Общину основали взрослые, многие с радостью присоединились к Вольному Народу – люди из разных слоев общества, которых объединяло чувство глубокой неудовлетворенности. Они хотели лучшей жизни, свободы от ограничений и ожиданий традиционного общества. Многие верили в бога, но не так, как верят последователи официальных религий.
– Думаю, кое-кто из них хотел основать свою религию, – сказала Бонни. – И, судя по рассказам Барри, на место духовного лидера было слишком много претендентов.
– Да уж, двум хозяйкам на одной кухне не ужиться, – заметил Дин, глядя на мусорную корзину. Еще несколько промокших книг, и понадобится вторая.
Бонни кивнула.
– Вот именно. У Вольного Народа было слишком много внутренних разногласий. Я тогда была еще ребенком, и все это казалось мне очень запутанным. Я не понимала, что во всем этом хорошего. Мне повезло, у меня-то дома проблем не было.
Сэм в последний раз выжал швабру и спросил:
– А на что община жила?
– Барри говорил, что Вольный Народ выращивает и продает сою, кукурузу, сорго и овощи. Большинство горожан эта версия вполне устраивала.
– Но?.. – спросил Сэм и покатил металлическое ведро в подсобку, чтобы вылить грязную воду в раковину.
– Но Барри скрыл от меня неприятные подробности, – сказала она. – Чтобы я о нем не волновалась. Можно сказать, что Вольный народ стал жертвой своего успеха. Людей было слишком много, прокормить всех было трудно, и община нашла другие источники дохода.
– Я, кажется, знаю какие, – заметил Дин.
Бонни кивнула.
– Поползли слухи, что они торгуют наркотиками – любыми, от марихуаны и грибов до ЛСД.
– И полиция ничего не знала? – спросил Сэм.
– Думаю, наркотики не должны были выйти за пределы общины. Они были нужны, чтобы Вольный Народ мог впадать в измененное состояние сознания. Их использовали во время каких-то странных религиозных обрядов. Вольный народ пытался сохранить свою тайну и местным наркотики не продавал – только туристам и приезжим.
– Туристам? – спросил Дин.
– Ну да, – ответила Бонни. – Тогда их в Мойере было полно. В конце шестидесятых озеро Делси было живописным, нетронутым – идеальное место, чтобы снять домик, купаться, кататься на лодках. И Вольный Народ этим пользовался. Они бродили в толпе, торгуя бусами, безделушками и вареными футболками[15]. Все, включая меня, считали, что это и есть их единственный источник дохода. Мы не знали, что они торгуют наркотой.
Бонни принесла из кладовки тряпки, и они все вместе принялись вытирать мокрые полки.
– Пока туристов было много, Вольный Народ легко скрывал свою незаконную деятельность, – продолжала она. – Но сезон заканчивался, покупателей становилось все меньше, а есть хотелось по-прежнему,
– И они начали продавать местным, – предположил Дин.
– Да, – ответила Бонни. – Сначала местных было немного, но постепенно слухи стали распространяться. И теперь уже клиенты гонялись за Вольным Народом, а не наоборот, и не заметить этого уже было нельзя.
– Значит, общину погубили наркотики? – спросил Сэм.
– Некоторые считают, что все случилось из-за того, что «Пандженто Кемикалс» предоставила жителям Мойера работу и тем самым уничтожила туристический бизнес. Лично я предпочла бы туристов. Кто знал, что ядовитые отходы погубят озеро? – Она горько усмехнулась. – Но «Пандженто» появились много лет спустя после исчезновения Вольного Народа. Так что мой ответ – нет. Истинной причиной их гибели был их лидер.
– А при чем тут Барри? – сказал Сэм.
Бонни собрала тряпки, выжала над раковиной и повесила сушиться.
– Когда я впервые его встретила, он казался беззаботным и счастливым. Он сбежал от приемных семей и судебной системы, которая диктовала, как и где ему жить. Мы были молоды, нашли друг в друге родственную душу… Вернее, мы были противоположностями, которые притягиваются. Моя мать держала сувенирный магазин на берегу озера, я ей помогала. Однажды Барри увидел, как я подметаю перед домом, и попытался продать мне ожерелье, – она улыбнулась. – Я сказала, что куплю ожерелье, если он купит что-нибудь в магазине. Он сказал, что у него нет денег, я призналась в том же. Мы рассмеялись. Он подарил мне ожерелье, и я приняла подарок, но пообещала, что куплю ему что-нибудь в магазине. Он сказал, чтобы я не тратила деньги зря – ему не нужна безделушка для туристов, он здесь живет. Я спросила где. Он был ужасно милым, но я ни разу не видела его в школе, – и он рассказал мне о Вольном Народе. Все это казалось таким необычным, интересным, и я… влюбилась.
Бонни вздохнула. Дин почувствовал, что история вот-вот примет новый оборот.
– Но лето шло, а взгляд Барри становились все более затравленным, – сказала Бонни. – Я подозревала, что ему не нравится что-то в общине. Барри уверял, что это не так. Говорил: «Беспокоиться не о чем, красотка». Красотка – он придумал мне это прозвище из-за моей фамилии[16]. И я улыбалась, когда он меня так называл. Но я начала подозревать, что он лжет ради моего спокойствия.
– Думаете, он знал про наркобизнес? – спросил Сэм.
– Теперь я думаю, что это возможно. Наверняка он что-то подозревал, – сказала Бонни. – Но мне хочется думать, что сам он в этом не участвовал. Больше всего его беспокоил Калеб.
Дин и Сэм подхватили переполненную корзину и понесли в подсобку.
– Калеб? – переспросил Дин, когда они шли за Бонни к стойке регистрации.
– Он был основателем и лидером общины, – сказала она. – К тому времени Вольный Народ уже стал сектой. Калеб верил в приближение конца света. У него была… психологическая травма. После Карибского кризиса он поверил, что мир погибнет в огне ядерной войны и на земле воцарится ад. Это стало частью его религии. Он верил, что праведники, мужчины и женщины, покинут Землю. Череда убийств в шестидесятых стала для него знаком, что нужно подготовить Вольный Народ к «вознесению». Он постоянно употреблял галлюциногены, «видения» питали его страхи. Он все время говорил Вольному Народу об этих видениях и о своих планах. Уверял, что, лишь достигнув измененного состояния сознания, они смогут «вознестись» и спастись от гибели, грозящей человечеству.
Бонни прошла за стойку. Ее руки дрожали, когда она стала приводить бумаги в порядок.
– Барри рассказывал мне обо всем этом, пытался шутить. Но я видела, что его это беспокоит. За лето наша дружба стала крепче, он все больше доверял мне. Я умоляла его уйти от Вольного Народа, но он говорил, что идти ему некуда. И верил, что Калеб запугивает членов общины, чтобы держать их в узде, потому что кое-кто из взрослых начал роптать и хотел покинуть общину. Тех, кто открыто говорил о неповиновении и не хотел подчиняться приказам, сажали в карцеры-«могилы». Это были узкие ямы в земле, с фанерными стенками и деревянными люками, прикрытыми дерном.
– «Могилы»? – переспросил Сэм.
– Калеб верил, что на земле воцарится ад, – напомнила Бонни. – И все, кто откажется от вознесения, погибнут. Он убедил Вольный Народ, что сидеть в карцере и думать над своим поведением полезно для тех членов общины, кто сбился с пути.
– Каждую минуту рождается лох[17], – сказал Дин, качая головой.
– Барри рассказывал, что Вольный Народ использовал карцеры и для того, чтобы прятать лишних людей, если полиция приходила.
– Зачем? – удивился Сэм.
– Калеб считал, что если в городе узнают, сколько их на самом деле, все испугаются, – сказала она. – И потребуют, чтобы полиция выгнала их из Мойера.
– Так сколько же их было на самом деле? – спросил Дин.
– В городе считали, что человек двадцать, ну двадцать пять. Калеб поддерживал впечатление, что люди приходят в общину, остаются на некоторое время, а затем уходят дальше. Вот почему мы видели разные лица. Но большинство оставались там до самого конца. Барри сказал, что однажды во время моления насчитал сорок или пятьдесят человек. У них было несколько духовных лидеров, и каждый проповедовал что-то свое, у каждого были свои последователи. Мне показалось, что Калеб начал пресекать проявления индивидуальности, сгонял вместе отколовшихся и заставлял слушать только его.
– Так вот почему община распалась, – сказал Сэм. – Из-за идеологических противоречий.
– О нет, – сказала Бонни. – Вы не поняли. Община не распадалась.
– Так что же случилось? – спросил Дин.
– Калеб убил их. Его безответственность погубила их всех, – сказала Бонни дрожащим голосом, на ее глазах выступили слезы. – И моего Барри.
Глава 26
Итану удалось вырваться из рук сестры. Не обращая внимания на тени, которые продолжали кружить и метаться вокруг дома, он подбежал к отцу, лежащему без сознания, и обыскал его карманы. К ужасу Итана, отец начал шевелиться, его пальцы подергивались в нескольких сантиметрах от ножа. Но Итан все-таки полез в задний левый карман джинсов отца. Нужно было отбросить нож подальше, спрятать где-нибудь, но он даже подумать не мог о том, чтобы прикоснуться к нему.
Он представил себе репортаж о событиях, которые могли стать следствием его ошибки. Вот ведущий новостей читает сообщение: «Перекупщик недвижимости Дэниел Йетс зарезал жену Сьюзен, а потом убил детей – девятилетнего Итана и пятилетнюю Аддисон. Затем мистер Йетс покинул их отвратительный дом и бесследно исчез. Теперь он возглавляет список самых разыскиваемых преступников. О нем еще долго будут рассказывать страшные истории у костра. А теперь к другим новостям…»
Адди поднялась на ноги, теперь она стояла рядом с матерью, которая по-прежнему была без сознания; из раны на ее плече все еще сочилась кровь. Итан пролез к ним под столом, сжимая в руке телефон отца. Прислонившись к стене, он наконец выдохнул. Ему казалось, что он минут десять не дышал. Отец застонал, Итан снова затаил дыхание.
Дэниел Йетс поморщился и потер голову.