{339},{340},{341},{342}. Поскольку все вышеперечисленное вызывает проблемы у аутичных людей, было бы логично предположить, что зеркальные нейроны в мозге аутиста работают не так, как у обычного человека. Но пока эта гипотеза остается неподтвержденной{343},{344}. Кроме того, она не объясняет другие симптомы аутизма – например, гиперчувствительность или избегание визуального контакта с собеседником.
Их пытается объяснить другая концепция – теория эмоционального ландшафта. Эмоциональный ландшафт – это своего рода «запись» всех эмоциональных реакций человека на разные раздражители, карта значимости объектов и событий, его окружающих. Он формируется в нейронной сети – от коры головного мозга, где перерабатывается свежая сенсорная информация, к лимбической системе через миндалевидное тело, играющее одну из ключевых ролей в возникновении эмоций. Из разных отделов лимбической системы поток сигналов попадает в ассоциативную зону коры головного мозга, подготавливающую человека к определенной реакции, а выбранный вариант поведения контролируется префронтальной корой. Если связь между какими-то звеньями этой цепочки нарушена, ландшафт «распадается» – эмоциональная реакция человека на тот или иной раздражитель становится непредсказуемой, а зачастую и экстремальной{345}.
Кроме того, существует несколько нейропсихологических теорий о механизме расстройств аутистического спектра. Одна из них касается дефицита социального познания – способности обрабатывать и хранить информацию о других людях и взаимоотношениях с ними. Аутист дотошно систематизирует свои впечатления от событий, но у него возникают сложности, когда эти события связаны с другими людьми. Кроме того, страдающие аутизмом не владеют «моделью психического», т. е. не способны осознать, что их собственное психическое состояние не тождественно состоянию другого человека. Эту способность можно определить с помощью теста Салли – Энн{346} или его модификаций{347}. Человеку предлагается прокомментировать следующую ситуацию: девочка по имени Cалли оставляет какую-то вещь в коробке и уходит. Другая девочка, Энн, перекладывает эту вещь из коробки в корзинку. Салли возвращается – куда, по мнению тестируемого, она должна заглянуть, в коробку или корзинку? Обычный человек укажет на коробку – он понимает, что Энн ничего не знает об изменениях, которые произошли в ее отсутствие. Аутист укажет на корзинку – он не понимает, что другим людям может быть неизвестна какая-то информация, которая известна ему. Поэтому человек с синдромом Аспергера часто не считает нужным предупредить окружающих о каких-то вещах, считая, что все знают о них то же самое, что и он. Например, студент не приходит на экзамен из-за болезни, но не сообщает об этом заранее преподавателю и в итоге получает неудовлетворительную оценку.
Страшилки о прививках
В 1998 г. доктор Эндрю Уэйкфилд опубликовал в известном медицинском британском журнале Lancet историю 12 детей, чье нормальное развитие по неясным причинам нарушилось{348}. У девяти из них обнаружен аутизм, при этом родители восьмерых (не уточняется, был ли именно этим детям поставлен диагноз «аутизм») сообщили, что симптомы начали наблюдаться сразу после вакцинации против кори, краснухи и паротита. Прямых доказательств связи вакцины MMR и аутизма предоставлено не было, лишь отмечалась «возможность появления болезни в связи с внешними факторами».
Настоящая информационная бомба рванула в декабре 2001-го, когда Эндрю ушел с работы в медицинской школе Royal Free Hospital, сославшись на то, что ему мешают заниматься «непопулярными научными исследованиями»{349}. В апреле 2002 г. он в соавторстве опубликовал еще одну статью, основанную на анализе 91 случая задержки развития у детей{350}. В результате в 2002 г. проблема, связанная с вакциной MMR, стала самой популярной научной темой, ей было посвящено 1257 публикаций (в 10 раз больше, чем в предыдущем году). При этом лишь 20 % авторов являлись компетентными специалистами в соответствующей области, остальные статьи были написаны обычными журналистами{351}. Две трети публикаций представляли предмет однобоко, упоминая лишь результаты исследований о вреде вакцин и игнорируя доказательства их безопасности. В результате лишь 79 % детей получили вакцину MMR в 2004 г. (против 90 % в 1997-м){352}. Родители отказывались от прививок на фоне растущего медийного скандала.
В 2004 г. сотрудник Sunday Times Брайан Дир провел журналистское расследование и пришел к выводу, что обе статьи Уэйкфилда имели слабую доказательную базу, а то и вовсе опирались на сфальсифицированную информацию. Так, данные медицинских карт 12 больных детей расходились с представленными в исследовании. Лишь у одного из них задержки развития проявились одновременно с введением вакцины{353}.
Кроме того, Уэйкфилд получил более £435 000 от лиц, заинтересованных в критике вакцины MMR. Предположительно это были адвокаты родителей детей-аутистов, которые нуждались в доказательствах для работы в суде. О конфликте интересов исследователь не заявил. Тогда же журнал Lancet признал выводы статьи 1998 г. недостоверными{354}. Чуть позже выяснилось, что Уэйкфилд вместе с отцом одного из детей-аутистов планировал открыть бизнес по продаже тестов ранней диагностики аутизма и даже запатентовал его. По расчетам врача, предприятие должно было приносить $43 млн в год. В 2010-м по результатам расследования Уэйкфилда лишили лицензии врача, а статью в Lancet признали недостоверной{355}. Штамп «retracted» («отозвано») можно сейчас наблюдать на опровергнутой статье на сайте журнала{356}.
Миф о вреде вакцины MMR был назван «самым вредным за последние 100 лет существования медицины»{357}. Скажем, в Британии уровень вакцинации MMR вернулся на доскандальный уровень только в 2011 г.{358} В 2014-м был проведен большой метаанализ (10 исследований, 1 246 407 участников), в очередной раз доказавший отсутствие связи между прививками и аутизмом{359}.
Можно ли вылечить синдром Аспергера?
На сегодняшний момент лекарства от аутизма не существует. Это пожизненное расстройство: можно только сгладить некоторые симптомы или вылечить сопутствующие заболевания вроде депрессии и ОКР, которые часто развиваются при расстройствах аутистического спектра как реакция на постоянный стресс. Главная задача – максимально адаптировать человека к окружающему миру, не подавляя его личности. Здесь на первый план выходят психотерапевтические и педагогические методики, и чем раньше их применить, тем лучше, считает большинство исследователей. Впрочем, есть и мнение, что эффективность всех существующих способов лечения слабо доказана{360}.
Одна из самых популярных и действенных методик работы с расстройствами аутистического спектра – прикладной поведенческий анализ (applied behavior analysis, ABA){361}. Он базируется на идее о том, что люди более склонны повторять те действия, за которые их вознаграждают, чем те, на которые окружающие не обращают внимания. С 1960-х гг. исследователи поняли, что такой подход может сработать при коррекции аутизма. АВА помогает развить полезные навыки и одновременно снизить вероятность нежелательного поведения. Тренинги, как правило, проводятся профессиональными специалистами и занимают 20–40 часов в неделю (двух-трехчасовое занятие один на один с ребенком). Алгоритм достаточно простой: педагог формулирует просьбу, пациент на нее реагирует. Если реакция была «правильной», пациента поощряют, а если нет, то его действия просто игнорируют. Сессия разбивается на ряд задач, которые в свою очередь делятся на мини-задания.
Если синдром Аспергера отягчается сопутствующими расстройствами, врачи могут назначить медикаментозное лечение. При гиперактивности и рассеянности назначаются психостимуляторы (как при СДВГ), при раздражительности и повышенной агрессии – стабилизаторы настроения и нейролептики, при тревожных и компульсивных симптомах – антидепрессанты. Но эти препараты не способны излечить ни сам аутизм, ни его симптомы{362}. На этой почве появляется много «альтернативных» способов лечения – от акупунктуры (считается, что ребенку просто не хватает энергии «ци») до так называемой хелационной терапии (есть гипотеза, что в организме аутистов слишком много тяжелых металлов, которые можно вывести с помощью специальных препаратов){363}. Родителей можно понять – сложно смириться с пожизненной болезнью ребенка, и многие мамы и папы готовы схватиться за соломинку: до 7 % детей-аутистов прошли курс хелационной терапии{364}