Как легко и спокойно у Саши на сердце! Как будто нечаянно, он притронулся щекой к маминому плечу и стал торопливо, бессвязно рассказывать о сегодняшнем пестром, тревожном и радостном дне. Мама слушала молча, лишь повторила несколько раз:
— Хорошо! Хорошо!
Машина ехала теперь высоким сосновым бором. Солнце косыми лучами освещало сосны. На их прямых стволах лежал красноватый, неспокойный оттенок, точно зарево дальнего пожара.
Саша вдруг вспомнил, что скоро расстанется с мамой.
— Надолго? — спросил он, увидев ее рабочий чемоданчик в ногах.
— На три-четыре дня.
— Трудная операция, мама?
— Как всегда. У меня не бывает легких операций, Сашук.
Мама сняла перчатки и, закинув руки, поправила на затылке под шлемиком волосы. Обыкновенные руки — с длинными, довольно тонкими пальцами, на которых всегда очень ровно и коротко подстрижены ногти. Из года в год эти руки совершают одну и ту же работу. Мама оперирует опухоли на мозговых оболочках. Научно-исследовательский институт часто посылает ее в командировки. Саша привык к маминым отъездам.
Но сегодня очень не хотелось расставаться. Посидели бы вечером вместе!
— Сашук, — говорила мама, — экстренный вызов, я не успела даже заехать домой, не предупредила Агафью Матвеевну. Не спорь ты без меня с ней, Саша! Довольно вам воевать! И, кроме того, условие: до моего приезда никуда не ходи, только в школу. Ну, можно к Гладковым…
— Знаю! — буркнул Саша, у которого, едва ему начинали ставить условия, сразу портилось настроение. Долго его будут воспитывать?
Мама молча посмотрела на мальчика удивленным и чуть похолодевшим взглядом.
— Что ты, мама? — смутился он.
— Пора тебе, Саша, знать: у меня на сердце должно быть очень спокойно, чтоб я могла хорошо работать.
Лес кончился. Машина вылетела в открытое поле. Вдалеке, на горизонте, неясно обозначились очертания больших, блестящих на солнце птиц. Это был аэродром. Мама взяла Сашину руку в свою.
— Делай хорошо операцию, — пробормотал Саша.
Ему стало не по себе. Он искоса поглядывал на маму. Она сидела неподвижно и прямо, и в ее серых, широко открытых глазах Саша читал ту строгую сдержанность, по которой всегда узнавал: маму ждет трудное дело.
— Не беспокойся за меня, — сказал он.
— Постараюсь, — тихо ответила она.
Машина остановилась возле самого аэродрома. Они вышли, кто-то встретил маму и поспешно повел ее через вокзал.
Мама на ходу обращалась то к провожающему, то к Саше:
— Да, да. Разве мы имеем право сказать, что случай безнадежен, пока не приняты все самые крайние меры?.. Саша! До свиданья, дружок! Не скучай!
Она покрыла его лицо торопливыми поцелуями, отстранила, еще раз обняла и побежала.
Едва мама скрылась в кабине, лесенку отняли. Винт в носовой части самолета закрутился, вихрем вздымая снежную пыль. Разбрызгивая снег, самолет стремительно помчался, незаметно оторвался от земли, и Саша не успел притти в себя, как самолет уже летел далеко, все уменьшаясь и уменьшаясь.
Скоро он стал не больше точки. Прошло еще несколько мгновений, и точка бесследно исчезла в высоком небе.
Глава II. Юлька
Некоторое время Саша смотрел вдаль, почти до слез напрягая глаза. Небо пусто, просторно: где-то там, далеко, самолет летит над покрытой снегом землей.
Солнце зашло. Вечерело. Саша все стоял.
«Дня три-четыре».
Почему, когда мама лома, он и не думает о том, как с ней хорошо?
А вот улетела…
Чуть не расстроил ее на прощанье. Эх!
Саша побрел к машине.
Шофер курил, опершись на крыло. Не спеша докурил, бросил окурок и молча полез в кабину. Они поехали обратно, к Москве.
Быстро темнело. Лес стоял угрюмый и скучный. В свете фар перед глазами лежала одинокая, прямая дорога. Но вот машина свернула на озаренное огнями шоссе, замелькали одноэтажные домики окраины. Гудки, звонки трамваев, движение, шум.
Вот и дом. Машина плавно подрулила к подъезду.
— Не скучай о мамаше, хлопчик, — сказал шофер.
Как он догадался?
— Спасибо. До свиданья.
Тихо во дворе. В окнах Гладковых на тюле занавеса мелькнул силуэт.
Саша поднялся на пятый этаж, отпер дверь собственным ключом. Агафьи Матвеевны нет дома. Агафья Матвеевна — соседка по квартире, она же ведет хозяйство Сашиной мамы. Повезло, что старухи нет дома: уж наверное, нашла бы за что попилить. Саша был голоден. Он разыскал в буфете повидло и незаметно почти все его съел с хлебом. После этого обедать не захотелось.
Самостоятельная жизнь имела свои преимущества: хочешь обедай, а хочешь — занимайся своими делами. Чем заняться? Придется, пожалуй, сразу сесть за уроки. Саша нехотя расстегнул свой портфель.
Резко прервав тишину, зазвонил телефон.
— Алло! Алло! Слушаю!
Молчание.
— Отвечайте! Алло! — настойчиво повторил Саша: обидно, если телефон испортился.
— Алло! Куда тебя увозили сегодня после уроков?
Говорила Юлька. Она не вытерпела, ее замучило любопытство.
— Провожал маму. Она улетела в Белоруссию.
Там помолчали.
— Один теперь будешь? — услышал наконец Саша.
— Да. Что особенного?
В ответ снова пауза.
— Где Костя? — спросил Саша, боясь, как бы Юлька не повесила трубку.
— Костя в читальне. А Агафья Матвеевна дома?
— Нет. Гуляет, должно быть. Уроки выучила, Юля?
— Да. А ты?
— Я еще успею. Могу и до часу посидеть.
Юлька умолкла.
— Алло! — забеспокоился Саша.
— Не важничай! — ответила Юлька. — Расхвастался! До часу может сидеть!
Саша решил не обижаться: не хотелось кончать разговор.
— Юля, что ты сейчас собираешься делать?
— Ничего особенного. Слушай, хочешь, приведу к тебе Джека? Думаешь, боюсь, что отвыкнет?
Такого великодушия даже от Юльки Саша не ожидал.
— А я сию минуту разыщу «Современные дебюты», — предложил он.
— Ладно. Ну, жди нас с Джеком.
Саша открыл книжный шкаф. Как плохо, что он до сих пор не нашел «Современные дебюты», хотя Юлька давно просила!
В женской школе шахматный турнир.
Семиклассники болеют за Юлию Гладкову: девяносто против десяти за то, что она выйдет в чемпионки.
В дверь постучали, едва Саша успел найти книгу.
Шапка-ушанка каким-то чудом держалась у Юльки на самой макушке, шуба распахнулась: не стоило застегиваться, чтобы перебежать через двор.
— Зимовато! — сказала Юлька, потирая щеку и сбивая снег с валенок. — Джек! К ноге!
Джек, шестимесячный песик, коричневый, с крошечным светлым пятком между базами, натянув поводок, бросился под ноги Саше, засуетился, залаял, сел, постучал хвостом об пол и снова вскочил.
— Джек, к ноге! — повторила холодно Юлька.
Видимо, она уже раскаивалась, что привела собаку, и сейчас выдерживала внутреннюю борьбу. Джек сел и склонил голову набок, умильно заглядывая в лицо девочки.
— Ты приманиваешь его всегда, — заявила Юлька, — оттого он к тебе и привык.
— Чем же я его приманиваю? — виновато оправдывался Саша.
— Носишь сахар в кармане. Ты любишь Джека. Он чувствует.
— Ну и что же? Разве нельзя?
— Сторожевой пес должен знать только хозяина, — строго разъяснила Юлька. — Прочитай «Служебное собаководство».
Саша подумал, едва ли Юлька решится оставить ему Джека на ночь.
Она молчала. Джек тихонько постукивал об пол хвостом.
— Агафья Матвеевна пришла?
— Нет еще.
— Ну, так и быть. Пусть остается.
Она расстегнула поводок. Джек радостно тявкнул и побежал обнюхивать вещи.
Приняв окончательное решение, Юлька перестала мучиться.
— Хочешь, сыграем? — предложил Саша, стараясь всячески ей угодить.
— Давай.
В своей школе Юлька почти не знала соперниц, однако всякий раз, начиная играть, особенно с мальчиками, она волновалась. Она играла, не сняв шубки, стоя, молча. Крутой завиток темных волос упал ей на щеку. Юлька нетерпеливо запрятала волосы за ухо.
Саша получил мат на двенадцатом ходу.
— Неинтересно играть, — разочарованно, но вместе с тем облегченно сказала Юлька. — Ты не играешь — ты просто передвигаешь фигуры.
— А ты повторяешь чужие партии. Настоящие мастера создают свои варианты. Ты создала?
Юлька молча убирала шахматы.
— Что? — подзадоривал Саша. — Только гениальный человек может стать гроссмейстером.
— Гениальному легче. Мне будет труднее. Вот и вся разница.
— Значит, будешь?
— Обязательно.
Редко случалось ее переспорить.
— А почему все-таки ты хочешь? — допытывался Саша.
— Так просто. Джек, не хулигань! Но главным образом потому, что советская шахматистка должна взять мировое первенство.
— Ты хочешь добиться в женском турнире?
— И в мужском.
Она говорила спокойно о своих будущих победах, как о деле решенном. Вполне возможно, что так и будет. В глубине души Саша ее уважал.
— Расскажи-ка, страшно вам было с Костей сегодня? — спросила Юлька, разглядывая потрепанную обложку «Современных дебютов».
Вопрос Юльки вернул Саше то особенное, тревожное и в то же время радостное настроение, в каком он прожил все сегодняшнее утро. И хотя страшно ему было только до начала собрания, а потом, напротив, легко и свободно, он все же сказал:
— Знаешь, как трудно было! У нас строго принимают. Не каждый пройдет. По всем вопросам проверка! По дисциплине, учебе, а особенно по политике. У нас секретарь очень требовательный. А принципиальный какой!
— Коля Богатов?
— Да. Он на вид только обыкновенный. Верно, не обратишь никакого внимания? Высоченный разве уж очень, а больше ничем не выделяется, верно? Но деловой. А главное — справедливый.
— Вот это хорошо, — сказала задумчиво Юлька.
— У нас вообще мало несправедливых ребят, — продолжал Саша. — Им у нас плохое житье.
— «У нас, у нас»! — вдруг рассердилась Юлька. — А в нашей школе им рай?
— Ты своих тоже хвали, если есть за что, — обиделся Саша. — Никто не запрещает.