Гены, что делать, мама тоже сильная женщина. Попробуй прожить ее жизнь. Прожить и не сломаться, не свихнуться, не возненавидеть весь мир.
«Господи, пошли мне покупателя! Поскорее пошли! Это ж такая ерунда. Мне нужен всего один человек». Если бы не мама, Вера давно бы забила на эту историю и все давно бы решила: отдала бы маме свои деньги и сказала, что это от продажи квартиры. Но этот номер не пройдет – мама ждала документов купли-продажи. Маму не провести.
Весь вечер провалялась на кровати, позвонила Татьяне, естественно, поскулила, потом устыдилась – у Таньки операция, а она ноет. Стыдно. Татьяна, как всегда, была собранна и спокойна. «Переживем и это» – главный слоган ее жизни.
Татьяна – кремень, несокрушимая скала. Такая же, как Галина Ивановна и сама Вера. Вот уж закаляет родная страна своих женщин. Вот уж гнет их, как проволоку, ломает, как горбушку, крутит, как белку в колесе. А они – да вот они! Красивые, ухоженные, отчаянные. Готовые к любым трудностям, к любым проблемам – и это переживем, и с этим справимся! Мы ж закаленные! Поставить в такие же условия какую-нибудь бельгийку или швейцарку, а можно чешку или немку, все равно. Как в космос послать, в качестве эксперимента. Через сколько они сломаются? Через сколько запросятся обратно? Сколько выдержат, на сколько их хватит? Только чтобы по-честному: послать их в деревню или маленький провинциальный городок, с огородами, чадящими комбинатами, фермами, с пьющими мужьями, злобными свекровями, с убогими, нищими бараками и коммуналками, с туалетами на заднем дворе, с тряпками вместо прокладок, с корытом и хозяйственным мылом, с бесконечными очередями. На сколько их хватит? И чем это кончится?
Следующий день у Веры был пустой. Сестрички-риелторши молчали. Макс позвонил и сообщил, что приболел.
Ну и ладно, никуда ехать Вера не собиралась, решила так – еще три дня максимум, а там пусть обижается Галина Ивановна, пусть не обижается, Вере уже все равно – дочерний долг она выполнила в полном объеме, а что не получилось – не ее вина.
Три дня – и она возвращается домой. Вера знала, что так и будет, поэтому заказала билет.
Но как прожить эти три дня, как выдержать? Сколько потеряно времени, сколько потеряно нервов. Ладно, переживем и это. Три дня – это мелочь, фигня, действительно переживем!
После завтрака ушла на прогулку – погодка была что надо. Да и от пешей прогулки одна сплошная польза: и на воздухе побыть не помешает, кроме спортзала, ведь никакого движения, кровать, домашнее кресло, машина, кресло рабочее.
Гуляла, в смысле ходила, Вера только в отпуске. Да и там было лениво, все на сплошное сопротивление. Лучшее времяпрепровождение – удобный шезлонг на берегу моря. Но все-таки там, на отдыхе, Вера заставляла себя ходить.
Центр города можно было пройти за час-полтора, включая две главные улицы, центральную и параллельную, где чуть поменьше кафе и торговых точек и не так оживленно, где первые этажи выкуплены и отданы под разные офисы, например, офис турфирмы с зажигательным и красочным плакатом лазурно-сиреневого моря и ярко-желтого, даже оранжевого, песка. На песке стояла длинноволосая блондинка в ослепительном красном бикини и, видимо, по замыслу автора, призывала всех жителей Энска отправиться в путешествие. Надпись гласила: «Мальдивы ждут вас в любое время года!»
Ну да, приглашение как раз для жителей Энска. Мальдивы их ждут, но, видимо, дождутся не скоро – в мае начнутся огороды, в июле продолжатся, в августе варенья и соленья, а в прекрасном месяце сентябре, в самый бархатный сезон, надо будет копать картошку. И по всему выходило, что ждать Мальдивам придется долго.
Для кого все это? Кто из жителей Энска может себе позволить Мальдивы? Даже не Мальдивы, а дешевый Египет или горячо любимую россиянами Турцию? Почти никто. Те, кому это по карману, давно сбежали из городишка и постарались о нем забыть.
А вот адвокатская контора. Это да, дело нужное, например, оформить наследство, сделать доверенность. А вот нотариальная. Тоже по делу. Частная зубная клиника, вот так. Умеренные цены, гарантия качества.
Наверняка умеренные, куда ниже, чем в столице. Вера слышала, что зубы и косметические манипуляции выгоднее делать в регионах, в небольших городках.
Правда, еще есть такое дело, как качество и материалы, но это уже другой вопрос, вряд ли жители Энска об этом задумываются.
Косметическая клиника «Вечная молодость». Ого, заявка! Бедные женщины Энска! Им обещают вечную молодость. Снова обещают то, что невозможно.
«Ладно, что я придираюсь, – остановила себя Вера. – Есть альтернатива – уже хорошо, уже прорыв. В конце концов, не всем жить в столицах и не всем быть успешными. Как пел Высоцкий? «Я себе уже все доказал». Я вот тоже себе уже все доказала. Себе и всем остальным.
И что? Стала счастливей? Конечно, стала, еще бы. Я вырвалась. Освободилась. Но, обретя одну свободу, потеряла другую. Деньги, как и медаль, имеют две стороны – свободу и несвободу. И все же я победила».
Да, Вера имела право так рассуждать. Она живет не той жизнью, которая предназначалась ей по рождению, она видела мир и может себе позволить то, о чем другие не могут мечтать. И самое главное – она смогла раскрасить мамину старость, дать ей то, чего та была лишена. Значит, стоило? Несомненно.
В конце концов, она живет с видом на Нескучный. Выходит, все не напрасно?
И еще – в то, что у нее все получится, Вера упрямо верила, хотя и много раз сомневалась. В конце концов, и ей самой это не было известно. А вот то, что ее ждало бы в Энске, было известно и предначертано.
Два варианта. Первый – без Германа, пожалуй, самый простой. Вера выходит замуж. Свадьбу играют во дворе или в кафе «Ивушка». Белое платье в жестких кружевах, испачканное к концу вечера дешевым вином, строгая, неулыбчивая тетка с красной лентой поперек толстого живота, широкие массивные обручальные кольца – на них денег не жаль, потому что это «лицо» брачующихся и их родителей. Заветренные салаты в разномастных салатниках, остывшие котлеты, потекший холодец, тазы с винегретом, пироги. И много-много водки – а как же, иначе осудят. И да, магнитофон, под который будут плясать пьяные гости.
В кафе все почти так же, с минимальными отклонениями – вместо котлет ромштексы, посуда понаряднее, местный ансамбль на сцене, ну и, разумеется, подороже.
А потом семейная жизнь – тоже все известно заранее. Дети, громыхающая стиралка, веревки с влажными пеленками, кастрюля с остатками щей, сковородка с застывшим жиром. Скандалы с мужем по поводу пивка после работы, маленькой зарплаты и его родителей.
Претензии, претензии, недовольство жизнью, слезы, разборки, обиды, перетекающие в хроническую депрессию.
Вариант номер два – встреча и брак с Германом. Несколько лет сытой жизни, небывалые тряпки, шубы из натурального меха, шкатулка, в которой навалом золота, шашлыки по выходным, та же водка, и разговоры, разговоры. Разговоры, от которых тошнит.
И еще страх. Вечный, не проходящий, сжирающий.
И четкое осознание, что все это кончится. Месяц, год, три… Или пять, но это вряд ли. Все случится раньше, она это знает, она это чувствует. Долго так не бывает, конец известен. Или они, или их. Скинут, подвинут, уберут. В те годы по-другому не было. Все, собственно, так и вышло. Как говорится, по сценарию. Спустя годы про таких, как ее Герка, снимут кучу фильмов. Их будут показывать и уродами, и героями, их будут и ненавидеть, и сочувствовать им, они будут показаны жестокими, страшными ублюдками и нежными, способными на любовь сыновьями, папашами и мужьями.
И все это будет правдой! Они были и теми, и другими. Они могли убивать и умели любить.
Те из них, кому не повезло, совсем молодые, самые отчаянные, борзые и наглые, уверенно считающие себя новыми хозяевами жизни, будут лежать под дорогими, но безвкусными черными плитами с пафосной надписью: «Помним, скорбим, отомстим».
А те, кто окажется поосторожнее, поумнее и похитрее, снимут спортивные костюмы и толстенные золотые цепи – не комильфо, – переоденутся в строгие английские костюмы и дорогие рубашки, пойдут в бизнесмены и депутаты, отправят детей на учебу в Лондон, прикупят там особняки и квартиры, научатся разбираться в антиквариате, наймут своей бестолковой блондинке-жене доктора Хиггинса, который научит ее манерам и заставит читать нужные книги, – словом, они займут свою нишу, найдут свое теплое место, перекуются, перевоспитаются и постараются забыть то, что было в их жизни раньше. Свое стыдное, черное бандитское прошлое. Как, например, бывший Герин друг Денис. Вот кто оказался сообразительным, и осторожным, и очень сметливым. Сообразительным и осторожным предателем.
Впрочем, можно ли его упрекать? Денис жив, по слухам, живет за границей, в Европе. У него все хорошо.
Скольких таких, как Денис, видела Вера – успешных, вальяжных, богатых. В жизни бы не поверила, если бы не знала.
Но Вера все знала, и не понаслышке.
И все эти клиники «Вечная молодость», и стоматология, и рестораны – владения Дениса Валерьевича Щукина, успешного бизнесмена, живущего за границей. Дениса по кличке Щука. Вроде по фамилии, а на самом деле по смыслу.
Но кто это помнит, кроме нее, Веры? Все постарались забыть.
А вот и церковка. Отреставрированная. Наверняка не без участия уважаемого Дениса Валерьевича, такие, как он, любят построить церковки, вложиться. Чтобы там, наверху, заметили, отметили и оценили. «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал».
Интересно, а совесть Щуку не мучает? Да нет, вряд ли. Построит церквушку, закинет бабла и осторожненько так попросит. Ну чтобы помягче там, наверху. В смысле, не перегибая палку, всем свойственно ошибаться.
А может, Вера неправа. Может, церквушку отреставрировал кто-то другой. Например, мэр города. Впрочем, это почти одно и то же.
Вера не ходила в церковь, хотя бабка Зина крестила ее при рождении. Она помнила свой крестик, лежавший в коробочке из-под монпансье, простой, металлический, на сером шнурке.