Как выяснилось, есть. Появились, когда время пришло. Все появилось: и страх, и восторг, и любование. И огромная, распирающая гордость: мое. Потому что от любимой. Потому что долгожданный ребенок. Прекрасным он был отцом, замечательным! А то, что за ошибки юности все расплачиваются… Если честно – расплачивался не он, а его бывшая жена, Лина. Вот кому досталось! Не приведи господи, как досталось. Бедная Лина! По-человечески ее было жалко. А он… Да что он? Часто ли он вспоминал, что у него есть ребенок от первого брака? Нездоровый ребенок! Сколько Линка с ней мучилась: больницы, санатории, массажи. Вытянула. К восьми годам вытянула. В школу дочка пошла в восемь лет.
А Марк… «Не могу, – говорил он родителям. – Не могу, понимаете? Ничего не могу, кроме денег. И считайте меня кем хотите, по-другому не будет!»
Кстати, когда он второй раз женился, родители его жену не приняли. Ну нет, не так – не полюбили. И не старались полюбить. А полюбить было за что. Умница и красавица, грузинская княжна, как называл ее он. Она и вправду была из старинного княжеского грузинского рода. Два высших образования. А какая грация, какое изящество! Посмотришь и сразу поверишь, что княжеского рода. Он любовался ею. Каждую минуту любовался – как ест, как спит, как танцует. Как пеленает ребенка, как поет колыбельную.
Она была прекрасна, его Этери, Этичка, грузинская пташка. А его родители были к ней равнодушны – ну да, красавица. Ну да, молодец – такая карьера! Ну да, прекрасных детей родила, здоровых, красивых, удачных. Но ей же и так повезло? «Все есть у твоей королевы. Богатая и уважаемая семья, любящий муж, красивые и здоровые дети. Этери все любят и все восхищаются. А там, в той семье…»
«В какой той семье? – орал он. – Не было там никакой семьи! Была ошибка, случайность! Ну да, жалко, кто спорит? Ну и жалейте себе, жалостливые мои! Жалейте на здоровье! А я, подлец и подонок, уж как-нибудь переживу. И буду счастливым. Пусть даже это вас уязвляет!»
Он искренне не понимал, как можно любить ту девочку. Жалеть – да. Туповатая девочка, хоть и симпатичная, с годами Катя выправилась и похорошела. Миленькая, белобрысая, светлоглазая. А вообще-то обычная. Совсем обычный ребенок. Лина жаловалась, что Катя не хочет учиться. Ну что же, он совсем не удивлен. Катя не читала книг, не ходила в театры. Что ей было интересно, этой девочке? Он не знал. Да если честно – и знать не хотел! А потом этот ужас, этот позор – беременность в шестнадцать! И надо же, эта дура Лина настаивала на родах! Ах, а если после первого аборта она не родит? Не родит – и ладно, тоже мне беда. Меньше будет тупых.
Зато их детки с Этери! Кудрявые, черноглазые, а какие ресницы! Послушные, у Этички не забалуешь. Сообразительные, все на лету, любую информацию. В четыре года наизусть письмо Онегина к Татьяне читали. Народ умилялся. А старики его оставались равнодушными: милые улыбки, дежурные фразы, банальные подарочки.
Ну да, этих детей и так все любят и у них все есть. Только если вы, мои бесценные, не смогли полюбить замечательных внуков, то вы уж и сына простите за то, что не смог полюбить свою первую дочь. Не кажется ли вам, что это вполне объяснимо?
Лина выпила последний глоток кофе – без кофе никуда, просто глаза не откроются, – накрасила губы, ресницы красить было некогда, глянула в окно – ах да, обещали дожди. И правда, небо серое, мрачное, низкое, значит, зонт. Зонты, как и перчатки, и многое другое, включая кошельки, шарфы и очки, Лина теряла не раз. Маша-растеряша – это про нее. Благо со временем сообразила и перешла на большие сумки-мешки, куда влезало практически все, начиная от зонта и заканчивая тремя килограммами еды, будь то яблоки, колбаса или хлеб.
Казалось бы, зонт в сумке, а не в руке, сложно его потерять. Только не ей – она умудрялась. Да и что тут сложного – вытащила, раскрыла, отряхнула, сложила и – оставила на лавочке или на прилавке в магазине.
Ладно, зонт не самый большой расход, а вот когда терялись кошельки, было хуже. В Испании умудрилась потерять документы. Ревела белугой – все, конец жизни! Соотечественники сочувственно вздыхали и давали советы. Выходило, что надо ехать в Мадрид, в консульство. Или оставаться в Испании, на берегу Средиземного моря, среди разноцветных бугенвиллей, финиковых и прочих пальм, теплого, мягкого от жары асфальта, в который проваливались каблуки, сладчайших персиков, вкуснейшей паэльи и черноволосых красавцев-мужчин.
В принципе Лина не возражала. Но ситуация разрешилась и без ее раздумий – документы, уложенные в пластиковый конверт, принесли прямо в отель. Оказывается, среди них был отельный ваучер. Как все просто! И никакого Мадрида, российского консульства, траты денег, дороги, нервов и слез.
В общем, остаться в Испании не получилось. «А жаль», – смеялась она.
Да что там Испания! Если по-честному, то вообще ничего у нее не получилось. Мужа не удержала, любовника, который появился спустя семь лет после развода, тоже.
Дочь вырастила эгоисткой, бестолковой и ленивой. А сколько в нее было вложено! Нигде ее Катька не удерживалась, нигде. Даже колледж, он же техникум, не окончила, бросила. В шестнадцать родила первого, в двадцать второго.
Нет, внуков Лина любила! Но так хотелось пожить! Пожить для себя, думать о себе, покупать себе. Распоряжаться временем по своему желанию и самочувствию. Не подстраиваться ни под чье настроение, не вступать в беседы, когда нет сил, не варить суп после работы, не гладить белье, когда мысль одна – лечь и вытянуть ноги.
Не удавалось. Никогда ей не удавалось жить так, как хотелось. Ко всем она приспосабливалась. Сначала к мужу, которого очень любила, но тот не оценил и все равно ушел. Потом к маме. Нет, к маме всю жизнь. Она всегда была недовольна Линой. Та ходила к психологу, и ей объяснили, что у матушки жизнь не сложилась и она внушила себе, что Линина жизнь должна состояться, но Лина не оправдывает ее надежд. Отсюда и недовольство.
Ничего себе! Получалось, что Лина отвечала не только за свою несложившуюся жизнь, но и за мамину?
Капризничали все – сначала муж, потом дочь, ну и мама не отставала. «Вы вьете из меня веревки! – плакала Лина. – Вы сели мне на шею!» Дочь смотрела на нее как на сумасшедшую и крутила пальцем у виска. Мама качала головой и соглашалась с внучкой. Лина уходила к себе и продолжала реветь.
Все правильно, мы сами творцы своей судьбы. Позволила – присели и понукают. Слабая она, бесхарактерная. Тряпка и росомаха. Все по заслугам.
Взять хотя бы деньги. Всю зарплату она сдавала главбуху – маме. Надев очки и приняв крайне суровый вид, та усаживалась за стол. Перед ней лежали тетрадка, ручка и скрепки. Этот процесс назывался «распределение бюджета».
«О господи, слава богу, что меня отстранили», – думала Лина и шла на кухню пить чай. Бухгалтерию, как и математику и планирование, Лина ненавидела от всего сердца. Но через десять минут ее призывали. «Лина! – кричала Тамара Андреевна. – Иди сюда! Мне нужна твоя помощь!» Вздыхая, Лина брела оказывать помощь.
А в общем мама права – у них семья, а значит, решения принимаются сообща, совместно, на, так сказать, семейном совете.
Распределялись деньги примерно так: питание, коммуналка, непредвиденные расходы – эта стопочка была самой тонкой, – «на черный день». Эта стопочка была еще тоньше. Да и что там зарплата штатного переводчика небольшого издательства – слезы!
Была еще мамина пенсия, иначе не выжить. Но! Пенсия Тамары Андреевны, вернее ее большая часть, шла в заначку, в «непредвиденные» и «чернодневные».
Лина за этим не следила, да и деньги эти хранились у главбуха. «Так спокойнее, – сурово говорила Тамара Андреевна. – Тебе только дай!»
И правда, копить и откладывать Лина не умела. А вот тратить – пожалуйста, с очень большим удовольствием!
На углу Профсоюзной располагался универмаг, и однажды, когда настроение было отвратным, а погода ветреной и дождливой, Лина, с минуту подумав, все же зашла в магазин.
– Черт с вами со всеми, – бормотала она, – надоели! В конце концов, тварь я дрожащая или право имею? Вот куплю себе сейчас, – тревожным взглядом она оглядела универмаг, – вот куплю себе сейчас все, что захочу! Пусть совсем ненужное, глупое, неразумное. Просто куплю. Назло всем куплю и… буду счастлива!
Как говорится, с цепи сорвалась. Бегала от прилавка к прилавку, нервничала, как на экзамене, как на первом свидании, дурочка. А ведь взрослая тетка, содержит не только себя, но и бестолковую никчемную дочку, внуков и, кстати, строгую матушку – семью!
В итоге купила здоровенный флакон французских духов – а пусть будет! Пусть дома есть два, и это еще на пару лет, но лозунг «пусть будет, заслужила» сработал.
У следующего прилавка чуть сникла, как беличье колесо, набирая обороты, заработала совесть, и все же купила, купила! А что, вещи не просто нужные – необходимые: два бюстгальтера и две пары трусиков. «Ну я и дура, кошмар!» – мелькнуло в голове. Но какое это было белье! Аж в глазах потемнело. Никогда – никогда! – не было у нее такого. Два комплекта – ну почти комплекта, – продавщица постаралась, подобрала. Один – сиреневый, с фиолетовым кружевом, второй бледно-розовый, «пудровый», сказала продавщица.
– Какой? – переспросила Лина.
– Пудровый! – с раздражением бросила продавщица. – От слова «пудра», женщина, или «пепел розы».
Ну да, так и есть, чуть бежеватый, слегка розоватый, чуть-чуть сероватый, а в целом… Наверное, да, пудровый. Но и пепел розы – невероятно красиво. И надо же, какая образованная продавщица! Лина, филолог, не слышала, а эта девушка знает! Ладно, какая разница. Главное – невыносимая красота!
Всё, всё! Бежать сломя голову! Что-то она разошлась не на шутку, ох, не на шутку. Попадет, если мама увидит. Лина почти бежала домой. Увидит! Увидит, потому что она покажет! Сама! Не на дно сумки и бочком к себе, а там в шкаф, да подальше! А предъявить, гордо выложить – пусть они любуются! Да, а что? Заслужила! Не на ваши гуляю, на свои! На свои кровные, заработанные! Сто лет ничего такого себе не покупала – сплошное необходимое, колготки, простые трикотажные трусики, помаду, когда кончалась предыдущая. Жалела. Экономила, всегда на себе экономила. Так привыкла… Вроде и зарабатывала неплохо, спасибо халтуре, а все равно себя жалела. Но сегодня она никого не будет бояться.