Прибор для бесед с мертвецами похож на цветок с широкими черными лепестками, отходящими от желтого стебля.
– Вот это да! Он продолжал работать над некрофоном, который мы придумали в детстве!
– Это было нетрудно, я достаточно взрыхлил почву. Учтите, между нами, «Томасами», существует контакт.
Габриель разглядывает своего собеседника. Он узнает это длинное лицо, тонкие губы, седую прядь, падающую на лоб, и характерный атрибут – маленькую «бабочку» на шее.
– Вы кто, Фома? Вы?!.
– Не святой Фома-скептик, а Томас Эдисон, верующий. Ваш брат дальше всех продвинулся в начатых мной исследованиях. Момент перебросить мостик между миром живых и миром мертвых приближается огромными шагами. Это чувствую я, это чувствуете вы. Это чувствуют все больше людей что по эту сторону, что на том свете. Он, ваш замечательный брат, совершает решительный бросок. Только бы не помешать ему, не испортить этот исторический момент. После выхода на Луну Нила Армстронга мы скоро будем присутствовать при первом сеансе связи с миром мертвых Томаса Эдисона и его живого ассистента Тома Уэллса! Это предрекала формула других умельцев, сделавших после моей смерти неплохую работу: «Шажок для живых и огромный шаг для мертвых».
Габриель порхает под куполом, над головой у брата.
– О ведущейся здесь работе никто не подозревает, – осторожно напоминает он.
– Я предпочитаю, чтобы до поры до времени никто ничего не знал. Если совсем начистоту, я бы предпочел, чтобы и вас здесь сейчас не было.
Человек перед ним – и впрямь неприкаянная душа Томаса Эдисона.
Тома Уэллс, работающий под ними, до крайности возбужден. Он регулирует интенсивность своего «цветка», принимающего волны, потом нахлобучивает себе на голову аудиошлем с микрофоном.
– Алло! Кто-нибудь меня слышит?
Ученый проводит дополнительную подстройку.
– Алло, алло, прием! Есть поблизости блуждающие души? Хоть один дух? Алло, прием. Если вы меня слышите, ответьте!
Сверху за ним наблюдают две эктоплазмы, колеблющиеся, как им быть.
– Кто ему ответит – вы или я? – спрашивает Габриель.
– Я уступаю эту честь вам.
– Нет, я пропускаю вперед вас.
– И не подумаю.
– И я.
Наконец Эдисон решается:
– Ладно… Алло, алло! Прием отличный!
Тома Уэллс падает навзничь. Вскоре он поднимается с ликующим видом.
– Вы еще здесь?
– Да.
– Кто со мной говорит?
Живой, дрожа от нетерпения, делает неловкие движения, роняет предметы, роется в ящике. Достав камеру, он включает запись.
– Это я, Габриель, – сообщает писатель.
– Ты, братец?! Ты здесь, Габи? Я чувствовал, что ты рядом, еще до того, как ты заговорил, но не верил, что это произойдет!
– Я не один, со мной Томас… Эдисон.
– САМ Томас Эдисон?
– Собственной персоной.
– Наконец-то есть доказательство, что это работает! – провозглашает американец. – Вам остается только зарегистрировать патент на этот прибор, и вскоре весь мир сможет беседовать с умершими близкими. Браво, месье Уэллс, вы развили мою идею и сделали ее рабочей. Мне не хватило на это времени…
Тома Уэллс продолжает настройку, улучшая качество приема. Внезапно из вентиляционной решетки прибора начинает валить густой белый дым. По электронным платам бегут искры, происходит воспламенение. Взрывается приемная антенна. Огонь перекидывается на занавеску. Тома едва успевает схватить огнетушитель и направить струю белого порошка на готовый распространиться пожар. В процессе тушения он задевает треногу камеры, которая падает и разбивается.
– Кажется, транскоммуникация прервалась, – с досадой произносит Габриель.
– Слишком высокое напряжение. Проблема сугубо технического свойства, он ее устранит.
Оба наблюдают за Тома, не знающим, радоваться или огорчаться. «Сработало, сработало!» – бормочет он себе под нос.
– Я бы рад ему сказать, что подожду, пока он все починит, – говорит Томас Эдисон, – но он нас больше не слышит.
Тут появляется блуждающая душа молодой женщины в густом гриме, в туфлях на высоких каблуках.
– Который из вас двоих Габриель Уэллс?
– В чем дело?
– Вам здесь нечего делать, мадемуазель, – прикрикивает на нее Эдисон, не желающий показывать свое изобретение в неготовом виде. – Немедленно убирайтесь!
– Люси угрожает опасность. Я вас всюду искала! К счастью, Дойл подсказал, где вас найти. Скорее за мной, Габриель!
– Люси Филипини?
– Ее похитили. Это она послала меня за вами.
Габриель с сожалением смотрит на дымящийся некрофон брата, уже приступившего к его починке.
– Можете лететь с ней, Габриель, ваше присутствие излишне. Здесь останусь я, чтобы проследить за усовершенствованием и доводкой прототипа.
Писатель колеблется между желанием увидеть некрофон работающим и стремлением спасти подругу. Ему снова вспоминается вечная истина: «Выбор подразумевает отказ».
Разгулявшийся ветер гнет деревья, рвет траву, поднимает к облакам бумажки, но это не помеха для Габриеля и для его неожиданной провожатой, прилетевшей за ним в башню обсерватории. Из ее скупых объяснений выходит, что Люси заперли в подвале отдельно стоящего дома в северном пригороде Парижа.
Вместе они находят строящуюся виллу, перед которой стоят две машины, «порше» и BMW. На первом этаже, надежно защищенном от капризов стихии, двое валяющихся на диванах субъектов увлеченно играют в видеоигру: кто задавит на городской улице больше пешеходов.
Один, вцепившись в рукоятку, свободной рукой гладит жирного длинношерстного кота. Неподвижное животное жмурится, чтобы не нервничать от мелькающих на мониторе картинок.
Габриель следует за блуждающей душой женщины, ведущей его в подвал, где протянулся коридор с множеством дверей.
– Люси! – зовет он.
– Габриель! – откликается голос из-за запертой двери.
Он находит ее за деревянной дверью, на кушетке у стены комнатушки, похожей на тюремную камеру; кроме кушетки здесь есть унитаз, раковина и стол.
– Что произошло, Люси?
– Я спала. Вдруг мне накрыли нос и рот сильно пахнущим платком. Увидеть напавшего на меня человека я не успела. Очнулась я с черным мешком на голове, со связанными за спиной руками. Судя по тряске, меня везли в багажнике машины. Это продолжалось минут тридцать-сорок, потом тряска прекратилась. Меня схватили за плечи и за ноги и принесли сюда. Потом какой-то верзила сдернул у меня с головы мешок. Я попыталась заорать, но он зажал мне ладонью рот и сказал: «Я оставлю тебе еду и одежду, здесь есть туалет, кричать бесполезно, соседей нет». В этот момент появилась Долорес, она предложила мне помощь. Я попросила ее найти вас, Габриель».
– Долорес? Та, из тюрьмы Ренна?
На это отвечает сама Долорес:
– Рассказ был бы слишком долгим. Достаточно сказать, что, выйдя из тюрьмы, я решила отомстить тому, кто выдал меня с сестрой. Я проявила медлительность, и меня убили. Я долго скиталась, пока не вспомнила про малышку, разговаривавшую с мертвецами, и не решила с ней связаться, чтобы она помогла мне довести до конца мою месть. Поиски были долгими. Наконец я нашла ее в подвале, всю в слезах. Она и велела мне найти вас.
– Подождите, дайте разобраться. Вы спите с Сами, у него дома, вдруг вас усыпляют хлороформом и похищают. А что Сами? Что произошло с ним?
– Не знаю. Либо его тоже похитили и держат в соседней комнате, либо его… О нет, только не это! Какой ужас!
– На грабителей как-то не похоже. Какой им интерес вас похищать? Не станут же они требовать выкуп. У кого? У Сами? У ваших родителей?
– Лишь бы он был жив!
Раздается скрежет отпираемого замка. Открывается дверь, в комнату заходят те двое, с первого этажа.
– С кем это вы тут разговариваете? – удивляется тот, что повыше, ища мобильный телефон. Ничего не найдя, он показывает напарнику жестом, что пленница, должно быть, свихнулась, раз говорит сама с собой. Тот, что пониже, пожимает плечами и достает из кармана шприц и пузырек.
– Что вам от меня надо? Зачем вы меня похитили? Если дело в деньгах, мы можем это обсудить. Я кое-что сэкономила на черный день, в банке лежат две тысячи евро. Можете меня туда отвезти, я их сниму со счета и отдам вам, а вы меня отпустите, согласны?
– Кажется, она не поняла, что с ней происходит, – со смехом говорит коротышка, погружая иглу в пузырек.
– Так объясните! Сами жив? Или вы его убили?
– Сами! Она беспокоится о Сами! – скалит зубы дылда.
– Скажите, что происходит, в конце концов! Я вправе знать! Чего вам от меня надо?
Дылда хватает ее за плечо и закатывает ей рукав. Она пытается сопротивляться.
– Успокойся, все будет хорошо, – говорит коротышка.
– Вот увидишь, – подхватывает дылда с наглым смешком, – твой дух станет витать в краях, о которых ты не подозревала. Ты еще спросишь, почему тебя раньше туда не отправили. Деньги тут совершенно ни при чем, бесплатное путешествие – вот что тебе предлагают.
– Это что? Что в этом шприце?
– Прекрасное название, тебе пойдет… Ге-ро-ин! Нравится? Сейчас ты волнуешься, но скоро отправишься в полет и будешь просить, нет, умолять, чтобы тебя укололи еще!
Он хватает руку Люси.
– Не трогайте ее! – вопит Габриель, молотя обоих громил кулаками, но кулаки проходят сквозь них, не причиняя никакого вреда.
– Мы ничем не можем ей помочь… – стонет Долорес.
Коротышка надевает на руку Люси резиновый жгут, ищет на локтевом сгибе вену и втыкает туда иглу. Люси извивается, но тщетно. Желтая жидкость, введенная ей в вену, разливается по крови.