Айвэн машинально потер скулу и сморщился, ощутив грубую кожу.
– Все может быть. Но все равно – не расслабляться. Оружие с собой забирайте, к столу этому без стволов не выходить. Хотя бы короткоствол, но обязательно. На бухло не налегать, максимум по стопарю, чтоб нервы успокоить. А лучше вообще не пить. Разбирайте ключи, сразу запоминайте, кто в каких комнатах. И, как спать пойдем, рации не выключайте. Короче, чтоб на стреме все были. Может, Кросс и прав, но все равно стремные они какие-то. Как только Буму легче станет, поедем отсюда на фиг. Ящика еще похоронить нужно.
Трейсеры вошли в дом, разбрелись по комнатам, а через пару минут Айвэн уже услышал шутливую перебранку по поводу очередности купания. Разряжаются парни, напряжение снимают после засады, смерти Ящика и ранения Бадабума. Блин, не день, а черт знает что.
Он вошел в свою комнату, нащупал выключатель, щелкнул им. Под потолком вполнакала загорелась маломощная лампочка, ватт сорок максимум. Нет напряжения. Убранство у комнаты было простейшим, его даже убранством не назовешь: кровать с сеткой у стены, рядом – большой деревянный шифоньер, переместившийся сюда прямиком из эпохи Советского Союза, у второй стены – такой же стол и колченогий стул. На столе – лампа с побитым молью абажуром. Все. Спартанская обстановка.
Айвэн пристроил в углу рюкзак, поставил на пол сумку, прихваченную из машины, достал из нее чистое белье, комбинезон, «мыльно-рыльные» принадлежности и стащил с себя одежду. Сделал шаг в сторону, повернулся и замер, краем глаза увидев в зеркале свое отражение.
Грубой черной коркой было покрыто практически все его тело. Свободным от нее пока что оставалось только лицо, и то чернота щупальцем взбиралась по шее, захватывая правую скулу. Теперь стало понятно, почему так сильно чешется у него тело. Ведь еще несколько часов назад чистых участков было значительно больше! А еще он увидел то, что не заметил при осмотре перед вылазкой: левый бицепс будто набух, увеличился, на руках вздулись вены, а ногти на ногах стали толще и будто бы уплощились. Подумав, охотник переодел белье и натянул чистый комбинезон. Мыться расхотелось.
Едва он успел застегнуть «молнию», как в дверь кто-то постучал. Трейсер выглянул – Кросс. Экстремал успел помыться, побриться и переодеться, благоухал одеколоном, а под мышкой был зажат самый настоящий костыль.
– Там это, командир. Вниз зовут. Будем спускаться?
– Будем, – буркнул Айвэн. – Сейчас иду.
Когда за Кроссом закрылась дверь, он нашел розетку, воткнул в нее зарядный «стакан» и поставил в него рацию. Нацепил кобуру, сунул в нее пистолет и, подняв воротник как можно выше, вышел в коридор.
Трейсеры уже гомонили внизу. Айвэн не стал задерживаться и пошел к лестнице.
Народу в баре прибавилось. Посередине было составлено несколько столов, на которых исходили паром два огромных блюда, стояли несколько бутылок. Помимо Майора, Фобоса, Кросса, Кельта и Альпиниста, за столом сидели уже знакомый хмурый, дородная дама в длинном не то пальто, не то халате и мужик в засаленном синем комбинезоне, с висками, покрытыми сединой, несмотря на моложавый вид. Во главе стола восседал улыбчивый дядек лет сорока, в камуфляжных штанах, высоких ботинках и офицерском свитере под горло.
– О, вот теперь все гости в сборе! – радостно и громко провозгласил дядек, широко улыбаясь. – Сейчас Пиковый подойдет, и можно начинать. Да ты садись, чего маячишь! В ногах правды нет! Присоединяйся к нам, давай, вон тебе ребята твои место оставили! – И показал широким жестом на свободный стул напротив, через стол.
При первых звуках его голоса Айвэн узнал того, кто распинался по рации. Он подошел, отодвинул стул и уселся, радуясь, что помещение плохо освещено, – успел поймать задумчивый взгляд Кельта, глядящего на его правую сторону лица.
– Давайте я вас познакомлю, – все с той же улыбкой продолжал дядек. – Вот этот мрачный тип – Волк. Грязнуля, не сменивший одежду к ужину, – Сделайсам, наш главный умник по части техники всяко-разной, а единственная дама за столом – Афродита.
В этот момент Айвэн резко зауважал Майора, плечи которого хоть и дернулись, но на лице не дрогнул ни один мускул. Кремень мужик. Тут сам Айвэн, уже привыкший к негласным традициям Улья, согласно которым даже самые последние замухрышки из числа иммунных дам выбирали себе пышные имена, никак не вяжущиеся с их внешностью, чуть не заржал, а каково было Майору, который с местными обычаями не знаком?
– А меня, стало быть, Дядюшкой кличут, мы с вами уже общались, по рации.
– Дядюшкой Мизантропом, – уточнил Айвэн.
– Именно так, – улыбаясь во все тридцать два, подтвердил тот.
– А так и не скажешь.
– Ну, так потому и кличут. Улей, сам знаешь. Крестный мой, пусть ему лежится мягко, тем еще шутником был.
– Айвэн, – коротко представился охотник.
– А чего у тебя имя такое, басурманское, позволь поинтересоваться? Морда вроде самая что ни на есть рязанская.
Айвэн, на самом деле родившийся и выросший в Рязани, вздрогнул. В точку дядек попал, ничего не скажешь. И как знает об этом, сидит, улыбается хитро, зубом золотым светит.
– Так русских за границей называют. Пишется как Айвэн, вот они так и транскрибируют. Я сюда в снаряге импортной провалился да со стволом не местным, вот так и прозвали. – Он решил умолчать о том, что Айвэном его прозвали еще там, дома, мало ли что на уме у хозяев, тут народ суеверный, возбудятся еще, узнав, что он старый позывной себе оставил.
– Интересно. – Дядек улыбнулся еще шире: – О, а вот и Пиковый. Он вашего друга лечил.
Айвэн обернулся через плечо: в баре показался все тот же пацан-заморыш. Только выглядел в этот раз он еще хуже. Лицо осунулось, челка мокрая от пота, венка на шее пульсирует в такт сердцу. Пиковый подошел к столу, ухватил запотевший штоф, набулькал себе из него с полстакана, выпил, занюхал рукавом толстовки и уселся за стол.
– Жить будет, – повернулся целитель к Айвэну. – Только до утра тревожить его нельзя. И утром тоже не будить. Сам должен проснуться. Если проснется, значит, все хорошо будет, быстро рана затянется. Если спать продолжит… Значит, я тут сделать ничего не смогу, к кому посильнее везти нужно будет.
– Спасибо. – У Айвэна отлегло от сердца. – Сколько за работу?
Пиковый метнул на него удивленный взгляд.
– Это все с Дядюшкой. Как решит, так и будет, он у нас тут всем ведает.
– Давайте не будем омрачать вечер финансовыми вопросами. Рассчитаемся. Я вижу, что вы ребята хорошие, без штанов не оставлю. Все по-человечески будет, не переживайте. Теперь, когда все в сборе, давайте же наконец начнем. Еда остывает.
Если честно, понаблюдав за контингентом «Оазиса», Айвэн ожидал, что Дядюшка Мизантроп перед началом обеда предложит вознести молитву Улью, святой Элите или Черному рейдеру – слишком уж характерные персонажи. Он уже минут десять, как понял, кого они ему напоминают – сектантов. Не тех, которые на крестах по Улью народ развешивают, с этими ему, к счастью, встречаться не приходилось, а обычных, со старой Земли. Каких-нибудь если не баптистов, то мормонов или еще каких психов. Но нет. Вместо того чтобы предложить всем взяться за руки и помолиться за кров и стол, ниспосланные свыше, он потянулся все за тем же штофом и принялся разливать водку. Айвэн хмыкнул, посмотрел на хмурого Волка, за обе щеки уминающего тушеную картошку с крупными кусками мяса, и потянулся за блюдом.
Водка была холодной, картошка – вкусной, овощи – свежими, а Дядюшка Мизантроп, всячески отрицая свое прозвище, – веселым и остроумным. Через несколько тостов Айвэн все же расслабился. Нормальные люди, видно, действительно в Улье не первый день, вот и относятся к его опасностям спокойно. Айвэн слышал про таких, хотя встречаться не приходилось. Хотя почему не приходилось? Вон Лысый, говорят, свободно за периметр Мирного без оружия шастает, ствол берет, только если с кем-то идет, чтоб умы не смущать. Так что все нормально. Только вот на водку налегать все же не стоит.
Охотник доел, вытер рот самой настоящей салфеткой, встал и благодарно кивнул хозяевам:
– Спасибо большое, очень все вкусно, хорошо и весело, но пора и честь знать. У нас день напряженный выдался, а завтра, может, еще напряженнее будет. Так что, с вашего позволения, мы по комнатам.
Остальные трейсеры речь командира поняли правильно и роптать не стали, хотя на лицах Кросса и Альпиниста было видно неподдельное расстройство. Хозяева их задерживать не стали, и вскоре бойцы уже разбрелись по комнатам. Айвэн запер за собой дверь и, не раздеваясь и даже не снимая ботинок, рухнул на кровать, поставив автомат рядом, а пистолет положив на грудь. В голове едва заметно шумело, тело ломило и выкручивало, и хотелось верить, что это не от продолжающейся перестройки организма, а от усталости. Правда, верилось в это все меньше. Айвэн уже решил для себя, что, как только вернутся, он отправится к Лысому и выпытает у него все, что тот знает о Великом знахаре: кто такой, один ли это человек или общее звание, так сказать, где можно такого найти и чем он Айвэну может помочь. И что за свою помощь запросит. Становиться квазом не хотелось. Очень не хотелось. Особенно учитывая, что непонятно, как далеко зайдет эта трансформация и как она скажется на его разуме. Вон в машине Майора чуть не покалечил внезапно усилившимся Даром. Раньше ему нужно было для активации рукой дернуть или ногой там, как бы импульс послать, а тут взгляда хватило. И элитника он тогда удержал, еще на охоте, и грузовик чуть не перевернул, когда тех двоих, что по Буму стреляли, размазывал. Впрочем, были моменты, когда Дар и сильнее проявлялся, он же у него на эмоции как-то завязан. Достаточно вспомнить, что стало с мурами в Пионерске и с самим стабом, когда он узнал, что Агата мертва. Камня на камне не осталось, зарево за несколько километров было видно. Тогда вся эта история с изменением и началась. Правда, в последнее время как-то все гораздо более бурно развивается, за несколько дней дальше зашло, чем до этого за полгода. Ресурса организма больше было?