Идея Такера, что сталинский период коммунистического Левиафана создан заимствованием из XVI и XVIII веков русской истории, не только ненаучна, но производит впечатление импрессионистической фантазии. Неужели это научный аргумент: что Сталин, для того чтобы рубить головы своим врагам и наводить ужас на население, нуждался в примере Ивана Грозного? А без Грозного – он бы не догадался? Мировая история даёт мало примеров тираний? Глубокие познания, что тиран должен держать народ в страхе, Сталин мог почерпнуть из первого школьного учебника по всеобщей истории, а может быть – из истории грузинского феодализма, а ещё раньше – из собственного лукавого и злобного нутра: что-что, а именно это он от рождения понимал, ему ничего не надо было читать. Или, пишет Такер: ГУЛАГ происходит от насильственного труда при Петре I, – оказывается, насильственный труд изобретен в России! А почему не от египетских фараонов? А ближе по векам: демократические Англия, Франция и Голландия применяли насильственный труд в своих колониях, а США даже на собственной территории, и все – позже Петра. А уж гребцы на галерах – хрестоматийны. (Когда в Англии впервые вышел (1881) перевод «Записок из Мёртвого дома» Достоевского, один из ведущих журналов отмечал отсутствие строгости, которая «привела бы в ужас английского тюремщика»[3].) Исконной русской чертой объявляются и захваты территорий, – хотя Англия имела захватов побольше, и Франция немало, значит ли это, что английский и французский народы хищны по своей природе? И уж тем более колхозы – всемирная социалистическая идея коммуны – объясняются как проявление русского крепостного права.
Неужели это научный метод: объявить перенос приёмов управления и учреждений через четыре столетия – при отсутствии каких-либо конкретных носителей, передатчиков, партий, сословий, лиц, вперепрыг через тотальное уничтожение всех общественных институтов в 1917, – какой-то мистический перенос, очевидно, через кровяные гены? (Или, как изящнее выражается проф. Далин, – «что-то в русской почве, созданное наследственностью или средой».) И тут же рядом «не заметить» прямое наследование всего через 5–10 лет всех нужных традиций и готовых учреждений! – от Ленина и Троцкого того же самого ЧК-ГПУ-НКВД, тех же самых «троек» вместо суда (при чём тут Александр III?), того же самого (уже в наличии) ГУЛАГа, той же самой 58-й статьи, того же самого массового террора, той же самой партии, той же самой идеологии – в пределах того же поколения и через живых носителей, успевших убивать там и здесь, и тот же самый принцип сверхиндустриализации (подавить потребности народа и съесть его тяжёлой промышленностью), выдвинутый Троцким?
Я отказываюсь приписать профессору Та– керу такую невероятную слепоту! Я вынужден увидеть в этом сознательную попытку обелить ранний коммунистический режим, будто все его дьявольские преступления и учреждения вообще не существовали, а созданы позже Сталиным, который будто бы «разрушал» большевизм, – и почерпнуты якобы из русской традиции. Какую такую «революцию сверху» (избитый марксистский термин у Такера) совершил Сталин? Он честно и последовательно углублял и укреплял доставшееся ему ленинское наследство в его же формах. Но даже если бы Такеру (и многим его единомышленникам) удалось бы доказать невозможное: что ЧК, ревтрибуналы, институт заложников, ограбление народа, тотальное насильственное единство мнений, партийная идеологии и диктатура взяты не у своих коммунистов и не у якобинцев, но у Ивана IV и Петра I, – то и тут бы Такер просёкся с «русской традицией». Дело в том, что для национальных мыслителей России оба эти царя были предметом порицания, а не восторга, а народное сознание, фольклор решительно осудили первого как злодея, второго как антихриста. Что Пётр I разрушал русский быт, обычаи, сознание, национальный характер, подавлял религию (и встречал народные бунты) – это лежит на поверхности, это всем известно.
Неужели это исконная русская традиция: коммунистическая подрывная деятельность во всём мире, система экономического саботажа, идеологического разложения, террора и восстаний? Горячая сегодня среднеазиатская точка даёт нам понять разницу. Да, Бухарский эмират (не Афганистан) был захвачен Россией – в том XIX веке, когда и все демократические страны Европы с моральной лёгкостью дозволяли себе любые завоевания. (И Англия пыталась, но не сумела, взять Афганистан.) Мне горько и стыдно, что и моя страна участвовала в общеевропейском насильственном покорении слабых народов. Но за 50 лет российского протектората в Средней Азии был мир: не подавлялась религия, быт, личная свобода – и не было движения к восстаниям. А едва захватил власть Ленин, – он с 1921 года готовил, под видом «революционной федерации», захват Турции, Персии и Афганистана. А с 1922 в Хивинской и Бухарской областях в ответ на методы коммунистов вспыхнула мусульманская повстанческая война, как сегодня в Афганистане, и продолжалась 10 лет, и подавлена уже при Сталине безмерными расправами над населением. Вот чья «традиция» – вторжение в Афганистан.
Из письма президенту Рейгану
Кавендиш, 3 мая 1982
…Я никогда не добивался чести быть принятым в Белом доме – ни при президенте Форде, ни позже. За последние месяцы несколькими путями ко мне приходили косвенные запросы, при каких обстоятельствах я готов был бы принять приглашение посетить Белый дом. Я всегда отвечал: я готов приехать для существенной беседы с Вами, в обстановке, дающей возможность серьёзного эффективного разговора, – но не для внешней церемонии. Я не располагаю жизненным временем для символических встреч.
Однако мне была объявлена (телефонным звонком советника Пайпса) не личная встреча с Вами, а ланч с участием эмигрантских политиков и «советских диссидентов». Но ни к тем ни к другим писатель-художник по русским понятиям не принадлежит. Ещё хуже, в прессе публично названа, а Белым домом не опровергнута формулировка причины, по которой отдельная встреча со мной сочтена нежелательной: что я являюсь «символом крайнего русского национализма». Эта формулировка оскорбительна для моих соотечественников, страданиям которых я посвятил всю мою писательскую жизнь.
Я – вообще не «националист», а патриот. То есть я люблю своё отечество – и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё.
…Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников. Настроение это губительно для будущего обоих наших народов.
Господин Президент. Мне тяжело писать это письмо. Но я думаю, что если бы где-нибудь встречу с Вами сочли бы нежелательной по той причине, что Вы – патриот Америки, – Вы бы тоже были оскорблены.
…Так как весь этот эпизод уже получил исказительное гласное толкование и весьма вероятно, что мотивы моего неприезда также будут искажены, – боюсь, что я буду вынужден опубликовать это письмо, простите.
Главный враг всякого общества – оно само
Из интервью для газеты «Le Figaro»
Париж, 19 сентября 1993
Если коммунизм пал, кто враг теперь?
Я думаю, этот вопрос относится не только ко мне, но и к миллионам людей в мире, в том числе и на Западе. За время Холодной войны люди привыкли к синдрому «иметь врага», и некоторые сейчас, может быть, растеряны. Но давняя мудрость состоит в том, что главный враг человека – он сам, и главный враг всякого общества – оно само, это общество. Не надо непременно жить в поисках внешнего врага. Христианская религия учит нас бороться прежде всего со злом внутри самих себя.
Коммунизм был вашей неотступной мыслью все эти годы. Продолжаете ли вы думать о нём?
Я думаю не о коммунизме сегодня, а об остатках коммунизма, которые сохранились в сознании людей и в структуре общества российского. Для меня гораздо большая забота – новое, очень трудное, тяжёлое состояние России. Я думаю, что полного ликования оттого, что пал коммунизм, следовало бы избежать. Потому что коммунизм давал совершенно ложные, обманчивые ответы на совершенно справедливое негодование людей. Сегодня прямой опасности коммунизма для человечества нет. Но те несправедливости, та безмерная алчность наживы, которая не считается с людьми, они, к сожалению, остались, и если человечество не начнёт перерабатывать в себе эти пороки, то никто не может поручиться, что в XXI столетии в какой-нибудь другой части планеты не возникнет нечто подобное коммунизму.
Вас безпокоит, что капитализм захлестнёт Россию?
Не капитализм. Рыночная экономика, инициативная рыночная экономика в России существовала отличным образом и до революции. По промышленному развитию Россия уже была на 4-м месте в мире. А зерном она кормила всю Европу. В России была полная свобода личной инициативы и экономической деятельности. Но то был производственный капитализм, создавались ценности. В том-то и дело, что сегодня в России «капиталисты» ничего не создают, только воруют.
Вопрос культуры. Канцлер Коль сказал, что, несмотря на коммунизм, в Восточной Германии было больше культуры, чем в Западной: там больше читали, все играли на каком-нибудь музыкальном инструменте. Что вы думаете? Коммунизм не разрушил культуру, а Запад эту культуру разрушил?
Когда сравнивают Россию с Западом, вопрос почему-то всегда строится только в плоскости экономики и политики. Экономику переймут? политический строй переймут или нет? Но национальный организм – сложный, живой и многообразный. В нём таятся традиции веков, миропонимания, народного характера, уклада жизни. И при тех же самых экономических обстоятельствах, и при сходном политическом строе – страна может выглядеть совершенно иначе. Так вот потому, что национальная культура, национальный быт состоит из многих этих граней, их нельзя сводить только к экономической и политической плоскости. У нас была великолепная культура, потом она была жестоко подавлена и искорёжена. Можно надеяться, что она возродится. Сегодняшняя безумная оргия наживы мешает развитию культуры. Конечно, надо признать, что положение России сегодня очень тяжело, и материально, и, даже ещё более, морально. Я не беру на себя роли пророка. Я могу только высказывать свою личную надежду.