Он почесал свой ус, потом откинулся на спинку кресла.
— Вот это поворот!
— То есть убийство Синицына вас не удивило вовсе, а то, что застрелен Бедрик, стало потрясением…
— Погодите, — прервал его депутат, — не надо меня ловить на слове. К убийству Синицына я никаким боком. Зачем мне это? Признаю, он действительно мне должен, и немало. Не буду утверждать, что половина его состояния по совести заработана мною — если разобраться, все посчитать, то миллионов пятьсот точно мои. А это, согласитесь, вполне реальная сумма, которую он мог бы мне вернуть. Но я не напрягал его и при последней нашей встрече так и сказал, что претензий не имею… То есть я сказал, что не буду требовать с него долг. Но произнес это в запальчивости и потому, что просто порядочный человек. Просто не могу с кем-то бодаться из-за денег, даже из-за своих, заработанных упорным трудом и здоровьем.
— То есть вы уже определили размер средств, которые хотели бы получить при разделе имущества, оставшегося без должного присмотра.
Олег Викторович почувствовал, что начинает краснеть: кажется, появляется шанс получить то, о чем он давно думал, даже мечтал, прекрасно понимая, что мечта эта неосуществима. Трудно поверить, но молодой человек разговаривает так спокойно, и на его лице нет никаких эмоций…
— Послушайте, — обратился к нему Омельченко, — не знаю, как к вам обращаться…
— Ярослав, — представился его собеседник. — Я нахожусь в ближайшем окружении наследников Синицына и в силах влиять на их решения. А потому заранее хочу решить все вопросы, связанные с возможностью возникновения непредвиденных требований и исков. Вы назвали реальную взвешенную сумму — полмиллиарда долларов. И я принимаю ее, не оспаривая.
Депутат потрогал ладонью багровые щеки. Все происходящее сейчас в его кабинете казалось нереальным, походило на розыгрыш. Про пятьсот миллионов он сказал просто так, чтобы произвести впечатление, а молодой человек принял!
— Недавно был проведен аудит и негласная оценка принадлежавших Владимиру Викторовичу основных активов, свободных от долговых обязательств. При быстрой продаже за них можно выручить более миллиарда. Может, полтора. Существуют еще мелкие предприятия. Только зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Зачем продавать прибыльные предприятия? Однако если вы будете настаивать на немедленной выплате причитающейся вам суммы, это сделать, конечно, придется.
— Погодите! — начал приходить в себя Олег Викторович. — Но ведь есть законные наследники — жена… то есть вдова, дочь, а по слухам, и другая дочь, которая может заявить свои права. А ведь там и у Бедриченко была немалая доля. И если Ильи теперь нет, то и у него найдутся наследники.
— У Ильи Семеновича осталась вдова, — кивнул молодой человек, — но со Светланой вопрос решается просто: пара-тройка миллионов — и она будет довольна. А вдове Синицына останутся участки земли и дома, вдобавок она получит сумму значительнее, чем миссис Бедрик, и еще можно дополнительно назначить ей некоторую ренту. По поводу второй дочери сказать ничего не могу, но в суд эта девушка наверняка не пойдет, потому что ей убедительно объяснят, что она однозначно проиграет, а в случае проигрыша придется оплатить все судебные издержки, включая гонорар дорогих адвокатов. А там суммы будут заоблачные… Несчастной придется продать все свое имущество, чтобы рассчитаться… Ну вы же понимаете. Сто или двести тысяч, предложенные ей, сделают и эту дочь счастливой. А касаемо Варвары Владимировны…
Посетитель посмотрел на клубы черного дыма за окном:
— Надо же, как разгорелось! Можно подумать, что монголы по второму разу взяли Киев.
— Какие еще монголы? — отмахнулся Омельченко.
— Ну, я не знаю, чем здесь народ пугают, — бурятская конница!
Депутат нажал кнопку селектора:
— Марийка, принеси-ка нам коньячку и закусить что-нибудь.
Он посмотрел на молодого человека, но тот не проявил к сказанному никакого интереса.
— Что принести? — переспросила секретарша.
— Салями, сырку, лимончик… Мне, что ли, тебя учить?
Олег Викторович продолжал смотреть на посетителя.
— Вы чего-нибудь желаете особого?
— Я не голоден. И, кстати, спиртного совсем не употребляю.
— Тогда отбой, — приказал Омельченко девушке.
Отключил селекторную связь и вздохнул. Потрогал щеки — они продолжали полыхать, но лицо, судя по ощущениям, уже не рдело так пламенно.
— Ярослав, вы к нам надолго?
— Я к вам заглянул на пару часиков, чтобы утрясти наши скорбные дела. Вы человек деловой и сразу определили реальную сумму, которую я смогу выплатить. Если бы назвали больше, то пришлось бы задержаться подольше, чтобы договориться с вами о снижении. А так все вроде нормально — никаких неожиданностей.
— Вы сказали, что выплатите… То есть вы уверены, что именно вы будете распоряжаться наследством?
— Полагаю, что других людей, которые на это решатся, не найдется. К тому же именно мне доверяют все наследники и кредиторы.
— Но ведь надо составить какой-то договор, будто бы мы условились о сумме претензий и…
— Так мы ведь и в самом деле договорились, без всяких «будто бы». А данное мною слово и есть договор. На бумажке можно поставить хоть двадцать печатей, но если какая-то из сторон не захочет его выполнять, никто ее не заставит это сделать.
Депутат поднялся из-за стола. Что-то во всем происходящем начинало его беспокоить. Внезапность, с которой все произошло? Ему предлагают полмиллиарда долларов и ничего не требуют взамен. Кроме одного, что Омельченко потом сам не будет ничего требовать. Так он и без того ничего не требовал, то есть когда-то, конечно, настаивал и угрожал, считая, что с ним поступили нечестно. Но когда это было! Время прошло, и теперь у него другие планы. То есть были другие планы. На Украине он — не бедный человек, но и не настолько богатый, чтобы считать свое будущее безоблачным. В депутаты пошел, потому что на депутатстве можно немного нажиться. На десять-двадцать миллионов увеличить за небольшой срок личное состояние, а потом уехать куда-нибудь в Европу, чтобы жить на берегу теплого моря, наслаждаться спокойной жизнью, ни о чем не беспокоясь, — это было пределом его мечтаний. А тут — такое предложение!
— И все же надо как-то оформить наше соглашение, — вздохнул он, — я должен вызвать своего юриста, посоветоваться с ним.
— Юрист вам ничем не поможет, потому что нет документов, подтверждающих законность ваших требований и получение каких-либо сумм. Кроме того, у меня нет ничего, что могло бы подтвердить, что я представляю интересы семьи Синицыных. На данный момент они даже не догадываются, что я займусь решением всех их проблем. Правда, когда узнают, только обрадуются, что кто-то взвалил эту ношу на себя.
— Стоп! — произнес Омельченко.
Только сейчас до него дошло, чего от него хочет этот самоуверенный человек, только сейчас цель его визита стала ясна и понятна. Наследников двое: вдова и дочь. Судя по всему, поровну они имущество делить не собираются. Хотя не собирается, скорее всего, младшая Синицына. Она хочет забрать все, поскольку получила экономическое образование в Лондоне — об этом Олег Викторович осведомлен, — считает себя великим финансовым стратегом… Возможно, у нее есть связи с западными финансовыми организациями, и теперь девочка хочет выжать из того, что ей досталось, максимум.
— Стоп! — повторил депутат, — скорее всего, меня не устроит ваше предложение. — Он произнес это — и сам испугался своей решительности, а потому повторил. — Оно меня не устроит на ваших условиях. Дело в том, что я давно люблю Валю Синицыну. Я любил ее даже больше, чем Володя. У нас с Валюшей даже роман начинался, но она была замужем, и я, как благородный человек, вынужден был с ней расстаться. Но я помнил о ней все это время, продолжал любить, с каждым годом разлуки все сильнее. Впрочем, это вам неинтересно, но для меня то, что было между мной и Валентиной, — самое важное в жизни. В моей жизни, да и в ее тоже, как мне кажется. Я даже не сомневаюсь, что она меня до сих пор любит и ждет. По крайней мере, когда мы с ней в последний раз общались по телефону…
— Шесть лет назад, — подсказал Ярослав.
— Разве? — изобразил удивление скоростью течения времени депутат. — А для меня все как будто вчера было. Но какая разница, сколько лет прошло, — настоящее чувство не умирает, оно вечно. Если я приеду к Вале и сделаю предложение руки и сердца, она, я думаю, не откажется. Я даже уверен, что она с радостью примет мое предложение. А получив какие-то жалкие пятьсот миллионов, я просто откажусь от мечты, от своего счастья. Валечка любит меня и доверяет, она прекрасно знает мои способности, мою деловую хватку, мою порядочность, наконец, и, вполне возможно, рассчитывает на то, что именно я приму на себя тяжкое бремя руководства огромной империей, которую создавал не один Синицын — он создавал ее вместе со мной, и неизвестно еще, чей вклад был весомей…
— Пятьсот миллионов вы получите в течение полугода, — напомнил молодой человек.
— Нет, — мгновенно отреагировал депутат и усмехнулся: — Кстати, свой визит ко мне вы согласовали с Михеевым?
— Нет, — ответил Ярослав, — нет нужды согласовывать — Николай Сергеевич полностью на моей стороне. Иначе откуда бы я знал о вас, о ваших взаимоотношениях с Синицыным? Именно он подсказал, где вас найти и как построить разговор. Михеев, пожалуй, более всех заинтересован в том, чтобы все задуманное мною увенчалось успехом. Он старается помогать мне изо всех сил.
— Да-а, — снова вздохнул Омельченко, — время меняет человека, а ведь каким неподкупным был прежде! Честный мент! Все-таки деньги портят человека, и даже ожидание того, что кто-то что-то тебе даст… Где былые идеалы?
— Да ладно вам изумляться. Вы же политик, а политика — это искусство выгодно торговать своими идеалами.
— В России — наверняка, а у нас, в Украине, политики думают о народе. Но мы отвлеклись от темы.
Олег Викторович задумался, посмотрел на дым за окном и хлопнул в ладоши.