Во время приема государем депутатов Гучкова и Шульгина сопровождавшие их делегаты петроградского Совета солдатских и рабочих (как их называли «собачьих») депутатов занимались раздачей на вокзале всевозможных революционных листовок и вели с публикой возбуждающие беседы. Его Величество, выйдя в салон, поздоровался с депутатами, предложил им сесть и спросил, что они имеют ему передать. В начале этой беседы находились в салон-вагоне кроме государя императора, Гучкова и Шульгина только граф Фредерикс и генерал Нарышкин; последний записывал все происходившее. Через некоторое время пришел еще Рузский. Входя, он обратился к скороходу со словами: «Всегда происходит путаница, когда не исполняют приказаний… ведь я ясно приказал направить депутатов прямо ко мне. Отчего это не сделано? Вечно не слушаются». Я попросил коменданта поезда Гомзина быть во время приема депутатов безотлучно в столовой вагона, чтобы никому не дать возможности подслушать содержание беседы; сам же остался у входа с площадки вагона, так что имел возможность все видеть и всех слышать. Почти все время говорил Гучков, говорил ровно и очень спокойно: подробно описывал последние события в Петрограде.
Внимательно его выслушав, государь на свой вопрос, что он считал бы желательным, получил ответ Гучкова: «Отречение Вашего Императорского Величества от престола в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича». При этих словах Рузский, привстав, сказал: «Александр Иванович, это уже сделано». Государь, делая вид, что не слышал слов Рузского, спросил, обращаясь к Гучкову и Шульгину: «Считаете ли вы, что своим отречением я внесу успокоение?» На это Гучков и Шульгин ответили государю утвердительно. Тогда государь им сказал: «В три часа дня я принял решение отречься от престола в пользу своего сына Алексея Николаевича; но теперь, подумав, пришел к заключению, что я с ним расстаться не могу; и передаю престол брату моему – Михаилу Александровичу». На это Гучков и Шульгин сказали: «Но мы к этому вопросу не подготовлены. Разрешите нам подумать». Государь ответил: «Думайте» – и вышел из салон-вагона. В дверях он обратился ко мне со словами: «А Гучков был совершенно приличен в манере себя держать; я готовился видеть с его стороны совсем другое… А вы заметили поведение Рузского?» Выражение лица государя лучше слов показало мне, какое на него впечатление произвел его генерал-адъютант. Государь позвал генерала Нарышкина и повелел ему переписать уже написанное им отречение с поправкой о передаче престола брату Его Величества – великому князю Михаилу Александровичу.
Государь пошел к себе, а я зашел в салон-вагон поздороваться с Гучковым и Шульгиным и от них узнать подробности разгрома и сожжения дома графа Фредерикса; я знал, что графиня Фредерикс, мать моей жены, была при смерти и что моя жена ее не покидала.
Гучков ответил мне чрезвычайно спокойно, что народный гнев вылился в форму разгрома дома, но что, по его сведениям, насилий над личностями учинено не было, а потому мне беспокоиться нечего: вопрос касается только имущества. Я его просил по возвращении в Петроград уведомить меня телеграммою о семье, так как я не мог войти с ними в связь, что он обещал, но не исполнил.
Через некоторое время манифест был напечатан на машинке. Государь его подписал у себя в отделении и сказал мне: «Отчего вы не вошли?» Я ответил: «Мне там нечего делать». «Нет, войдите», – сказал государь.
Таким образом, войдя за государем в салон-вагон, я присутствовал при том тяжелом моменте, когда император Николай II вручил свой манифест об отречении от трона комиссарам Государственной думы, которые, в его ошибочном мнении, были представителями русского народа. Тут же государь предложил министру двора его скрепить.
Манифест гласил следующее:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать новое тяжелое испытание России.
Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны.
Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок миг, когда доблестная армия наша, совместно со славными союзниками нашими, сможет окончательно сломить врага.
В эти решительные дни в жизни России сочли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думой признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу, благословляя его на вступление на престол государства Российского.
Заповедаем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу горячо любимой Родине.
Призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.
Николай.
2 марта, 15 час. 1917 г. Псков. Скрепил: министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс».
Гучков и Шульгин. Приказ № 1. После отречения.
Прощаясь с Гучковым и Шульгиным, государь выразил им свое желание – вернуться в Царское Село за семьей и по выздоровлении детей всем вместе поехать на жительство в Ливадию. Гучков и Шульгин ответили, что сделают все возможное для исполнения этого желания и думают, что оно препятствий вообще не встретит. О том, что такое представляли из себя в данный момент Гучков и Шульгин, я получил понятие благодаря одному хотя и мелкому, но много говорящему факту: сопровождал их в салон-вагоне северо-западных железных дорог тот самый проводник, с которым я постоянно ездил вне путешествий в императорском поезде. Этот проводник пришел ко мне в купе и принес от жены письмо, за которым в Петрограде сходил по собственной инициативе. Не без волнения он мне рассказал, что во время путешествия все решительно распоряжения и приказания исходили от делегатов Совета рабочих и солдатских депутатов, которые совершенно не считались с Шульгиным и Гучковым. На остановках эти представители Совета расхаживали по вокзалам и платформам, раздавая встречным прокламации, а также приказ № 1, гласивший следующее:
«ПРИКАЗ № 1 петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов
1 марта 1917 г.
По гарнизону Петроградского округа всем солдатам революционной армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
Совет рабочих и солдатских депутатов постановил:
1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отделениях служб разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от роты, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта.
3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.
4. Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.
5. Всякого рода оружие, как то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и пр. должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям.
6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание «во фрунт» и обязательное отдание чести вне службы отменяется.
7. Равным образом отменяется титулование офицеров «ваше превосходительство», «благородие» и т. п. и заменяется обращением «господин генерал», «господин полковник» и т. д. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и в частности обращение к ним на «ты» воспрещается. И о всяком нарушении сего, как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
(Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и пр. строевых и нестроевых командах)».
Впоследствии мне совершенно случайно удалось узнать от лица, проезжавшего в 1905 году через Красноярск, что он там видел и даже захватил с собою такой же приказ Совета солдатских депутатов 3-го запасного железнодорожного батальона. Найдя его в своих бумагах и сличив с приказом № 1, он обнаружил, что приказ Совета солдатских и рабочих депутатов является не чем иным, как дословной копией с приказа 1905 года.
Когда Гучков и Шульгин покинули императорский поезд, они были приглашены зайти в поезд Рузского. Пробыв там некоторое время, они уехали обратно в Петроград. И только после их отъезда императорский поезд отошел на Могилев, куда прибыл к вечеру следующего дня, 3 марта.
Когда все было готово к отправлению, я зашел в купе Его Величества спросить разрешения двинуться в путь. Государь выразил свое согласие и сказал: «Как только мы тронемся, придите ко мне». В это время Его Величество написал своему брату великому князю Михаилу Александровичу телеграмму, посланную в пути со станции Сиротино: