на идеально ровную линию графика.
Первый способ пробудить Дар не сработал. А уж кому, как не Штайну, было знать, что этот способ — ещё и самый надёжный. Это русских основателей Саратова интересовали исключительно органы мутантов. А когда база разрослась и превратилась в международную, основным её направлением стали исследования. В мутантах учёных интересовала их потрясающая способность к регенерации и иммунитет, защищающий даже от венерических болезней. К тварям первыми интерес проявили военные. Трудно даже представить, какие возможности откроются перед страной, первой сумевшей вырастить покорную элиту. Поначалу профит можно будет сорвать только здесь, в Стиксе. Но в будущем, когда удастся на определённой стадии развития твари нейтрализовать споры местного грибка при помощи эфки, откроются воистину потрясающие перспективы.
Кроме того, эфка, возможно, поспособствует и скорейшему изобретению препарата, который позволит людям обретать способности мутантов, но при этом не становиться заложниками Стикса.
Штайн был человеком крайне идейным. За право попасть на эту базу, за возможность наблюдать за самыми безумными и гениальными экспериментами он поставил подножку не одному своему сопернику. И ни разу об этом не пожалел. Гражданские яйцеголовые, хоть и знали о том, что Штайн регулярно прибирает к рукам некоторых заинтересовавших его мутантов, закрывали на это глаза. Материала как для исследований, так и для сугубо практичных целей вроде донорских органов, на базе хватало с избытком.
Так что время есть, новую пациентку у него никто не отберёт. А она, надо сказать, интересовала Штайна всё сильнее и сильнее.
В отличие от подчинённого, полковник Бриске согласился возглавить военно-охранную службу Саратова по причинам намного более приземлённым. Весьма солидная плата плюс соцпакет, помимо некоторых общеизвестных преференций, включающий в себя доступ к передовой и даже экспериментальной медицинской помощи для него и всей его семьи — доводы более чем серьёзные. Кроме того, полковник Бриске, едва только подписав контракт с кучей дополнительных бумажек о неразглашении, в ту же секунду стал вхож в высшие круги своей страны. Отчёты о работе международной миссии он отправлял лично Президенту, минуя все нижестоящие инстанции. Приказы получал тоже исключительно напрямую. Несмотря на то, что Саратов основали русские, что язык общения тоже был принят русский, Президент совершенно искренне полагал этих северных варваров лишними здесь. По его приказу Бриске долгие годы, где интригами, а где и… далёкими от закона способами замещал их ставленниками своей страны. И до выхода на почётную пенсию планировал завершить возложенную на него миссию.
Впрочем, лишними тут были не только русские. Китайцы, арабы, европейцы — все они, по плану Президента, должны были свернуть свои миссии в течение ближайших пяти лет. Работа над исполнением этого плана велась не столько в Стиксе, сколько в родном мире Бриске, и заключалась, в основном, в обеспечении максимального количества перебоев в поставках реактивов и прочей так нужной яйцеголовым лабуды. Но и полковник тоже не бездействовал. Подмена результатов исследований, порча биоматериала, подставы — вот немногое из того, что находилось в зоне ответственности лично Бриске. И полковник со своими обязанностями справлялся безукоризненно.
Эксперименты Штайна, разумеется, тоже не были для него тайной. Но на них Бриске пока внимания не обращал — немец действовал в своих собственных интересах и, сам того не ведая, являлся источником весьма ценных и неожиданных результатов. Так что его Бриске не трогал.
Более того, в отличие от большинства представителей стран-партнёров, Штайн не должен был покинуть Саратов ни живым, ни мёртвым. Бриске ценил ушлого немца — у того был прямо таки талант замечать крайне важные мелочи.
Вот и сейчас Штайн, словно пёс, вцепился в эту девку. Углядел в ней что-то эдакое. Сам Бриске пока не очень понимал, что в ней такого особенного, но чутью немца он доверял. И с нетерпением ждал, что же он сможет найти в этот раз.