– Мы выяснили, что это не первая жалоба на вас. Медиум, практикующая по соседству, уже обвиняла вас в недобросовестной конкуренции.
– Имеются также показания ваших соседей, – подхватывает чернявый, – на предмет, цитирую, «занятия колдовством», «содержания в квартире большого количества животных» и даже «контактов с дьявольскими исчадиями».
– Откуда исходит последняя названная вами жалоба?
– Священник церкви в конце улицы, занимающийся изгнанием бесов, утверждает, что вы накликаете чертей.
– У нас не Средние века, Инквизиции больше нет.
– Каждая жалоба по отдельности не имеет силы. Но все вместе они указывают на то, что вы сеете в квартале смуту. Причем несчастье в замке Мериньяк совпало с решением правительства развернуть кампанию вообще против сект и, в частности, против тех, кто злоупотребляет психологической слабостью людей, – отвечает блондин.
Люси думает о том, что обращения к средствам массовой информации для пролития света на то или иное дело говорит о тенденции властей проявлять терпимость или закручивать гайки. Она помнит, как схлопотала суровый приговор именно потому, что как раз тогда умерла от передозировки очередная «звезда». Мелочь, а какие последствия! Для храбрости она подзывает кошку и сажает ее себе на колени. Оценивающе глядя на собеседника, она произносит:
– Хорошо. Должна предупредить: не одна мадемуазель Кларк водит знакомство, как вы выразились, с «высокопоставленными персонами». Вы всего лишь подчиняетесь своему начальству? Учтите, я тоже не обделена полезными знакомыми. По чистой случайности вышло так, что со мной регулярно консультируется сам министр внутренних дел.
Фраза попадает в цель: брюнет моментально меняет тон.
– Министр Валадье?
– Он самый. У президентов и министров столько ответственности, им постоянно приходится делать до того тяжелый выбор, что они не могут себе позволить пренебрежение влиянием невидимых сил. Все монархи, главы государств, все люди, наделенные высокой властью, имеют своих астрологов, медиумов, приближенных спиритов. Нострадамус был медиумом королевы Екатерины Медичи, а я – медиум вашего Валадье.
– Допустим. Но неужели вы всерьез хотите, чтобы мы поверили, что самоубийство господина Кларка никак не связано с вашим сеансом? – спрашивает блондин, отбросивший недавнее высокомерие.
– Хотите знать мое мнение? Его подтолкнул к самоубийству призрак барона де Мериньяка.
– Прошу прощения?
– Уильям Кларк прямо здесь вступил с ним в противоборство. А ведь барон, бывший хозяин замка, требует признания своих прав вот уже семь поколений!
– Семнадцать! – поправляет голос из невидимого мира.
– Глядите-ка, вы здесь? – отзывается Люси.
Габриель оборачивается и узнает эктоплазму.
– Я должен был услышать, что вы им скажете. Вы меня выдали, даже не поперхнувшись! – возмущается та.
– Простите, мадемуазель Филипини, – удивленно обращается к Люси полицейский-блондин, – это вы меня спросили, здесь ли я?
– Нет, я не с вами разговариваю. Тут как раз подвернулся призрак замка.
Блондин не верит своим ушам, он тихо обсуждает ситуацию со своим коллегой.
Люси закрывает глаза, чтобы собраться с силами.
Как замечает Габриель, переливы ее ауры, рожденные радостным известием о скором единении с возлюбленным, теперь померкли.
– Господин барон, вы бы ей помогли, вместо того чтобы обвинять! – вступается за Люси Габриель.
– Это еще что такое? Вы кто?
– Друг этой мадемуазель с того света.
– Я бы вас попросил не влезать в чужие дела.
– Ее ошибочно обвиняют в преступлении, в котором на самом деле виноваты вы. Между прочим, она уже знакома с тюрьмой и слегка травмирована судебной системой.
В ответном взоре баронского призрака нет ни капли приветливости.
– Вступилась бы за законного владельца замка, пострадавшего от пришельца, – не было бы никаких обвинений.
– Опомнитесь! Вы мертвы! Кстати, почему вы не в своем драгоценном замке? Что вы забыли здесь?
– Хотите узнать? Извольте. Станете более опытным призраком – поймете, что главная проблема, когда времени у вас без счета, – чем-то себя занять.
На это Габриель не отвечает: он снова задумывается о неудобствах бесконечности.
– Это вы принудили Кларка к самоубийству?
– Англичанин страдал бессонницей, аура у него была, как решето. Заметив изъян в его психической защите, я предъявил ему его собственные противоречия. Шок от столкновения с истиной – вот что его погубило. Он мнил себя достойным человеком и вдруг обнаружил, что на самом деле он – презренный захватчик.
Эктоплазма сипло хихикает.
– В любом случае Люси надо спасать, – подытоживает Габриель. – Она может предложить вам для перевоплощения высококачественный зародыш, господин барон.
– Меня не купишь, да и не желаю я перевоплощаться. Я всего лишь хочу властвовать в МОЕМ родовом замке, украшенном МОИМ гербом, и чтобы чужаки не переставляли в нем мебель, не рыли в шампиньоннице бассейн, не губили мой сад во французском стиле ради площадки для гольфа, не сбивали барельефы над камином, не устраивали в моем винном погребе виски-бар. Тем более не допущу, чтобы все это вытворял англичанин!
Тем временем в мире живых происходят свои события: одна из подробностей беседы привлекает особенное внимание полицейского.
– Вы сказали, что Валадье – ваш клиент?
– Берите выше: друг.
– Как вы это докажете?
– У меня есть номер его мобильного, хотите, позвоню?
– Его личный мобильный номер?
Люси достает смартфон, открывает список контактов и звонит. Из динамика доносится мужской голос, Люси убавляет звук, чтобы соблюсти конфиденциальность.
– Алло! Жан-Жак? Да, это я, Люси. Вынуждена попросить тебя о небольшой услуге. Да, иначе не позвонила бы… Хорошо… Просто здесь у меня двое твоих подчиненных, у меня с ними небольшие разногласия. Не мог бы ты уладить ситуацию?
– Я всего лишь выполняю свои обязанности! – подает голос полицейский-блондин.
Люси слушает собеседника, кивая головой, потом поворачивается к блондину.
– С вами желает говорить господин министр.
Полицейский не смеет взять гаджет, словно боится обжечься. Коллега прижимает смартфон к его уху. Раздается голос, полицейский молча слушает, потом бормочет:
– Да, месье министр… Конечно, месье министр. Разумеется, месье министр.
Потом он сконфуженно смотрит на медиума.
– Прошу меня извинить, мадемуазель Филипини.
Он вскакивает, его чернявый коллега поступает так же. Оба вежливо раскланиваются и вываливаются в дверь.
Кошки победно мяукают.
– Как видите, – говорит барон де Мериньяк, – Люси отлично справилась сама, мы правильно сделали, что не вмешались. Беспокоиться было не о чем. У нее есть к кому обратиться.
– Тем не менее вы убили Уильяма Кларка.
– Еще одно достоинство невидимого мира, прошу любить и жаловать: ни тебе полиции, ни суда, ни тюрьмы, вины, и той нет. Поймите, новичок, здесь можно вытворять что угодно, без всяких угрызений совести, забыв про мораль, – стопроцентная свобода. Палачи здесь соседствуют с убиенными, мерзавцы со святыми, и весь этот мирок процветает, не ведая ни малейшего трения. Я даже вот что вам открою: пожалуй, я навещу Кларка, чтобы спокойно ему растолковать, в чем состояла его ошибка.
Барон кувыркается через голову и улетает.
Габриель спускается к Люси, чья аура снова окрашивается в более теплые тона. Он знает, как этому поспособствовать. Прильнув к ее уху, он шепчет:
– Завтра я узнаю точный адрес Сами.
По ауре медиума разбегаются золотистые прожилки. Габриель убеждается, что он сильнее, чем думал: способен осчастливить женщину одной-единственной фразой.
Люси не до ужина, она спешит лечь в постель, чтобы уснуть и увидеть сны о завтрашнем дне. Ей не терпится найти след утраченной любви.
Что до покойного писателя, то он возвращается к своему деду. Ему хочется поскорее узнать разгадку собственной смерти.
Солнце постепенно освещает спальню.
Люси приоткрывает один глаз и произносит свою утреннюю мантру:
– Спасибо за то, что я жива. Спасибо, что у меня есть тело. Надеюсь быть сегодня достойной права на существование.
И добавляет:
– Я сделаю все, чтобы послужить своими талантами делу жизни вообще и совестливости моих живых современников в частности.
Она глубоко вздыхает, выдыхает воздух, потягивается и идет кормить кошек. Потом, под душем, она поет What A Wonderful World Луи Армстронга и, насвистывая, делает свои обычные утренние дела. Увидев на письменном столе фотографию себя и Сами, она поворачивается к солнышку, и лицо ее озаряет блаженная улыбка.
Она садится в свой «смарт» и едет к огромному зданию издательства «Виламбрез». Перед ним уже столпились фургоны телевизионщиков.
Медиум пробирается сквозь скопище фотографов и сотрудников издательства к помосту. На нем стоит сам седовласый Александр де Виламбрез в черном костюме и черной рубашке и ждет тишины.
Режиссер делает знак, что камеры готовы, и издатель подходит к микрофону.
– Издательство «Виламбрез» существует уже сто двадцать лет. Еще его основатель, мой дед Шилдерик де Виламбрез, сформулировал его девиз: «Опережая время». Наша эпоха стремительна, но, увы, французское книгопечатание – замшелая дама в летах, дорожащая своими вековыми привилегиями, своими архаичными традициями, своими авторами – по большей части недужными старцами, обращающимися к престарелой аудитории.
Эти слова встречает неодобрительный ропот.
– Когда я занялся этим делом, десяток наших самых продаваемых авторов уже перевалили через восьмидесятилетний рубеж, это были академики, издатели, критики, члены жюри литературных премий. Какие они предпочитали темы? Ностальгия по молодости, воспоминания о любви и об утраченном либидо, искреннее восхваление всего древнего, начиная с вина. А ведь пожилые люди, будь то авторы или читатели, медленно движутся в сторону кончины. И искусство, обслуживающее исключительно культ прошлого, не имеет никаких шансов занять место в будущем. Я в этом убежден. Французская литература сумеет просиять в мире, только если из реакционной станет современной. Довольно штамповать книги об истории и воспоминания. Прошлое преодолено!