С царем и без царя — страница 31 из 76

Григорий Новых».


Телеграмма эта осталась без ответа, так как никаких решительно поводов писать мне подобную телеграмму я Распутину не давал: но ввиду все разраставшейся против него агитации он, по-видимому, старался заискивать во всех людях, которых считал преданными царю.

25

Письмо великого князя Николая Михайловича к государю * Очаги революционного брожения

Их Величества с августейшими детьми вернулись 25 ноября 1916 года в Царское Село, а 4 декабря государь с наследником уже отбыл обратно на Ставку.

В это время общественные деятели напрягали свои силы на получение согласия государя на то, чтобы министерство несло свою ответственность не перед царем, а перед безответственными членами Государственной думы. Еще в августе 1915 года московская Городская дума в телеграмме к государю императору обратилась с ходатайством об учреждении министерства общественного доверия; теперь же наши либералы, находя своевременным вместо заботы о защите и спасении Родины от врага проводить конституционно-либеральную реформу, дошли в своих требованиях до ответственного министерства.

Положение царя становилось все более и более тяжелым; верные слуги таяли, а число людей, оппозиционно настроенных, увеличивалось. Главную роль в обществе стали играть члены Государственной думы, мнения которых принимались за непреложные истины; великосветские кумушки умилялись духовным сближением с народом, достигаемым благодаря привлечению к власти общественных сил; даже члены правительства начали придавать огромное значение их одобрению и поддержке. Например, председатель Совета министров А. Ф. Трепов по возвращении со Ставки или из Царского Села ездил, после доклада у Его Величества, прямо с вокзала в Государственную думу, где бывал принят в продолжительной аудиенции ее председателем — М. В. Родзянко.

К государю стали обращаться с письмами члены императорской фамилии, давая советы касательно дел государственного управления. Как всегда бывает в этих случаях, многое преувеличивалось и передавалось в неверном освещении. Например, великий князь Николай Михайлович писал государю:


«Пока производимый тобою выбор министров при том же сотрудничестве был известен только ограниченному кругу людей, дела могли еще идти; но раз способ стал известен всем и каждому, и об этих методах распространилось во всех слоях общества, так дальше управлять Россией немыслимо. Неоднократно ты мне сказывал, что тебе некому верить, что тебя обманывают. Если это так, то то же явление должно повторяться и с твоей супругой, горячо тебя любящей, но заблуждающейся благодаря злостному сплошному обману окружающей ее среды. Ты веришь Александре Федоровне. Оно и понятно. Но то, что исходит из ее уст, есть результат ловких подтасовок, а не действительной правды. Если ты не властен отстранить от нее эти влияния, то, по крайней мере, огради себя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через любимую твою супругу. Если твои убеждения не действуют — а я уверен, что ты уже неоднократно боролся с этими влияниями, — постарайся изобрести другие способы, чтобы навсегда покончить с этой системой. Твои первые порывы и решения всегда замечательно верны и попадают в точку».


Судя по этой выдержке, можно думать, что государыня, под влиянием Распутина, распоряжалась всеми назначениями и разрешала важные государственные вопросы. На самом же деле это было далеко не так: если судить по результатам, число лиц, кандидатуру которых поддерживала императрица, было прямо ничтожно.

Ярким подтверждением сказанного могут служить напечатанные ныне письма императрицы: если кто-нибудь даст себе труд ознакомиться с именами лиц, упомянутых в ее письмах за время войны, когда государь отсутствовал, то убедится, что число их столь незначительно по сравнению с количеством лиц, получивших за этот период назначения, что математически будет выражаться не процентом, а лишь дробью процента.

Что же касается вмешательства Ее Величества в управление государственными делами, я лично могу констатировать, что его не было. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог эту клевету подтвердить документальными данными. Конечно, как и в каждой семье, между Их Величествами не могли не затрагиваться в частной перспективе и разговорах темы, имевшие отношение к текущим делам.

Упреки по отношению к Распутину за его вмешательство в дела нужно отнести на счет тех министров, которые, получая от него безграмотные каракули с рекомендациями, исполняли, в видах личных выгод, его желания, чем давали повод к распространению молвы, будто бы Распутин проводит назначения через Царское Село; фактически же все сводилось к его личным отношениям с министрами, ничего общего с императрицей не имевшим. В связи с ходившими о Распутине слухами я был не раз вынужден докладывать государю, что поведение Распутина облегчает работу общественных деятелей против престола, что поклонницы его, желая угодить Их Величествам, дают новую пищу клевете о причине благоволения императрицы к Распутину; заканчивал я свой доклад обыкновенно предложением на некоторое время отправить Распутина на родину, а по возвращении создать иную обстановку его пребывания в Петрограде, чтобы избавиться от той шумихи, с которой связано его имя.

Нередко получал я от Его Величества следующий ответ: «Все то, что вы мне говорите, я слышу уже много лет. П. А. Столыпин производил по этому делу расследование, и ни один из распространяемых слухов подтверждения не получил». Было чрезвычайно трудно возражать на такой аргумент, тем более что как у государя, так и у императрицы сложилось (достаточно обоснованное) убеждение, что всякое пользующееся их доверием лицо тем самым обрекается на нападки завистников и клеветников.

В это время образовалось совершенно открыто пять очагов революционного брожения: 1) Государственная дума с ее председателем Родзянко; 2) земский союз с князем Львовым; 3) городской союз с Челноковым; 4) военно-промышленный комитет с Гучковым; 5) Ставка с генералом Алексеевым, нанесшая самый сильный удар русскому монархическому строю.

Военно-промышленный комитет сразу выделил рабочую секцию, занявшуюся рассмотрением рабочего законодательства, а также обсуждением вопросов внутренней политики, к делу снабжения армии ни малейшего отношения не имевших. Революционная деятельность рабочей секции, иногда приглашавшей на свои заседания и не членов военно-промышленного комитета, не составляла секрета для министра внутренних дел, который принимал к ее обузданию лишь полумеры.

26

Приказ государя 1 декабря 1916 года * Интриги союзников

1 декабря 1916 года государь император обратился к армии и флоту с приказом, которым подтвердил намерение бороться до восстановления этнографических границ, достижения обладания Царьградом (Константинополем) и создания свободной Польши из трех ее частей.

Таким образом, были обнародованы находившиеся до тех пор в руках дипломатов переговоры о присоединении, по окончании войны, к России Константинополя и проливов. Англия воленс-ноленс подписала это соглашение; но, так как вопрос о Константинополе и проливах составлял ее больное место, она усилила поддержку русских революционных деятелей через своего посла, почетного гражданина первопрестольной столицы России — сэра Дж. Бьюкенена, который даже испросил у государя аудиенцию для того, чтобы доложить ему свои взгляды на внутреннее положение России и дать советы. По-видимому, этот день считался в либеральных кругах весьма знаменательным, поскольку еще долго в календарях под 12 января стояло: «В 1917 году аудиенция английского посла Бьюкенена по поводу внутреннего положения в России».

Ответ государя на советы сэра Дж. Бьюкенена мне неизвестен; но сохранился в памяти ответ в подобном же случае кардинала Бернетти лорду Пальмерстону, дававшему папе советы по управлению Ватиканом: «Когда английское правительство будет применять у себя в течение 15 или 20 лет предлагаемые меры, святой отец одобрит нововведения, которые Великобритания всегда предлагает другим, но не допускает у себя».

Французский посол Морис Палеолог, стараясь не отставать от своего английского коллеги, при каждом удобном случае тоже критиковал ненавистный Франции монархический строй в России.

Прибывшие в Петроград официальные представители союзников и члены их комиссий входили непосредственно в сношения с М. В. Родзянко, членами Государственной думы, А. И. Гучковым, представителями торговли и промышленности, общественными деятелями и многими «передовыми» людьми, с которыми вели тайные совещания на предмет ограничения власти государя или его свержения и проведения целого ряда законодательных мероприятий.

Боясь, однако, что правительство, узнав об этом, примет соответствующие меры, наши общественные деятели стали собираться у английского посла, сэра Дж. Бьюкенена, или на квартирах иностранцев. Отдельные лица, опасаясь арестов, даже совсем перебрались на жительство к союзникам. Для подготовки активного выступления против правительственной власти требовались очень крупные средства, которые нужно было откуда-то достать. Как на один из главных источников денежных поступлений указывалось — не знаю, правильно или неправильно — на дружившего с главарями нашей революции английского посла.

Документальные подтверждения подкупа войск и черни английскими деньгами для создания петроградского бунта, конечно, получить трудно; но, если забежать на полгода вперед, можно было бы стать лицом к лицу с несколькими загадочными фактами: откуда явились у главарей революции и их агитаторов такие благодарные чувства к личности английского посла, что безопасное передвижение по улицам бунтовавшего города было возможно только в автомобиле, шедшем преимущественно перед другими иностранными под английским флагом? Почему в конце февраля и начале марта происходили непрерывные овации перед балконом здания английского посольства, так что послу короля Великобритании при императоре всероссийском приходилось по нескольку раз в день выходить на балкон и благодарить толпу, признательную за содействие к освобождению России от гнета царизма? Чем именно он содействовал, в то время никто не указывал, но его дочь в своих воспоминаниях сознается, что ее отец оказывал нравственную поддержку Гучкову и К°. Но вряд ли было достаточно для таких бурных излияний одной его нравственной поддержки и непонятных черни речей