Лет до двадцати Лина была толстушкой. Булочкой, пышкой, пампушкой – как только не дразнили. В школе особенно: «тумба, колода, кубышка». Лина плакала. А после двадцати похудела. Не от хорошей жизни, от страданий, но похудела. К тридцати стала не просто стройной – стала газелью. Оказалось, что у нее есть тонкая талия, высокая грудь, длинные ноги. К тридцати многие знакомые, особенно родившие, стали расползаться. Поправились даже худышки, а пышка Лина стала стройной, причем навсегда.
Ешь сколько хочешь! Лопай запретные прежде булки и пончики, тортики и мороженое, бутерброды с густым слоем масла – в общем, свобода, полный пищевой разврат.
Это единственное, что утешало в те годы, больше утешений не было.
Ну да, копуха, медлительная, неповоротливая, флегматичная. «Лина! Ну что ты как снулая рыба!» – кричала мама, Тамара Андреевна. «Снулая рыба, баба на чайник. Росомаха, увалень». Какие противные слова! Ну да, Лина могла замереть перед шкафом – какое надеть нынче платье? А может, юбку с кофточкой? А может, брюки с той же кофточкой? Или с другой?
Медлительная, раздумчивая, сомневающаяся по любому поводу. По любому! Казалось бы, совсем неплохое качество! А что плохого в том, что человек ничего не делает с бухты-барахты?
Но «разумная» – это не про нее. Да, размышляла. Да, сомневалась. Но все это было не от здравости ума, не по причине прирожденной мудрости или осторожности, все это было из-за другого – невозможности принять решение, нерешительности, комплексов, страхов. Из-за трусливой осторожности.
Кстати, в школу и в институт тоже опаздывала. Ну и ловила сачком неприятности, оскорбления и насмешки.
«Плывешь как во сне, – злился муж. – Если бы ты видела себя со стороны!» – «Неужели все так ужасно?» – тихо спрашивала Лина. Муж раздраженно махал рукой: «Ужасно – не ужасно, но невыносимо! Ты живешь как в замедленной съемке!»
И он прав. Кого не выбесит ждать жену по два часа, когда в кармане билеты в кино? Конечно, опаздывали. В кино опаздывали, в театры. Ладно в гости – но на поезд! Лина страдала, пыталась что-то исправить, ставила будильник на час раньше, заранее собирала чемодан, накануне раскладывала вещи, которые предстояло надеть. И все равно опаздывала.
На работе привыкли и даже перестали вздыхать, работником Лина была хорошим, ответственным, тексты не запарывала, переводы сдавала вовремя, да и характер у нее был хороший: не сплетница и не сутяга, баба добрая и душевная, всегда посочувствует и, чем сможет, поможет. В общем, и начальник, и коллеги смирились. В конце концов, у каждого свои недостатки, а Линины не самые зловредные, есть куда хуже. Да и жалели – у всех несладко, у всех куча проблем, но у Лины совсем темно – муж ушел, дочь родила в десятом классе, мама с характером. Да что там – фельдфебель мамаша у тихой Линки! Короче, не повезло, несчастная баба эта Кириллова.
После школы Лина поступила в иняз. Основной французский, английский факультативно, уж после спецшколы-то! Второй язык Лина взяла португальский. Почему – и сама не поняла, скорее всего, опять испугалась мук выбора.
Пригодиться португальский не пригодился, но уж как было. Работала с английским и давно уже родным французским.
С будущим мужем познакомилась на институтской вечеринке. Высокий и симпатичный парень пригласил ее на медленный танец. Топтались на месте – какой уж там танец! Но Лина была на седьмом небе от счастья – еще бы! Русоволосый синеглазый красавец в голубых джинсах – не парень, мечта, она на такое и не рассчитывала.
Как потом выяснилось, синеглазый красавец выбрал ее случайно, как говорится, пальцем в небо. Особенно и не разглядывал. Да и что там было разглядывать: обыкновенная девочка с милым личиком и наивным, открытым взглядом, ничего примечательного. Видал он, красавчик, поинтереснее. К тому же девушка, которая ему нравилась, на вечер не пришла. Он заскучал и пригласил первую попавшуюся.
Лина влюбилась тем же днем, вернее тем же вечером, и напридумывала себе такого, что напрочь лишило бедняжку сна и покоя. Что вы хотите – первая любовь! И первый мужчина.
Почему он взял ее телефон? Не собирался же! И даже спустя несколько лет, прожив с ней три года в законном браке, родив дочь и разведясь без сожаления, Марк это объяснить так и не смог. Нет, никакого наваждения, о чем вы! Наваждение – это не про него, да и Лина… В общем, глупость. А кто в молодости застрахован от глупостей? А может, и наказание – сколько сердец он разбил, сколько из-за него было пролито девичьих слез!
После свадьбы, как очнувшись после тяжелой болезни или длительного запоя, он растерялся – как он мог? Как решился? В здравом уме и твердой памяти? А, ну да, вспомнил он, она залетела! Вот и плати, кретин, по счетам. Родители встали на сторону Лины. «Раньше надо было думать!» – сурово сказал отец. «У нас в семье подонков не было, – тихо и твердо добавила мать. – Хорошая девочка, приличная семья. Короче, женись. Если уж не смог… уберечься».
Сыграли свадьбу. Для Марка – кошмар, еле выдержал. Ему казалось, что это происходит не с ним, Марком Кирилловым, плейбоем и покорителем женских сердец. Он смотрел на все это действо как бы со стороны. Смотрел и тихо напивался. Ну и в итоге напился. Смутно помнил, что гремела музыка, Лина тащила его танцевать, а он… Он выдернул руку и грубо и громко выругался. Помнил, что все на него посмотрели, а она, эта дурочка, разревелась и бросилась прочь. Помнил, как отец упрекал, что он, старший сын, его опозорил. А брат водил в туалет, где Марк упал в объятия унитаза. А когда вернулся в зал, обалдел – его молодая жена плясала и, кажется, была счастлива. Неужели не чувствовала, не понимала? Или, хитрая, делала вид? Надеялась, вдруг срастется, сложится, стерпится – слюбится? Тьфу, дура. Ничего не срослось. Ушел он через три года. Собрал чемодан и ушел. Потому что больше не мог. Невыносимо. Невыносимо жить с нелюбимой женщиной. Невыносимо жить с умной, все понимающей и очень недоброй тещей. Еще бы ей его любить! Она-то все видела, все понимала – в отличие от своей слабоумной восторженной дочки.
Невыносимо жить с теми, кого не любишь. Дочь он тоже не полюбил. Не успел, был слишком молод, злился, что так глупо попался? Да, он трус и подлец. Но у него одна жизнь. Одна. Единственная и неповторимая. И он хочет любить, желать, быть счастливым! Это преступление?
В этом он себя убедил, так было легче. В конце концов, он их не бросил, платил алименты, раз в месяц звонил. Потом, правда, реже. И не приезжал. Не мог видеть дочь и понимать, что не испытывает к ней ничего, совсем ничего, даже умиления! Видеть несчастные глаза бывшей жены и злобные, умные и ненавидящие глаза бывшей тещи. Вот кто стерва, так стерва! Впрочем, ее можно было понять.
Зато к внучке приезжали его родители. Ну да, кроме него, в их семье подлецов не было. Но ничего, переживете. И еще – у их дочери был диагноз: внутричерепное давление. Вот почему малышка орала и днем и ночью. Засыпала на десять минут и снова кричала. Ребенок мучился головными болями. Кроме головных болей было много чего – гипертонус, не разогнуть ни ручку, ни ножку. Умеренная кривошея. Косоглазие, господи… дисбактериоз. Бесконечные поносы и срыгивание. Непереносимость материнского молока, в общем, не ребенок, а сплошные диагнозы.
Первые годы мучил вопрос – почему это случилось именно с ними? Почему у них, молодых и здоровых, родилась нездоровая девочка? Глупости, что это он виноват! «Вы виноваты, и вы ушли от больного ребенка!» – так сказала «любимая» теща. На «вы», вроде как высшая степень пренебрежения и брезгливости. Только вот у них в семье все были здоровы! «Лина много плакала, Лина была несчастной, Лина не ощущала поддержки!» Чушь! Бабы рожают от алкоголиков, драчунов и изменников. И рожают здоровых детей! Марк, кстати, Лине не изменял. А что, видите ли, не любил… Да, не любил, и этого почти не скрывал. Был честен: залетела – женился, он не подонок. Все чин по чину: отгуляли свадьбу, переехал к жене и теще – то еще удовольствие. Встречал из роддома: букет, коробка конфет – все как положено. Кстати, дома вымыл полы – теща настояла. Бросила сквозь зубы: «Хотя бы вымойте полы! Или вы и на это не способны?» Ругнулся сквозь зубы, но тряпку взял.
Потом было сказано: «Развел грязь!» И старая стерва стала перемывать, возить тряпкой перед его лицом, только он присел выпить чаю – началось. Вот ведь зараза эта Тамара Андреевна! И его родители в роддом примчались – а как же, ведь приличные люди! Первая внучка, дай бог не последняя! Он усмехнулся: «Ага, счас! Здесь точно последняя». Приехали, развернули девочку и закудахтали: «Ах, какая куколка! Ах, какая красавица! Ах, чудо-ребенок!»
Он стоял в стороне, в смысле поодаль. Пытался улыбаться, но выходило не очень.
Мать подталкивала его к малышке. Он упирался. Теща сверкала очами – спалит! Лина засыпала на стуле, отпросилась в спальню.
Сели за стол. Селедка под шубой, оливье, шампанское, курица. Новый год. Выпили за ребенка.
Слышала, как его мать шепнула сватье: «Тамарочка, он привыкнет! Молодой еще, не понимает! Все мужчины боятся младенцев! И мой боялся, до полугода не подходил! Ей-богу, до полугода! Ну мужики, что вы хотите! Полюбит, еще как полюбит и будет сумасшедшим отцом. У нас в семье все такие!»
«У нас в семье». Господи, как надоело! «У нас нет подонков, у нас все приличные люди, у нас не разводятся, у нас не бросают! У нас, у нас, у нас». Главное – убедить всех, ну и себя заодно, что у них «все как надо».
Когда Марк стал взрослым, узнал, что у родителей все было не гладко. И измены были, и скандалы. Правда, никто не разводился – неприлично! Что скажут люди? Для матери с отцом это ведь главное. Слава богу, ему на это наплевать. До фонаря ему, что скажут люди.
За дочкой он наблюдал издали. В его породу? Да что там можно понять? Красное сморщенное личико, щелочки-глазки, большой рот, белесые бровки. Какая разница на кого она похожа? Марку было все равно. Не полюбил, потому что от нелюбимой? Может быть. Был слишком молодым, женился по случайности? И это тоже. А может, у него просто нет от природы отцовских чувств?