Наконец-то он осуществит свою мечту о ванне!
Какое это счастье – погрузиться в теплую воду, подсознательно воспроизводя пребывание в уютной утробе матери!
«Ах, если бы можно было снова прожить ту же жизнь! – фантазирует он. – Прожить – и понять, пользуясь всем недавно приобретенным опытом… А еще сполна ею насладиться вместо того, чтобы мчаться сквозь нее, как пассажир поезда, не замечающий роскошных пейзажей за окном…»
Он упоенно вдыхает сложные ароматы. Радуясь, что вернулось обоняние, он закрывает глаза и видит образы прошлого, связанные с запахами: младенчество (запах материнского молока), игры с братом (оба шутки ради портили воздух), отец, приглашающий его в свою лабораторию (серно-калийная вонь вокруг горелки), раскладывающая карты мать (ее духи с запахом розы и запах потрепанных карт Таро), школа, где он рассказывал про чудовищ испуганным и завороженным девчонкам (от них пахло дешевыми духами и жвачкой), факультет криминологии, где он впервые увидел труп (омерзительная вонь, смешанная с призванным ее замаскировать запахом формалина, навела его тогда на мысль, что худшее в смерти – это испускаемые ею миазмы). Вспоминаются и другие моменты: как он впервые в жизни занимался любовью (долго нюхал кожу партнерши и пришел к выводу, что это нравится ему больше всего). Один из его первых репортажей (его отправили на подводную лодку, и сначала он нюхал йодистые брызги, потом затхлый дух замкнутого пространства). Первый прыжок с парашютом (запах собственного пота перед шагом в пустоту). Первое погружение под воду, где он впервые испытал ощущение полета (запах пластмассовой трубки во рту). Встреча с издателем (запах его бергамотовой жидкости после бритья). Первое посещение типографии для наблюдения за печатанием его книги (характерный запах промышленной туши, разогретого масла в больших ротационных прессах «Камерон» и свежеотпечатанных страниц). Помнится, впервые держа в руках свой опубликованный роман, он долго его нюхал и боролся с желанием покончить с собой, чтобы жизнь прервалась именно в этот долгожданный момент.
В памяти всплывают и другие запахи: горячего шоколада, женских волос, папоротника, купания в море, оладий на пляже, жареного лука… Его последний день рождения: запах свечей в смеси с кремом, духами Сабрины и других его бывших невест, тоже там побывавших, шампанского, красного вина, кофе, чистых простыней (лавандовый порошок), на которых он спал в последний раз; наконец, утро, когда он не почувствовал в цветочном ларьке никакого запаха. Он думает о том, что обоняние – первейшее и потому наиболее могучее чувство, ведь это оно позволяет новорожденному узнать запах матери, а его утрата означает конец жизни.
Поэтому он дорожит его временным возвращением. Он перебирает флаконы, до которых может дотянуться, и нюхает их: шампунь, бальзам для распутывания волос, увлажняющая маска, гель для душа, пенное жидкое мыло. Последнее он льет в ванну, и при его контакте с бегущей из крана водой образуются густые облака белой пены.
Габриель-женщина глубоко дышит.
В гостиной нарастают звуки адажио Сэмюэля Барбера, усугубляя величие момента.
Он погружается в воду с головой.
Вспоминается та секунда, когда Люси появилась в комнате ожидания при кабинете Фредерика Лангмана, его прыжок из окна, первый полет, момент, когда он понял, что мертв. Он ежится, вспоминая, как увидел с потолка спальни собственное тело, как реаниматоры объявили, что ему конец. Дальше вспоминаются собственные похороны, открытие некрофона и водворение в тело Люси.
А что, если… Вдруг все эти странности – не более чем галлюцинации? Вдруг все происходит во сне, пусть и в более сложном, чем те, что снятся ему обычно? Под огромным сомнением оказывается все его существование, прошлое и настоящее.
Нет! Это не может быть сном!
Он сам взял за правило избегать в своих романах фраз «это был только сон» или «у него был тайный брат-близнец». Они были бы жульничеством. Слишком просто, недостойно требовательного к себе автора.
Итак, это не сон.
Итак, это его подлинная прошлая жизнь.
Итак, это его всамделишная недавняя смерть.
Итак, он действительно вселился на время в женское тело. Как ни странно это звучит.
Он высовывает из воды голову, как остров, всплывший посреди пенной заводи.
Вот я и стал той, к которой хотел приблизиться.
Он намыливается и, водя по телу перчаткой, испытывает странное наслаждение от поглаживания каждого квадратного сантиметра этой гладкой кожи, гораздо более чувствительной, чем его прежний мужской эпидермис.
Сладострастие. Экстаз. Радость жить опять. У него в голове раздается голос:
– Когда закончите, плесните, прежде чем вылезти, холодной воды на ноги и на грудь. Это хорошо для кровообращения и оказывает укрепляющее действие. Если заметите прыщик, не вздумайте ковырять ногтями. Возможно, вы не знаете, что эти длинные волосы долго сохнут, придется воспользоваться феном. Но не слишком его приближайте, а то сожжете мне волосы.
Он уже ее не слушает: сделав воду горячее, он шевелит в пенящейся воде пальцами ног и улыбается до ушей.
– Больше не чувствуете эффекта наркотика? – спрашивает Люси.
Тут его скручивает приступ боли в животе. Сначала он принимает ее за вторичное последствие наркотика, потом понимает, что боль другая, рождающаяся далеко от головы и точно локализованная. Он боится, что это гастроэнтерит или несварение – нечто в этом роде с ним бывало при употреблении просроченной еды. Он вылезает из ванны, вытирается и видит на полотенце кровь. Поранился? Люси снабжает его недостающей информацией:
– Добро пожаловать в женский мир.
Он не смеет ее понять.
– Забыла предупредить: сегодня у меня начинаются месячные.
– Вы хотите сказать, что у меня… менструация?
– Тампоны в шкафчике над раковиной. Я вам подскажу, как их правильно использовать. Сначала расслабьтесь, нельзя запихивать их с силой…
Она подробно объясняет ему весь нехитрый маневр, однако у него только с третьего или с четвертого раза получается ввести этот странный предмет себе внутрь.
Когда он справляется наконец с этой задачей, раздается звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – волнуется Долорес.
– Откройте дверь, Габриель!
Габриель-женщина торопливо одевается.
– Опять подручные Сами? – спрашивает Долорес. – Как они могли так быстро его найти без «жучка»?
– Нет, это не гангстеры, это клиенты.
– Целая толпа?
– В воскресенье вечером я провожу коллективные сеансы спиритизма.
Долорес провожает Габриеля к двери и узнает членов правительства.
– Сам министр внутренних дел! Забыла его фамилию…
– Валадье. Он мой друг.
– А остальные?
– Неужели не узнаешь?
– Погоди… Не верю своим глазам: сам премьер-министр Брокар!
– Он обещал его привести, но мне как-то не верилось…
– Не хватало, чтобы он приволок президента Республики!
– Мне надо вернуться в свое тело, иначе с ситуацией не совладать.
– Сейчас это неосуществимо.
– Почему?
Долорес сокрушенно прячет взгляд.
– Если сделать это второпях и без согласия обеих сторон, то может получиться соседство двух душ в одном теле. Это грозит хронической шизофренией. Обычно следует подождать по меньшей мере сутки, прежде чем дважды подряд прибегать к этой довольно мучительной манипуляции.
Люси хорошо помнит свой визит в психиатрическое отделение больницы, где все хотели сжечь ее на костре за колдовство.
Долорес обращает внимание на дам, сопровождающих двух политиков.
– Лучше тебе спокойно вернуться в свое тело завтра, – настаивает она.
– Ко мне пожаловали министр внутренних дел и премьер-министр! Габриель – полный профан!
– Придется помочь ему спасти твое лицо.
В дверь звонят снова. Стоя перед платяным шкафом в окружении кошек, Габриель судорожно перебирает платья, не зная, какое выбрать.
– Скажите пожалуйста, сам премьер-министр! – причитает Долорес. – Не знала, что ты настолько влиятельна…
– Знаешь, у большинства шишек национального масштаба есть свои астрологи или медиумы, они понимают, что не смогут эффективно управлять страной, опираясь только на свой ум. А главное, добравшись до вершины, все они проникаются мыслью, что видимый мир находится под влиянием невидимых сил.
Среди крупных медиумов, влиявших на политиков, выделяется Григорий Распутин. Родившись предположительно в 1869 г. в семье мужиков (русских крестьян) в селе Покровское в Восточной Сибири, он уже в ранней молодости отличался могучей харизмой и производил впечатление статью, силой, пристальным взглядом голубых глаз, а также пристрастием к спиртному и многочисленными победами над женщинами; любовницы говорили, что его член превышал длиной 30 см и имел на основании родинку. В пьяном виде он любил его демонстрировать, впечатляя свое окружение.
Преследуемый толпой, желавшей линчевать его за колдовство, Распутин был спасен полицией и помещен в монастырь, где занимались исправлением извращенцев и преступников. Там, к удивлению монахов, он заделался мистиком и стал заучивать наизусть большие куски Священного Писания. Он мог неделями не есть и не спать и ночами напролет молиться, стоя на коленях.
Распутин обладал способностями целителя: рассказывали, что он вернул зрение слепому и способность деторождения – ранее бесплодной женщине, родившей благодаря ему близнецов. Кроме того, он утверждал, что умеет говорить с животными и укрощать самых ретивых лошадей.
После монастыря он путешествовал по всей России и стал в конце концов вхож в великосветские салоны Санкт-Петербурга, где завораживал скучающую буржуазию рассказами о связи с мертвыми и организацией церемоний столоверчения на манер сестер Фокс.