С видом на Нескучный — страница 33 из 41

– Старый козел, бракосочетание! – презрительно хмыкнула мама. Но грусть свою скрыть не могла.

В загс Лина не пошла, еще чего! И на свадьбу в кафе не пошла – зачем обижать маму. Встретилась с отцом через неделю в Сокольниках, куда в детстве они часто ходили гулять. Тот был весел, бодр и, кажется, вполне доволен жизнью.

– А что у вас? – преувеличенно живо поинтересовался отец. – Как мама?

Лина отвела взгляд:

– Нормально.

Рассказывать о том, что мама плачет? Еще чего! Отец сидит такой веселый и счастливый – мама права, все как с гуся вода!

Он пригласил Лину пообедать – обожал обедать в ресторанах. Есть хотелось, и Лина усмирила гордыню. В конце концов, она не виновата, она любит обоих родителей, а развод – их личное дело! Только про ресторан она маме не скажет, зачем.

Папаша, как всегда, форсил и купечествовал: такси, распахнутая перед дочкой дверца. «Шеф, на Яузу, в заведение!» Таксист неуверенно кивнул, кажется, не понял, что такое «заведение». Неужели нельзя не выпендриваться и сказать по-простому? Нет, во многом мама права – выпендрежник.

В ресторанчике, небольшом, неприметном и малоизвестном, отца знали и бурно приветствовали. А он балдел, как дитя! Лине было смешно.

Отец нервно поглядывал на часы, а спустя минут десять к их столику подошла молодая, нарядная, сильно пахнувшая духами женщина.

– Познакомься, доченька, – явно смутился отец. – Это Галина, моя супруга.

Разозлившаяся и смущенная от неожиданности, Лина невежливо буркнула:

– А предупредить меня было нельзя?

– Сюрприз, – вяло оправдывался отец.

Тем временем новоиспеченная супруга усаживалась поудобнее.

– Надеюсь, не испорчу вам аппетит? – улыбнулась она, обнажив красивые ровные белые зубы.

Лина промолчала.

Да нет, неплохая тетка была эта Галина, невредная. Да и отцу надо было устраиваться. «Я не привык бобылем, доченька, – грустно вздыхал он. – Как мне без присмотра?»

Спустя некоторое время Лина пришла к отцу и Галине в гости. Ничего особенного, обычная московская квартира в спальном районе, которую отец успешно и упоенно, с новыми силами, принялся захламлять.

Хозяйкой новая жена отца была средней, видимо, сказывалась разъездная гастрольная жизнь. Пили чай с бутербродами и покупным тортом, щипали виноград.

Галина была хохотушкой и на юмор мужа, не всегда, кстати, яркий и свежий, реагировала бурно. В общем, то, что ему надо. Это вам не первая жена, Линина мама, скучная, строгая, сухая и молчаливая.

Кстати, была эта Галина из чтецов, читала стихи современных поэтов. Как читала? Да так себе, что называется, для сельской местности сойдет. Но слушать ее подвывания при чтении сладкоголосого Эдуарда Асадова было утомительно. Словом, Лине хватило одного раза, и то по большой просьбе отца. Больше Галина в ее присутствии талант свой не демонстрировала.

Гулял ли отец от новой супруги? Вопрос. Хотя вряд ли. Галина, видя любимого насквозь, держала его, как говорится, на коротком поводке – ни шагу в сторону! К тому же они были вместе – дома, на гастролях и в отпуске.

Однажды со смехом сказала Лине:

– Твоя мама сама его проморгала! За таким, как наш, глаз да глаз, Линка! – И тут же со вздохом добавила: – Как и за всеми остальными. Все они кобели и предатели.

«Опыт, – подумала Лина. – Кто знает, что у нее было в жизни». Да и не такая уж эта Галина молодая, как Лине показалось вначале, – за сорок. Молодящаяся, но далеко не юная. Вон сколько морщин вокруг глаз! Но если не приглядываться – Галина, она же Галчонок, Галкин, Галочкин и Галюшкин, выглядела моложаво. Короче, сзади пионерка, а спереди пенсионерка. Ну ладно, небольшое преувеличение. Но и не девочка.

С возрастом отец начал сдавать. То гастрит обострится, то давление. Ему, человеку, привыкшему получать от жизни сплошные удовольствия и ощущать себя сильным и здоровым, это было убийственно – как так: ему противопоказаны жареное мясо и алкоголь? Кофе и сладкое? Ну, ребята, вы спятили! По строгой рекомендации врачей есть отварной хек и пюре на водичке? Он далеко не алкоголик, но чтобы отказывать себе в рюмке водочки за обедом? А зачем тогда жить? Какие вечерние прогулки и ранний сон? А посмотреть хоккей или смешной фильмец? А почитать? Море не летом, а поздней осенью, когда нет жары и солнца? А зачем тогда море? Средняя полоса, подмосковная дача? Да нет у него дачи! И вообще – дачи он ненавидит! Какие дачи, что там делать? Копать огород?

Отец был растерян. Переживал, расстраивался, чувствовал себя неполноценным. Стариком. Лина знала, что не все женщины могут спокойно принять старость, но чтобы мужчины?

В итоге он так довел себя, что грянул инфаркт. От стресса? «Нет, – упрямо твердил отец, – у меня не было стресса».

Был, еще как был! Не стресс – стрессище! Он отказывался принимать себя старым и немощным, не принимал жизнь без привычных удовольствий – зачем тогда вообще жить?

После инфаркта отец совсем скис и стал всего бояться: открытой форточки и свежего воздуха, боялся простыть, сделать лишний шаг, хотя ему требовалась небольшая нагрузка. Да что там – он перестал требовать любимые блюда – вредно! Но когда перед ним ставили тарелку овсяной каши, начинал плакать.

Галина тоже впала в депрессию. Ей, жизнерадостной и беспечной, было сложно принять новые реалии. Как жить без любимых ресторанчиков, без магазинов, без гостей? Что это за жизнь среди вечных больниц, врачей, запаха лекарств и овощных бульонов? Галина рыдала и названивала Лине. Зачем? Непонятно. Наверное, пыталась найти поддержку.

Лина, замученная работой, конфликтами с мамой и проблемами с Катькой, молча выслушивала ее и принималась утешать.

Именно Лина искала врачей, поликлиники и больницы, именно она висела на телефоне, договаривалась, консультировалась. В общем, отвечала за все – Галина самоустранилась.

«Ну ладно, – думала Лина, – хотя бы меняет постель и варит кашу, уже хорошо». К отцу Лина ездила в выходные, на неделе не было сил. Ну а там начиналось: Галинины истерики, папины слезы и все остальное, что сопровождает жизнь, когда в доме больной, капризный и слабый человек. Точнее, два человека.

– Лишь бы не хуже, – твердила, как мантру, Лина, – лишь бы так, как сейчас.

Лучшего она давно ждать перестала.

Она вообще перестала ждать хорошего – жизнь отличный учитель и тыкальщик мордой в очередное дерьмо.

Да, главный слоган – «лишь бы не хуже!». Да и чего, собственно, ждать? Если честно, новых отношений она не хотела – с трудом, со слезами, жалостью, бесконечными и пустыми разговорами, обещаниями, которые никогда не будут выполнены, с уже редкими и давно тягостными встречами, без радости и волнения, они с Павлом наконец закончили свои отношения, и, кажется, оба с облегчением выдохнули. Вот как бывает – сначала ты летишь к любимому, сбивая каблуки. Твои глаза сияют от счастья. Вот сейчас ты увидишь его, заглянешь в его глаза, прижмешься лицом к его груди, уткнешься в его шею, услышишь самый родной и любимый запах, закроешь глаза и – будешь самой счастливой на свете! Только бы продлить эти минуты, только бы они не заканчивались! Лишь бы вместе и лишь бы рядом – идти с ним в шаг, пить кофе, сидя друг напротив друга, держа его за руку, смотреть кино, закрыв глаза, слушать музыку, обнимать его, целовать, ощущать жар его тела, ловить губами его вздохи.

Засыпать, просыпаться, дышать в унисон. Даже расставаться с ним сладко, потому что будешь скучать и вспоминать вашу встречу. Перебирать, как бусинки, все подробности. В твоей голове будут звучать его слова, и даже самые пустяковые и ничтожные будут казаться тебе самыми важными.

Да, ваша разлука тоже будет счастьем – пусть даже тебе будет печально и грустно! Потому что ожидание – это тоже счастье. Особенно ожидание счастья!

И накануне вашей новой встречи ты, разумеется, не уснешь. Да и бог с ним! И пусть утром ты будешь бледная, как простыня, пусть на работе будешь растерянной и бестолковой, но – но! – уже скоро – хватит смотреть на часы – ты увидишь его! Увидишь и задохнешься от счастья. И ради всего этого, ради этих нескольких часов, таких редких и таких коротких, которых тебе всегда мало, стоило жить. Ей-богу, стоило жить! Потому что нет ничего прекраснее, чем любовь.

Как все проходит, почему все заканчивается? Почему, как песок сквозь пальцы, ускользают прежние, такие яркие чувства? Почему все перестает казаться прекрасным, важнейшим, необходимым, как воздух? Почему начинает раздражать то, что раньше вызывало восторг и упоение? Вопрос, на который Лина не знала ответа. Да, наверное, не только она. Опыта у нее с гулькин нос. Помнила, как страдала по Марку. Как убивалась, когда он ушел. Разные мысли толкались в голове, разные. Спасла дочка – Лина была ей нужна. Марк, Павел… Все так по-разному и так одинаково…

Но факт остается фактом: последние полгода они еле выдержали. Искали поводы, чтобы отказаться от встреч, чтобы поскорее разбежаться. Лина помнила, как кольнуло предчувствие – еще немного – и это закончится.

Светка уверяла, что виноват Павел. Конечно, он, а кто же еще? «Ты делаешь все, что можешь!» Господи, да что она делает? Светка твердила, что он все разрушил своей нерешительностью. «Женщина ждет от мужчины поступков, а не вечных рефлексий».

Ну хорошо, пусть так. И все равно несправедливо – если ты любишь, если хочешь быть с человеком, какая разница – муж он тебе или любовник?

А тут еще за три месяца ушла беспечная Галина, сгорела от быстротечной онкологии. Теперь отец целиком был на Лине. Смерть жены он пережил довольно легко – вот что такое врожденный эгоизм. По сути, его волновало одно – он сам. Как он будет в новых реалиях, кто будет за ним ухаживать, обслуживать его? Лина бросилась на поиск сиделки. Но сиделка оказалась не по карману. Отцовская пенсия – слезы, да Линина зарплата. В общем, не о чем говорить.

Но повезло, все-таки отец родился везунчиком! Еще как повезло – сказочно, невероятно! Помогла, кстати, мама, за что ей большое спасибо. Не о бывшем думала, о замученной дочке.