Мама громко вскрикнула, и все обернулись. И тогда Варя объявила уже во всеуслышание:
— Сегодня погиб наш сосед…
— Какой? — спросил Андрей.
— Мистер Бедрик.
Молодой человек изменился в лице, а потом упавшим голосом произнес: — Какое несчастье! — Вздохнул и посмотрел на Варю: — А как он погиб? Когда? Ведь я разговаривал с ним по телефону часа два назад. Даже меньше.
— Убили.
Директор «Одеона» поежился и взглянул на свой автомобиль.
— Это моя вина, — вздохнул Андрей, — надо было дозвониться, настоять на встрече, увезти его куда-нибудь. Роковые часы дали бы сбой, и все было бы иначе…
— Ужас, — опять шепотом произнесла Валентина Николаевна.
Она тут же поднялась и поспешила к калитке, разделяющей два участка.
После этого гости засиживаться не стали. Перед тем как сесть в свой автомобиль, директор «Одеона» объявил Варе, что те деньги, которые он ей обещал, переведет двумя траншами, но если ей удобнее получить наличными, то ему проще сделать именно так.
— Я подумаю, хотя столько мне не дотащить.
Томтит, прощаясь, показал глазами на оставшегося возле стола грустного Андрея и сказал:
— Твой бойфренд мог бы стать неплохим актером: у него прекрасная мимика, хорошая реакция, но для своего фильма я выбрал бы твоего телохранителя. Он убедительнее в любом качестве.
Варя хотела обидеться, но потом подумала, что Томтит так неудачно пошутил от ревности, и сделала вид, что ей сейчас не до того.
Но ведь это и в самом деле было так. Не до того ей сейчас. Только теперь она поняла, что Илья Семенович больше никогда не придет к ним, чтобы поболтать с отцом или покатать шары на бильярде. Он больше никуда не придет, потому что его нет и больше никогда не будет. Поначалу его будут вспоминать часто, потом все реже, а дальше, вероятно, забудут, словно никогда не было на свете такого человека, не было его детства в Житомире, нищей эмигрантской юности, не было его стремлений, желаний, любви, пристрастий, не будет никогда его напускной наивности и почти застенчивой иронии… То есть это все будет, даже наверняка это есть, но у кого-то другого, но такого Ильи Семеновича, которого знала Варя, уже не будет никогда.
Она зачем-то, неожиданно даже для себя самой, попыталась представить, как это произошло, о чем подумал мистер Бедрик в последнее мгновение своей жизни, и сама испугалась своих мыслей.
Гости уехали, остался лишь Андрей, который не отходил от нее и молчал. Но вскоре появился отец с Михеевым, и тогда Андрей начал собираться.
— Я, вероятно, сейчас здесь не к месту… То есть я понимаю, что… Но дело в том, что я именно сегодня хотел тебя попросить… То есть спросить… Но после того… после этого известия не знаю, как можно…
Речь его была путаной, и Варя не могла понять, о чем он пытается ее попросить.
А он наконец произнес:
— Хотел сегодня сделать тебе предложение. Попросить твоей руки, как водится, у твоих родителей. Ведь мы уже давно не чужие друг другу люди. И вот так все неудачно сложилось…
— Это для мистера Бедрика все неудачно сложилось, — ответила Варя.
Она обняла молодого человека и, поцеловав, шепнула:
— Я думаю, родители не будут возражать. Я им сама скажу, но не сегодня.
— А ты сама?
Вместо ответа Варя поцеловала его еще раз. Обернулась и увидела, что за ними с высокого крыльца наблюдает отец. Владимир Викторович тут же резко отвернулся и вошел в дом, предварительно пропустив вперед себя Колю Михеева.
Официанты собирали со стола блюда и тарелки, относили все это на кухню. Варя наблюдала за их действиями из беседки. Смотрела, но не понимала, зачем они здесь, к чему эта посуда и почему к ней такое внимание. Происходит что-то нелепое, хотя вполне обычное для окружающего равнодушного мира: жизнь проходит мимо этих людей, мимо самой Вари, мимо ее родителей, и все они не замечают перемен, а если и замечают, то привыкают и смиряются с ними сразу. У каждого своя судьба, и она тоже может оказаться трагической, как у Ильи Семеновича. Жизнь каждого, кого знает Варя, может оказаться такой же короткой. Но ведь мистер Бедрик прожил почти шесть десятков лет, то есть не так уж и мало, только вот его смерть была внезапной. Не смерть, а гибель, и не гибель, а убийство. И это было самым страшным. Хотя нет, самое страшное — то, что и ее, Варина, смерть тоже может случиться внезапно — так внезапно, что она не успеет всего испытать, не успеет узнать чего-то очень важного о жизни, чего не знает сейчас… Хотя… Нет, пожалуй, еще страшнее остаться одной: если вдруг так же внезапно уйдут из жизни отец и мама… И тогда у нее никого не будет рядом… Но ведь будет Андрей, один Андрей, но это так мало…
Она сама удивилась, почему в первую очередь не подумала о любимом человеке. Конечно, она не останется одна: рядом будет родной и близкий, тот единственный, которого она ждала всю жизнь и который ей был предназначен судьбой, пославшей его так внезапно… Но все равно на душе было тоскливо.
Варя вернулась в дом и направилась на второй этаж. Но, поднимаясь по ступеням, услышала, как мать произнесла в тишине, окутавшей дом:
— Мы с тобой обо всем договорились. Сделай, как я прошу, ради нашей дочери.
Вероятно, она сказала это мужу, выходя из его кабинета. Варя замерла, а потом тихонько спустилась на несколько ступеней. Что должен сделать ради нее отец?
— Я к Бедрикам… — предупредила мама, проходя мимо, и уточнила: — То есть… я к Светлане. Ее надо поддержать, а то она совсем там измучилась, поди…
Варя не знала, чем заняться. В просторной комнате тоже было уныло и тихо. Девушка сидела у рабочего стола и смотрела в окно. Там темнел дом Ильи Семеновича. Был виден пост охраны при въезде и парень в униформе, сидящий на стуле возле обитой сайдингом будки. Сидел неподвижно, словно парализованный известием о том, что случилось с хозяином. Поглядев на него, Варя зачем-то позвонила в офис. Трубку снял охранник, и по голосу она поняла, что это тот самый парень, который подвозил ее сегодня.
— А вы почему на работе? — спросила она.
— Отвез вашу машину, оставил на территории. Напарник снова попросил подменить, а у меня времени много. И заодно не придется завтра специально подъезжать для нашей встречи.
Варя не могла понять, о какой встрече он говорит, но потом вспомнила:
— Меня может завтра не быть. Так что подойдите к моему заму и скажите, что я приняла вас на работу. Можете сразу и приступать. Зарплата будет такая же, как и у Борисова…
И на этом закончила разговор. Держала телефонную трубку в руке, смотрела на нее, не зная, что делать. Набрала номер Андрея. Он был уже дома и сразу начал говорить, что не может прийти в себя от того, что узнал про Илью Семеновича. И снова повторил, что все могло быть иначе… Андрей должен был именно сегодня представить ему свои предложения. Которые бы повысили товарооборот и снизили затраты…
— Не переживай, — попыталась успокоить его Варя. И в этот момент услышала в трубке какой-то звук — как будто там, где находился Андрей, звякнула тарелка.
— Ты ешь? — спросила Синицына.
— Я? — не понял молодой человек. — Почему ты спросила? Я наелся у твоих родителей. И вообще, я сейчас с документами работаю… А ты отдохни, завтра будет тяжелый день. Я тебя люблю…
За дверью в коридоре раздались шаги, вероятно, отец вышел проводить Михеева. Варя попыталась различить, о чем они говорят, но в коридоре не было слышно ничего, кроме шагов, да и те почти сразу стихли. Но тут же приоткрылась дверь, и в комнату заглянул Владимир Викторович.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он.
Не спеша зашел, опустился в кресло и оглядел пространство вокруг себя — так, словно давно здесь не был и искал какие-то перемены.
— Мы с мамой, вероятно, на какое-то время уедем. Отдохнуть и в самом деле надо, да и Коля Михеев советует сейчас побыть где-нибудь подальше отсюда… В конце прошлого года я приобрел домик в Италии… Море рядом, во дворе бассейн, виноград растет, инжир всякий… Там вполне комфортно, так что хотелось бы, чтобы и ты с нами…
Варя покачала головой:
— Вряд ли получится. И к тому же ты вряд ли согласишься, чтобы с нами поехал Андрей.
Владимир Викторович кивнул:
— Не соглашусь.
— Он мне сегодня предложение сделал.
Отец еще раз спокойно кивнул, нисколько не удивившись этому известию:
— Ты красива, образованна, умна, богата, наконец… Когда-нибудь это должно было случиться. Но лучше бы тебе все же побыть с ним немного в разлуке. И ты проверишь свои чувства, и он…
— Мне будет тяжело.
— Хорошо, настаивать не стану. Но тогда и ты выполни мою просьбу. Отдохни здесь, оставайся в доме, но без особой нужды не выезжай. А я попрошу Колю, чтобы приглядел за тобой.
— Здесь будут кино снимать, — напомнила Варя.
— Не будут, — усмехнулся отец. — Завтра киношникам покажут другой дом, от которого они будут в полном восторге: на берегу реки, вокруг лес…
— А мама? Разве ты не пообещал ей, что здесь будут снимать кино? Она сама этого хотела.
Владимир Викторович задумался, припоминая, и покачал головой:
— Речь шла о другом…
Он поднялся с кресла, подошел к окну, посмотрел на участок Бедриков. И продолжил, не оборачиваясь и не глядя на Варю, словно говорил о чем-то малозначимом:
— Мама попросила об одном: чтобы в фильме не было Насти Кардаш. Но я и не обещал ей ничего.
— А как ты мог обещать?..
И вдруг до Вари дошло:
— А почему вдруг мама тебя об этом просила? Какое ей дело до того, кого выбрал для своего фильма Том? Чем ей могла не понравиться незнакомая девочка?..
— Какой вечер тихий! — произнес отец и без всякой паузы добавил: — Дело в том, что эта девочка — твоя сестра.
— В каком смысле? — не поняла Варя.
Отец обернулся и широко улыбнулся:
— В том смысле, что она моя дочь. Двадцать лет назад… Хотя, пожалуй, времени прошло меньше… Тогда ты только пошла в школу, и твоя мама была уверена, что я тружусь скромным бухгалтером… Она переживала, думая, что меня не оценивают по достоинству. У нее уже появились подруги, которым повезло, как она считала, больше, потому что их мужья выбились в люди… А у меня будто бы нет честолюбия и элементарного внимания к семье… Так она говорила. А потом я начал мотаться по дру