Я с удовольствием оглядела свой дивный сад.
– Женщинам такое нравится, – пояснила ему, пытаясь не улыбаться уж слишком широко, – и цветы, и внимание.
– Ну и что тут может нравиться? – скривился Тим. – Спустить столько денег на эту… траву! Ее даже выкурить нельзя! Постоит денек-два – и на помойку. В чем прикол?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Зато запомнится надолго.
– Ты что, улыбаешься? – воскликнул Левицкий. – Умоляю тебя! Да ладно! Ты еще и покраснела!
– Да? – Теперь уже не стесняясь, улыбнулась я.
– Это ужасно. Да ну тебя!
– Это просто ухаживание, Тим. Нормальные люди всегда делают что-то подобное. Теперь я знаю, что обо мне кто-то думает. Мне приятно. У меня хорошее настроение.
– Скупить целый магазин, чтобы просто трахнуть кого-то? – Он отодвинул вазы от дивана и упал на него. – Это каким надо быть неуверенным в себе дебилом? Мне обычно хватает улыбки и пары комплиментов!
– Тим! – воскликнула я. – Перед тобой раздвигали ноги и за меньшее! Не сравнивай.
– Да ты этого чувака за такой подгон теперь должна обслужить по полной, – усмехнулся парень, с отвращением разглядывая нежные бутоны и морща нос.
– Я ничего никому не должна, – покачала я головой. – Это в твоей вселенной девушки расплачиваются собой за ужины и подарки, а у меня все по-другому.
– Ага, – ухмыльнулся Тим и недовольно глянул на меня. – Так, я не понял. Ты же сейчас вроде как моя девушка? Почему этот кто-то шлет тебе цветы? Кто этот козел?
Я скрестила руки на груди:
– Давай так: если ты поможешь своей девушке разгрести все неотложные дела в клубе и ресторане, я позволю тебе предъявлять мне любые претензии, идет?
– Ну, Колбаса-а-а! – протянул он жалобно.
Малыш Тима не любил, когда его заставляли работать.
– А пока, – улыбнулась я, наклоняясь к одному из букетов, – заткнись и дай мне насладиться.
К вечеру персоналу все-таки удалось кое-как усмирить цветочное сумасшествие. Вазы с букетами всех мастей расставили вдоль входа в ресторан, в холле, а в моем кабинете осталось совсем немного – штук двадцать, как их назвал Тим, веников, а на мой взгляд – островков красоты.
Виновник этого буйства флоры не подавал и виду, что сей щедрый жест был его рук делом. В какой-то момент я даже засомневалась, а не ошиблась ли, приписав подвиг Ярославу, потому что, когда зашла в репетиционную, Ярослав словно между делом заметил:
– Красивые цветочки.
– Угу. Ты тоже их видел? – спросила я.
– Крутой у тебя ухажер, – заметила Леся, – у меня после концерта столько не бывает!
– Да, но он невнимательный. – Я развела руками с досадой. – Не посчитал нужным спросить, нравятся ли мне цветы.
– А тебе не нравятся? – Наконец-то Ярослав заинтересовался хоть чем-то, кроме инструмента.
А вот и беспокойство во взгляде. Попался!
– Нравятся, – ответила я и улыбнулась, – полевые.
Ярик тоже улыбнулся.
– Кажется, кто-то напрасно спустил свой гонорар на пафосные розы, – хмыкнул Майк, настраивая гитару.
– Я даже песню об этом слышал, – наиграл несколько аккордов Боря.
И Леся чувственно и медленно запела в микрофон:
– Миллион, миллион, миллион алых роз…
Ник, не выдержав, громко заржал.
Никто из них не смотрел на Ярика, но все знали, о ком и о чем идет речь.
– А вообще я конфеты люблю, – заметила я и подмигнула ребятам.
«Бам-ба-ба-бам!» – сыграл Ярик, признавая собственный промах.
– В умеренных количествах. Сдержаться-то трудно, и если их будет пять килограммов, то съем пять. И все они отложатся на моей заднице. Мне-то по фиг, но ухажеры нынче привередливые пошли…
Парни посмотрели на Ярика, а Леся рассмеялась.
– Так что одной коробочки хватит, Яр! – хлопнув его по плечу, сказала она. – Дерзай!
Я вышла из репетиционной, закрыла дверь. Подумала пару секунд, затем открыла ее, просунула голову и с улыбкой надиктовала:
– Молочный шоколад, пралине, цельный фундук было бы идеально.
Вечером прекрасный принц ждал меня у кабинета с конфетами.
– Все как ты заказывала. – Он протянул мне коробочку.
Я взглянула сначала ему в глаза, затем на часы и потом уже на конфеты.
– Разве твоя репетиция не закончилась еще… – посчитала в уме, – четыре часа назад?
От вида конфет, таких вредных для фигуры, у меня закружилась голова. Хотя кому я вру! Она закружилась от вида упругих мышц Ярика. Они выделялись даже под футболкой, и по ним хотелось немедленно провести рукой.
– Я уходил, но вернулся. – Его бархатистый голос разнесся по пустому коридору, а мне почему-то захотелось, чтобы Тим в своем кабинете его не услышал. – Искал твои любимые конфеты и нашел. Пришел тебя угостить и украсть.
– С какой целью? – поинтересовалась я.
– С целью соблазнения. – Он смущенно кашлянул. – Я что, так и сказал? Я хотел сказать, что мы могли бы прогуляться, посидеть где-нибудь. Ты мне обещала.
– Разве? – Теперь я открыто покосилась на дверь кабинета Левицкого. – Помнится, я давала согласие сходить с тобой к твоим родителям. В качестве моральной поддержки. Нет?
– Да? – Он задумался. – Мы обязательно сходим, но сегодня я хочу тебя украсть.
– Не думаю, что это хорошая идея. – Я снова покосилась на злосчастную дверь кабинета выдуманного бойфренда. – Тим меня не отпустит.
Челюсти Ярослава сжались, желваки заиграли. Было заметно, как неприятна ему эта ситуация, но он все же сохранял лицо. И улыбку – дерзкую, уверенную и хитрую.
– Как друзья, – предложил он. – Ему мы не скажем, чтобы не психовал, но между собой будем иметь в виду: мы – друзья.
– Это как-то неправильно, – вздохнула я, протягивая руку, чтобы взять конфету. – Знаешь, я не из таких, кто за спиной своего парня крутит…
Не могу поверить!
Стоило мне потянуться за конфетой, как Ярик сделал шаг назад.
– Собирайся, мы валим! – прошептал он. – Жду тебя внизу.
– Я… я никуда с тобой не пойду! – прошипела я и сглотнула слюну – мне очень хотелось сладкого.
Он наклонился к конфетам и, состряпав самую довольную мину, жадно втянул носом шоколадный аромат:
– М-м-м… Почему-то мне кажется, что пойдешь.
– Ни за что! Меня так запросто не купишь… – неуверенно сказала я.
И пусть это было всего лишь забавной игрой, меня манило: и к конфетам, и еще больше – к этому наглецу.
– Три минуты. Отсчет пошел.
– Я не…
– Просто как друзья!
Он сунул коробку с конфетами под мышку и удалился. Мне оставалось только вернуться в кабинет, вдохнуть аромат цветов и признать: этот бой проигран, крепость почти сдана врагу.
Уже через полчаса мы оживленно спорили:
– Это кафе моих друзей!
– Нет моих!
– Мы с Машей учились вместе!
– А мы с Димой!
В груди у меня булькало вскипающее счастье, когда мы, смеясь и толкаясь, ввалились в «Десерт» к Калининым[2].
Ребята уже ждали нас. Дима за эти годы обзавелся огромным количеством татуировок: шея, руки, пальцы, грудь – все неприкрытые дорогими шмотками участки кожи оказались просто ими забиты. Его можно было рассматривать, как холст: долго и с удивлением. А вот Машка осталась такой же – разве что распустила привычные косички.
Мы, конечно, виделись с ней пару раз за эти годы. Пересекались буквально на бегу, успевая поздороваться и обменяться новостями. Да созванивались разок, когда я просила ее устроить к себе Арину на стажировку. Но вот так увидеться: обняться, посидеть, вспомнить былое – это стало настоящим подарком для меня.
Ребята выбрали для нас небольшой столик в углу, чтобы никто нам не помешал, Дима собственноручно приготовил мясо, Маша лично накрыла на стол. Сидеть на мягком диванчике рядом с Яриком, считать количество ударов тока от нечаянных соприкосновений коленями, смеяться над их с Димой безумными шутками – это было так искренне тепло, что я потеряла счет времени.
– Он наколол себе такую пошлость… – Глядя на своего мужа, Маша развела руками. – В таком месте…
– Правда? – Я покраснела и бросилась заедать неловкость десертом.
– Реально? – переведя взгляд на Диму, рассмеялся Ярик.
– Эй, ты говорила, что тебе нравится! – возмутился Калинин, стискивая в объятиях жену.
– Скажи, зачем было писать там мое имя?! – Она закрыла лицо ладонями.
– О боже! – Я от смеха чуть не сползла под стол. – Не верю!
– Но, согласись, даже с твоим именем он выглядит брутально и воинственно! – не унимался Дима.
– Ребята, вы самые улетевшие чуваки из тех, кого я знаю! – сквозь смех произнес Ярик. – Просто без башки!
– Это надо обныть, – вздохнула Машка.
– Обмыть, милая? – Калинин поднял бокал.
– Нет. – Кисло сказала она и пожала плечами. – Обныть.
И тут Дима поставил бокал, сгреб жену в охапку и поцеловал с такой страстью и нежностью, что нам с Ярославом стало жутко неловко. Мы переглянулись с улыбкой и расхохотались. Как же это круто – просто хохотать, просто смотреть друг на друга. А случайное прикосновение всегда можно оправдать попыткой удержать равновесие в приступе смеха.
– Даш, помнишь Яну Логунову? – спросила меня Маша, когда мы с ней удалились в «припудрить носики».
– Конечно, – улыбнулась я, рассматривая себя в зеркало.
Подруга убедилась, что в туалете никого, кроме нас, нет, и подошла к раковине.
– Она очень больна.
Я замерла.
– Чем?
– Нервная анорексия.
– Ничего себе. Жалко ее. – Мне сразу вспомнилась наша с Яной случайная встреча.
– Мне ее мама сказала. Мы виделись как раз тогда, когда все стало слишком плохо. Сейчас Яну положили в специальную клинику – психиатрическую. Я подумываю ее навестить, если пустят.
– А из-за чего у нее это?
– Хотела стать моделью, но ей сказали, что у нее слишком большой вес.
– Вот как…
У Янки? У этой сушеной воблы?
– Да. Сначала после шести вечера не ела, потом перешла на воду и яблоки. Ее мама рассказала, что на весы она смотрела чаще, чем на окружающий мир. Нервничала, если скулы и ключицы не проглядывали из-под кожи. Похудела до тридцати восьми килограммов и впадала в панику, если весы показывали больше этой цифры. Потом психотропные таблетки, желание уйти из жизни и еще большее погружение в болезнь. Вес упал сильнее, и, хоть она понимала, что нужно поесть, но уже не могла. Теперь одна надежда на врачей.