ании докладов «лисы» (как звали Рузского).
Когда министр двора вернулся от государя к себе в купе, мы пошли к нему поделиться волновавшей нас мыслью о возможности предложения Его Величеству отречения от престола, на что граф сказал: «Да, это уже сделано». Меня как громом поразило это известие, так как из разговора с государем я совершенно не мог вывести заключения, что подобное решение уже созрело в помыслах Его Величества. Я побежал в вагон государя, без доклада вошел в его отделение и спросил: «Неужели верно то, что говорит граф – что Ваше Величество подписали отречение? И где оно?» На это государь ответил мне, передавая лежавшую у него на столе пачку телеграмм: «Что мне оставалось делать, когда все мне изменили? Первый Николаша… Читайте». (Я понял, что государь был очень взволнован, раз он в разговоре со мною так назвал великого князя Николая Николаевича). На мой вторичный вопрос: «Где же отречение?» – государь сказал, что отдал его Рузскому для отправки Алексееву, на что я доложил государю, что, на мой взгляд, никакое окончательное решение принято быть не может, пока он не выслушает находившихся в пути Гучкова и Шульгина. Государь согласился потребовать свое отречение обратно от Рузского. Он мне сказал: «Идите к Рузскому и возьмите у него обратно отречение». Я ответил, что лучше было бы это поручение возложить на генерала Нарышкина, так как мои переговоры с Рузским приведут к новому совершенно ненужному столкновению. Тогда государь сказал: «Я вам потом дам прочесть телеграммы, а сейчас вы мне позовите Нарышкина». Я пошел на Нарышкиным, которому государь отдал приказание сходить к Рузскому за подписанным отречением.
В ожидании результатов командировки Нарышкина я оставался в отделении государя, где Его Величество дал мне телеграммы, которые я и прочел. Первая была от генерал-адъютанта Алексеева и заключала в себе телеграммы великого князя Николая Николаевича, генерал-адъютантов Брусилова и Эверта; вторая телеграмма была от генерала Сахарова на имя генерал-адъютанта Рузского.
I. «Телеграмма государю императору.
Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству полученные на имя Вашего Императорского Величества телеграммы:
1) от великого князя Николая Николаевича:
"Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.
Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.
Осенив себя крестным знамением – передайте ему Ваше наследие. Другого выхода нет.
Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас.
Генерал-адъютант Николай".
2) от генерал-адъютанта Брусилова'.
"Прошу вас доложить государю императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к Родине и царскому престолу, что в данную минуту единственный исход, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, – отказаться от престола в пользу государя наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича. Другого исхода нет; необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе повлечет за собой неисчислимые катастрофические последствия. Этим актом будет спасена и сама династия в лице законного наследника.
Генерал-адъютант Брусилов".
3) от генерал-адъютанта Эверта:
"Ваше Императорское Величество, начальник штаба Вашего Величества передал мне обстановку, создавшуюся в Петрограде, Царском Селе, Балтийском море и Москве, и результат переговоров генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы.
Ваше Величество, на армию в настоящем ее составе рассчитывать при подавлении внутренних беспорядков – нельзя. Ее можно удержать лишь именем спасения России от несомненного порабощения злейшим врагом Родины при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я принимаю все меры к тому, дабы сведения о настоящем положении дел в столице не проникали в армию, дабы уберечь ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких.
Необходимо немедленное решение, которое могло бы привести к прекращению беспорядков и сохранению армии для борьбы против врага.
При создавшейся обстановке, не находя иного исхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения Родины и династии, принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной думы, выраженным им генерал-адъютанту Рузскому, как единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии.
Генерал-адъютант Эверт".
Всеподданнейше докладывая эти телеграммы Вашему Императорскому Величеству, умоляю безотлагательно принять решение, которое Господь Бог внушит Вам. Промедление грозит гибелью России. Пока армию удается спасти от проникновения болезни, охватившей Петроград, Москву, Кронштадт и другие города, но ручаться за дальнейшее сохранение воинской дисциплины нельзя. Прикосновение же армии к делу внутренней политики будет знаменовать неизбежный конец войны, позор России и развал ее.
Ваше Императорское Величество горячо любите Родину и ради ее целости, независимости, ради достижения победы соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения.
Ожидаю повелений.
Генерал-адъютант Алексеев.
2 марта 1917 г.»
II. «Телеграмма. Псков, главкосев; копия наштаверх.
Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный ответ председателя Государственной думы Вам на высокомилостивое решение государя императора даровать стране ответственное министерство и пригласил главнокомандующих доложить Его Величеству через Вас о решении данного вопроса в зависимости от создавшегося положения.
Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного предложения, переданного Вам председателем Государственной думы. Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, именуемая Государственной думой, предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей. Я уверен, что армии фронта непоколебимо стали бы за своего державного вождя, если бы не были призваны к защите Родины от врага внешнего и если бы не были в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии.
Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я, непоколебимо верноподданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению дальнейших, еще гнуснейших притязаний.
Генерал Сахаров.
Яссы. 2 марта 1917 г.»
По прочтении мною этих телеграмм государь приказал мне передать их в военно-походную канцелярию. Выйдя от Его Величества, я около своего купе встретил барона P. A. Штакельберга.
Барон Штакельберг сопровождал во время войны при высочайших путешествиях министра двора или его заместителя, исполняя при них обязанность начальника канцелярии министерства императорского двора. Когда я ему высказал свое возмущение великим князем Николаем Николаевичем, барон, привыкший в великом князе видеть опору нашего самодержавия, выразил на своем лице недоверие к моим словам.
«Вы мне не верите? Так читайте», – сказал я ему, показывая коленопреклоненное моление великого князя об отречении государя от престола.
Поздно вечером командующий Балтийским флотом послал на имя государя императора телеграмму:
«С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Всеподданнейше присоединяюсь к ходатайствам главнокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, формулированного председателем Государственной думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины.
Вице-адмирал Непенин.
2 марта 1917 г.»
Хотя командующий Черноморским флотом адмирал Колчак и воздержался от посылки личной телеграммы государю, но он безоговорочно принял уведомление Родзянки о захвате власти изменниками царя, о чем председатель Государственной думы Родзянко поставил его в известность следующей телеграммою:
«Петроград. От временного комитета Государственной думы. Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием.
Председатель Государственной думы Михаил Родзянко.
1 марта 1917 г.»
Вышеприведенные телеграммы подтверждают объединение генералом Алексеевым людей, поставленных государем во главе армий и флотов, и указывают на то, что главнокомандующие были между собою в предварительном согласии; помещаемая же ниже телеграмма Алексеева проливает яркий свет на его роль в эти тревожные дни.