— Доброе утро, доктор Новицки. Как поживаете?
Я чувствовал его дыхание, его лицо расплывалось передо мной, и мне было трудно его разглядеть.
— У меня все хорошо, Рауль. А ты как? — ответил я.
— У меня тоже все хорошо, — сказал он. — Хороший денек, правда?
— Да, хороший, но он будет еще лучше, если ты отойдешь хотя бы на шаг назад. — Затем я попросил его вытянуть руку перед собой, чтобы измерить расстояние между нами, и сказал: — Вот таким должно быть расстояние между тобой и другими людьми, когда ты здороваешься с ними.
Оказывается, втайне от меня персонал работал с Раулем над улучшением его социальных навыков, уделяя особое внимание тому, как нужно здороваться с людьми, и они решили проверить то, чему его обучили, на мне. Однако хотя им удалось научить Рауля говорить правильные слова, здороваясь с кем-либо по утрам, они явно забыли рассказать ему о таком не менее важном невербальном канале коммуникации, как личное пространство, представляющее собой некий невидимый пузырь между нами и другими людьми, через который должно проходить большинство наших невербальных сообщений.
Подобно другим животным, в процессе эволюции мы приобрели естественный инстинкт, побуждающий нас защищать свою территорию от чужаков. Мы настороженно следим за посторонним человеком, появившимся в нашем дворе. Мы начинаем беспокоиться, когда видим на нашей подъездной дорожке незнакомую машину (даже если она выезжает задним ходом и удаляется). Приглашая гостей на обед или устраивая вечеринку, мы вряд ли будем в восторге, если застанем гостя, роющегося в ящиках комода в нашей спальне. И не менее ревностно мы относимся к своему личному пространству, своего рода портативному силовому полю, расходящемуся от нашего тела в нашу социальную реальность.
Когда кто-нибудь вторгается в наше личное пространство, как это сделал Рауль, это обычно провоцирует реакцию «беги», которая является рефлекторным ответом на опасность. Мы отклоняемся назад или отступаем в сторону, стараясь вернуть себе утраченное пространство. Исследователь в области личного пространства человека и нейропсихолог Майкл Грациано выделил специализированные нейроны мозга, которые активируют эту инстинктивную реакцию. Он называет их периперсональными нейронами и сравнивает их действие со счетчиком Гейгера: они сканируют пространство, непосредственно прилегающее к нашему телу, собирают актуальную информацию о том, насколько далеко от нас находятся другие люди или объекты, и затем, обнаружив, что наше личное пространство нарушается, стимулируют соответствующую реакцию[85]. Хотите увидеть эту систему мониторинга в действии? Достаточно понаблюдать за тем, как толпы людей переходят улицу, умудряясь избегать столкновения друг с другом, хотя многие пешеходы не обращают внимания на окружающих или даже идут, уткнувшись в телефоны. Это на самом деле поразительное явление.
Чтобы помочь своим студентам, изучающим психологию в Эмори, лучше понять функцию периперсональных нейронов и получить более полное представление о границах личного пространства, я обычно устраиваю демонстрацию этих понятий в аудитории. Я прошу двух студентов встать у противоположных стен комнаты — на расстоянии примерно в шесть метров — и затем по моему сигналу начать двигаться навстречу друг другу. Далее я прошу их остановиться в тот момент, когда они начнут ощущать некоторый дискомфорт. Как правило, они останавливаются на расстоянии около метра друг от друга (хотя эта величина неизбежно меняется в зависимости от гендерной принадлежности и культурного багажа). Однако одна вещь остается неизменной — то, как ведут себя студенты, достигнув своего порога комфорта: они не только решают остановиться, но и отшатываются назад, как будто натолкнувшись на какую-то твердую преграду. Это значит, что у них активировалась система сигнализации, состоящая из периперсональных нейронов, предупреждая их об опасности.
В своей повседневной жизни мы всегда стараемся соблюдать комфортную дистанцию между собой и другими людьми. Сознаем мы это или нет, но мы постоянно корректируем это расстояние в зависимости от того, где мы находимся, с кем общаемся и какие чувства испытываем. Если мы ощущаем тревогу, мы отодвигаемся от других, чтобы себя защитить. Когда мы чувствуем себя комфортно и спокойно, мы позволяем другому человеку подойти ближе.
В своей книге The Hidden Dimension («Скрытое измерение»), вышедшей в 1966 году, Эдвард Т. Холл, антрополог, специалист в области культурной антропологии, описал превалирующие представления американцев о допустимых зонах личного пространства[86]. Первой из них является интимная зона — пространство в пределах около 45 см. Как правило, мы допускаем сюда только близких друзей и членов семьи. В этих границах мы обмениваемся информацией и чувствами личного характера; если мы не одни в комнате, мы понижаем голос, чтобы наш разговор слышали только те, кому позволено находиться в нашем интимном пространстве. (Детям бывает трудно научиться регулировать громкость голоса в пределах самой близкой зоны общения, поэтому они часто говорят громким шепотом.)
Сразу за интимной располагается персональная зона — пространство в пределах около 1,2 м. В границах этой зоны происходит значительная часть наших ежедневных взаимодействий. Встретив на улице знакомого, вы будете общаться именно на такой дистанции. Это приемлемое расстояние для разговора с сотрудником магазина или с соседом. В этом пространстве мы разговариваем громче, чем в интимном, но все же оно остается относительно приватным. Если мимо двух собеседников, общающихся в этой зоне, пройдет какой-то посторонний человек, он может случайно услышать, о чем они говорят, но, уважая правила поведения, постарается проигнорировать услышанное и не станет влезать в разговор.
Следующую зону Холл назвал социальным пространством. Оно располагается в пределах от 1,2 до 3,5 м. Здесь мы можем позволить себе говорить достаточно громко, так как хотим, чтобы другие услышали то, что мы обсуждаем. Эту зону может использовать экскурсовод или учитель, который ведет урок в классе, где сидят 20 человек. Поскольку в этом пространстве нас хорошо видно и слышно, мы, как правило, не обсуждаем в нем интимные или личные проблемы.
Наконец, существует еще публичная зона — пространство, выходящее за границы социальной зоны (то есть более 3,5 м). Эта зона предназначена для публичных мероприятий, как, например, выступления с речью перед аудиторией, но не очень подходит для социального взаимодействия. С такого расстояния мы способны считать информацию, которую может передавать поза человека, но, чтобы жесты и другие виды невербального поведения привлекли внимание других, они должны быть более выразительными и бросающимися в глаза.
Вне зависимости от дистанции, наши периперсональные нейроны постоянно мониторят каждую из этих зон в поисках сигналов угрозы. Холл отмечает, что мы, как и другие животные, обладаем врожденной способностью быстро устанавливать свой уровень комфорта в присутствии нарушителей нашего личного пространства, но, в отличие от животных, учимся корректировать эти расчеты, опираясь на опыт взаимодействия с семьей, окружением и учитывая превалирующие социальные нормы. В результате размер наших пространственных пузырей будет в определенной степени зависеть от моделей поведения, которые мы наблюдали в семье, а также от страны и культурных традиций, в которых мы выросли. Например, пространственные пузыри у жителей США и Великобритании самые большие, тогда как в странах Южной Европы и Ближнего Востока люди предпочитают общаться на гораздо более близком расстоянии друг от друга[87].
Однако иногда мы вынуждены приспосабливаться к ситуации, когда в наш пузырь вторгается совершенно незнакомый нам человек. Представьте себе, что вы находитесь в пустой кабине лифта. Вы стоите в расслабленной позе, слегка сутулясь. Лифт останавливается, двери открываются, входит посторонний человек, и ситуация меняется радикальным образом. Вы мгновенно выпрямляетесь, а затем вы и новый пассажир мысленно делите территорию лифта пополам, и каждый из вас инстинктивно отступает на свою половину. Однако по мере того как в лифт входят другие пассажиры, в нем становится тесно, и пузырь вашего личного пространства постепенно сдувается, запуская совершенно чужих людей в ту зону, где в обычных обстоятельствах вы бы почувствовали угрозу. Как же мы выдерживаем пребывание в лифте, не получая сигнала к бегству от наших периперсональных нейронов? А вот как: просто мы изо всех сил стараемся убедить себя, что на самом деле мы здесь одни. Мы смотрим прямо перед собой, не отрывая глаз от дверей, или пристально разглядываем пол, или утыкаемся в телефон. (Мы часами делаем нечто похожее, сидя рядом с незнакомым человеком в самолете.)
В следующий раз, оказавшись в переполненном лифте, слегка поверните голову (примерно на пять градусов) вправо или влево и понаблюдайте, что произойдет. Это легкое движение головы разрушит иллюзию, будто вы одни, не только у вас, но и у всех остальных, и, весьма вероятно, вы увидите несколько враждебную невербальную реакцию со стороны человека, стоящего рядом: на его лице будет написано нечто вроде «Чего уставился?».
Холл представлял эти зоны как ряд концентрических кругов с центром, в котором находимся мы сами. В то же время исследование, которое провели мы с моим коллегой из Эмори Маршаллом Дьюком, позволяет предполагать, что пузыри нашего личного пространства по форме не похожи на идеальные круги. Для нашего исследования мы взяли простой рисунок комнаты с точкой в центре и концентрическими кругами, расходящимися из этого центра к периферии. Мы попросили тысячи участников исследования представить, что они стоят в центре комнаты. Затем мы предложили им показать место, где, по их мнению, должны остановиться люди разного возраста, пола и расы, приближающиеся к ним спереди, сзади и с обеих сторон комнаты (при работе с детьми младшего возраста мы использовали игрушки «Фишер-Прайс», чтобы облегчить им задачу визуализации). Исследование дало нам богатую информацию о выученных нормах, касающихся соблюдения личного пространства, включая подробную картинку, изображающую зоны нашего личного пространства