Между тремя и девятью вечера в императорском поезде переживались часы надежд на то, что каким-нибудь способом парализуются очевидные для всех измена и предательство, неизбежно за собою влекущие крушение России. Часть упований возлагалась на ожидавшийся приезд делегатов Думы. В это время государь написал два указа Сенату, скрепленные министром двора — графом Фредериксом:
«Князю Георгию Евгеньевичу Львову. Повелеваем быть председателем Совета министров.
Николай».
«Наместнику нашему на Кавказе великому князю Николаю Николаевичу. Повелеваем быть Верховным главнокомандующим.
Николай».
Затем Его Величество, ознакомившись с телеграммой генерал-адъютанта Алексеева, возвратил ее со своею резолюцией: «Исполнить. — Н.»
«Телеграмма. Псков. Государю императору.
Получена следующая телеграмма:
«Ставка, генерал-адъютанту Алексееву, копия главкоюз генерал-адъютанту Брусилову, командарму Гурко.
Временный комитет Государственной думы, образовавшийся для восстановления порядка в столице, принужден был взять в свои руки власть ввиду того, что под давлением войска и народа старая власть никаких мер для успокоения населения не предприняла и совершенно устранена. В настоящее время власть будет передана временным комитетом Государственной думы Временному правительству, образованному под председательством князя Г. Е. Львова.
Войска подчинились Временному правительству, не исключая состоящих в войске, а также находящихся в Петрограде лиц императорской фамилии, и все слои населения признают только новую власть.
Необходимо для восстановления полного порядка, для спасения столицы от анархии командировать сюда на должность главнокомандующего Петроградским военным округом доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населения. Комитет Государственной думы признает таким лицом доблестного, известного всей России героя, командира 25-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Корнилова. Во имя спасения Родины, во имя победы над врагом, во имя того, чтобы неисчислимые жертвы этой долгой войны не пропали даром накануне победы, необходимо срочно командировать генерала Корнилова в Петроград. Благоволите срочно снестись с ним и телеграфировать срок приезда генерала Корнилова в Петроград.
Председатель временного комитета Государственной думы М. Родзянко».
Всеподданнейше докладываю эту телеграмму и испрашиваю разрешения Вашего Императорского Величества исполнить ее во имя того, что в исполнении этого пожелания может заключаться начало успокоения столиц и водворения порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрограда и окрестных пунктов. Вместе с тем прошу отозвать генерал-адъютанта Иванова в Могилев.
Генерал-адъютант Алексеев.
2 марта 1917 г.»
Перед обедом Его Величество пригласил к себе лейб-хирурга Федорова, с которым долго совещался о здоровье наследника цесаревича Алексея Николаевича.
40
Делегаты Государственной думы — Гучков и Шульгин — опоздали и вместо 4–5 часов дня прибыли лишь в 9.30 вечера.
Когда поезд с Гучковым и Шульгиным подошел к станции Псков, государем был прислан дежурный флигель-адъютант Мордвинов передать им, что Его Величество их ждет. Мордвинов провел их прямо с поезда в салон-вагон государя, где они были встречены министром двора. На пути к императорскому поезду находившаяся на станции публика окружила делегатов Государственной думы и приветствовала их криками «ура».
Когда находившийся на платформе чиновник моей канцелярии высказал свое возмущение этой дикой и неуместной выходкой у самого императорского поезда, стоявший около него комендант города Пскова генерал-лейтенант Ушаков произнес с самодовольной улыбкой: «Нужно привыкать… Теперь другие времена настали…»
Гучков, здороваясь с министром двора, сказал ему: «В Петрограде стало спокойнее, граф. Но ваш дом на Почтамтской совершенно разграблен, а что сталось с вашей семьей — неизвестно».
Оба прибывшие к Его Величеству представителя народа производили впечатление людей немытых, небритых, были они в грязном крахмальном белье. Можно было предполагать, что они своей неопрятностью старались понравиться делегатам петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов, командированным для их сопровождения и за все время поездки их ни на шаг не покидавшим до самого момента входа в императорский поезд.
Во время приема государем депутатов Гучкова и Шульгина сопровождавшие их делегаты петроградского Совета солдатских и рабочих (как их называли «собачьих») депутатов занимались раздачей на вокзале всевозможных революционных листовок и вели с публикой возбуждающие беседы. Его Величество, выйдя в салон, поздоровался с депутатами, предложил им сесть и спросил, что они имеют ему передать. В начале этой беседы находились в салон-вагоне кроме государя императора, Гучкова и Шульгина только граф Фредерикс и генерал Нарышкин; последний записывал все происходившее. Через некоторое время пришел еще Рузский. Входя, он обратился к скороходу со словами: «Всегда происходит путаница, когда не исполняют приказаний… ведь я ясно приказал направить депутатов прямо ко мне. Отчего это не сделано? Вечно не слушаются». Я попросил коменданта поезда Гомзина быть во время приема депутатов безотлучно в столовой вагона, чтобы никому не дать возможности подслушать содержание беседы; сам же остался у входа с площадки вагона, так что имел возможность все видеть и всех слышать. Почти все время говорил Гучков, говорил ровно и очень спокойно: подробно описывал последние события в Петрограде.
Внимательно его выслушав, государь на свой вопрос, что он считал бы желательным, получил ответ Гучкова: «Отречение Вашего Императорского Величества от престола в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича». При этих словах Рузский, привстав, сказал: «Александр Иванович, это уже сделано». Государь, делая вид, что не слышал слов Рузского, спросил, обращаясь к Гучкову и Шульгину: «Считаете ли вы, что своим отречением я внесу успокоение?» На это Гучков и Шульгин ответили государю утвердительно. Тогда государь им сказал: «В три часа дня я принял решение отречься от престола в пользу своего сына Алексея Николаевича; но теперь, подумав, пришел к заключению, что я с ним расстаться не могу; и передаю престол брату моему — Михаилу Александровичу». На это Гучков и Шульгин сказали: «Но мы к этому вопросу не подготовлены. Разрешите нам подумать». Государь ответил: «Думайте» — и вышел из салон-вагона. В дверях он обратился ко мне со словами: «А Гучков был совершенно приличен в манере себя держать; я готовился видеть с его стороны совсем другое… А вы заметили поведение Рузского?» Выражение лица государя лучше слов показало мне, какое на него впечатление произвел его генерал-адъютант. Государь позвал генерала Нарышкина и повелел ему переписать уже написанное им отречение с поправкой о передаче престола брату Его Величества — великому князю Михаилу Александровичу.
Государь пошел к себе, а я зашел в салон-вагон поздороваться с Гучковым и Шульгиным и от них узнать подробности разгрома и сожжения дома графа Фредерикса; я знал, что графиня Фредерикс, мать моей жены, была при смерти и что моя жена ее не покидала.
Гучков ответил мне чрезвычайно спокойно, что народный гнев вылился в форму разгрома дома, но что, по его сведениям, насилий над личностями учинено не было, а потому мне беспокоиться нечего: вопрос касается только имущества. Я его просил по возвращении в Петроград уведомить меня телеграммою о семье, так как я не мог войти с ними в связь, что он обещал, но не исполнил.
Через некоторое время манифест был напечатан на машинке. Государь его подписал у себя в отделении и сказал мне: «Отчего вы не вошли?» Я ответил: «Мне там нечего делать». «Нет, войдите», — сказал государь.
Таким образом, войдя за государем в салон-вагон, я присутствовал при том тяжелом моменте, когда император Николай II вручил свой манифест об отречении от трона комиссарам Государственной думы, которые, в его ошибочном мнении, были представителями русского народа. Тут же государь предложил министру двора его скрепить.
Манифест гласил следующее:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать новое тяжелое испытание России.
Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны.
Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок миг, когда доблестная армия наша, совместно со славными союзниками нашими, сможет окончательно сломить врага.
В эти решительные дни в жизни России сочли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думой признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу, благословляя его на вступление на престол государства Российского.
Заповедаем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу горячо любимой Родине.
Призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.