Почти каждый вечер, если позволяло самочувствие, Мэгги приезжает на набережную. «Даже зимой, хотя какая у нас зима». Садится в любимом кафе, берет коктейль или пиво и… грустит. Да, грустит. Грустит по молодости, прежней жизни, любимому мужу. Нет, она не одинока, у нее два сына, и оба, надо сказать, удались. «Конечно, с небольшими оговорками, – рассмеялась она. – Старший, Уильям, ученый-биохимик, умный и образованный человек, но ужасный педант и зануда, словом, сухарь. Типичный англичанин, копия умершего свекра. Младший, Рони, наоборот, весельчак и остроумец, болтун и балагур, у него свой бизнес, но… не очень удачная жена. Гречанка из очень простой семьи. Нет, я не сноб! – поторопилась объяснить старушка. – Просто мы совсем разные. Я не из аристократии, но с воспитанием. А там все слишком просто. Слишком, вы меня понимаете?»
– Откуда вы? – наконец спросила она. – Вы американка?
– Я русская, – улыбнулась Лина, – из России.
Маргарет с удивлением уставилась на нее:
– В России так хорошо говорят по-английски? Я видела русских, но… они не были так дружелюбны!
Лина объяснила, что язык – ее специальность, а насчет дружелюбия – это да, увы. «Нас не учили улыбаться, понимаете? Нас учили быть серьезными, даже суровыми. Что поделать, такая идеология».
Мэгги принялась расспрашивать Лину о ее жизни, о семье, дочке, внуках, маме. Расспрашивала о работе и о Москве. Было видно, что это не вежливое любопытство – ей искренне интересно. Особенно ее интересовали отношения с дочкой и мамой: «Как вы уживаетесь в такой крохотной квартире? Сколько метров, возможно, я не расслышала?»
– Вы расслышали. Шестьдесят восемь, включая кухню. Но ничего, мы привыкли и как-то… уживаемся. Или стараемся ужиться, другого выхода нет.
Потом говорили про остров, и Мэгги объяснялась в любви своей малой родине.
И снова переключилась на нелюбимую жену младшего сына – слишком шумная и необразованная, всегда просит выключить классическую музыку, а для семьи Мэгги классическая музыка – это жизнь. И сыновья на ней выросли, их отец, муж Маргарет, прекрасно играл на рояле, а его мать, бабушка мальчиков, была оперной певицей.
Лина спросила про вторую невестку, жену старшего сына.
Маргарет грустно вздохнула:
– Она умерла. Погибла в автомобильной катастрофе. Чудная была девушка! Чудная! Англичанка, дочь наших друзей! Это такая трагедия, милая Лин! Мы до сих пор ее не пережили. И сын так больше и не женился.
«У всех свои беды и свои трагедии, – подумала Лина, – вне зависимости от национальности, статуса, места проживания, наличия денег и всего остального, никого не минует».
Вдовела Мэгги давно, пятнадцать лет, но за все благодарила бога – за прекрасного мужа, за хороших сыновей, за замечательных родителей, за чудесный дом, в котором она родилась, выросла и живет до сих пор. За то, что может каждый вечер приезжать сюда, на набережную, сидеть в кафе, пить вино или пиво, смотреть на море и любоваться закатом, разглядывать посетителей, заговаривать с соседями по столику. Потому что все это – жизнь.
– Я люблю жизнь, – призналась Мэгги, – и очень не хочу с ней расставаться! Ну посмотри, какая красота! – Она повела рукой вокруг. – И море, и небо, и фонари. И эти роскошные пальмы, и эти заросли бугенвиллей, и эти разноцветные азалии. Ну разве не чудо?
– Чудо, – согласилась Лина, – еще какое чудо и сказочная красота. Зато у нас есть осень, а ранняя подмосковная осень прекрасна. Осень раскрашена невозможными красками: желтым, золотистым, алым, бордовым, зеленым. Осень пахнет грибами и прелью, и эти запахи неповторимы. И еще есть зима. Мэгги, вы видели настоящую зиму? Нет, не лондонскую, ветреную и дождливую, бесснежную и сырую, я говорю про настоящую, морозную, солнечную, с белоснежным, поскрипывающим снежком и ярко-голубым небом. Впрочем, – вздохнула Лина, – и у нас она нынче редкость. В городе точно. И весна, настоящая весна, когда распеваются птицы и набухают первые почки? Ой, я вас заболтала, – посмотрев на часы смутилась Лина. – Уже довольно поздно, и третий бокал вина я не выдержу, у меня завтра экскурсия!
Лина предложила новой знакомой ее проводить.
– А телефон? – спросила Мэгги. – Ты дашь мне свой телефон? Я приглашаю тебя на чай, наш знаменитый файф-о-клок, ты придешь?
О боже! Зачем Лине файф-о-клок с незнакомой старушкой? Обмениваться телефонами в ее планы тоже не входило. Всегда она влипнет, всегда! И мама, и бывший муж правы – постоянно кто-то садится ей на шею!
Надежда одна – старушка не позвонит. Или Лина просто не возьмет трубку. Тоже выход, хоть это и ужасно некрасиво.
Оказалось, что провожать Мэгги не надо – привозил и увозил ее сын, это раньше она приходила в кафе одна, теперь, увы, это ей не под силу.
Через пятнадцать минут к кафе подъехала машина, из которой вышел мужчина. Помахав Мэгги и не дожидаясь, чтобы та ей представила сына, Лина поспешила к своему отелю.
Встала тяжело, болела голова – еще бы, столько алкоголя! Но холодный душ и две чашки крепкого кофе сделали свое дело, через час, ровно в девять, Лина села в машину и отправилась на экскурсию.
Показывали традиционные достопримечательности, куда всегда возят туристов. Например, место, где вышла из морской пены красавица Афродита. Вот интересно – кто и как зафиксировал этот момент?
Ну ладно туристические штучки, а вот горный монастырь, замок Ричарда Львиное Сердце и премилая горная деревушка Лефкара, с одетыми в черное старушками, продающими возле своих домиков необыкновенные самотканые кружева, Лине очень понравились. Не удержалась, купила салфетку на стол – скатерть слишком дорого, ручная работа, да и какие у них гости? А салфетка пусть будет – красота невероятная и еще память.
Отвлекшись на местные красоты и достопримечательности, Лина забыла о вчерашней знакомой.
Но та не дала о себе забыть – как только уставшая Лина вошла в номер и упала на кровать, раздалась телефонная трель. Маргарет.
– Завтра? – растерялась Лина. – Нет-нет, не занята. Спасибо, договорились! Нет, забирать меня не надо, доеду на такси.
Дура. Бесхарактерная дура, которой можно вертеть. Зачем ей эта милая, но чересчур болтливая Маргарет? Зачем ей это общение, чужой дом, лишние траты? Она бы могла, например, походить по магазинам и что-нибудь себе купить. Или посидеть в кафе. Или поваляться в гостинице перед телевизором, или почитать – в отеле есть стойка с русскими книжками. Скорее всего, там проза легкая, отпускная, но тем лучше, голова тоже в отпуске. Ан нет, попрется в незнакомый дом ублажать чужую старушку.
Хотя… Интересно посмотреть, как живет коренное население, потомки бывших завоевателей, колонизаторов. Интересно поговорить с носителем языка, Лине это в удовольствие. И еще – не обидеть старенькую и, по всему, одинокую женщину – скорее всего, сухарь-профессор с ней нечасто разговаривает. А младший сын живет в другом городе, и вряд ли Маргарет звонит нелюбимая невестка. Только совсем не радовали непредвиденные траты: коробка конфет, бутылка вина и поездка на такси. Причем в обе стороны.
Лина позвонила маме. С ней тоже надо поговорить, все-таки родной человек, а не чужая старушка. Лина терпеливо выслушала жалобы на внуков и дочку – ничего нового, все как обычно. Потом жалобы на здоровье: давление, спина, ноги. Вспомнила, как Маргарет сказала про здоровье: «Его нет и не о чем говорить. Что рассказывать о том, чего нет?» Есть и такая позиция… Но что сравнивать жизнь небедной англичанки, живущей на море в собственном доме с прислугой и садовником, и жизнь российской пенсионерки? Смешно.
Мама не сидела на лавочке у подъезда с бабками-сплетницами: «Ты спятила?» Мама выходила только по делу – в магазин или в аптеку, в поликлинику или на рынок. А тут набережная, закаты, любимое кафе, коктейль, сигаретка… Другая жизнь, совсем другая. Бедные наши женщины! Всегда и во все времена.
В пять вечера Лина стояла у красивого белого коттеджа с черепичной крышей. Вокруг виллы – называлось это именно так – стоял низкий кованый симпатичный заборчик. За заборчиком начинался сад.
Она толкнула низкую калитку и вошла на территорию. Запах! Какой невообразимый запах! Цветы. Розовый сад. Кусты роз – желтых, бордовых, белых, алых, розовых, фиолетовых. Такого количества розовых кустов Лина не видела. В глубине, у заборчика, в зарослях, проглядывался силуэт худого мужчины в соломенной, с полями шляпе.
«Садовник», – подумала Лина и пошла по дорожке, аккуратно уложенной плиткой.
Из окна дома показалась хозяйка и радостно замахала рукой.
В гостиной было красиво – старинная мебель, старые картины, круглый стол, тяжелые кресла.
– У вас, Маргарет, настоящий английский дом. Ну как я его представляю.
– Да, английский, – с гордостью подтвердила Маргарет, – строили на века. Стены толстенные, поэтому летом не жарко, а зимой не холодно. Подвал для хранения запасов. Камины, резервуар для воды на экстренный случай – все-таки остров. Наши предки умели строить, не халтурили, англичане – народ обстоятельный и серьезный. А когда уезжали отсюда, продавали все за копейки: дома, утварь, антиквариат. Бросали всю свою прошлую жизнь.
Чай со сливками, маленькие кексики, крошечные бутербродики – в общем, настоящее английское чаепитие.
Потом прислуга принесла альбомы с фотографиями.
Рассматривать чужие фотографии Лина не любила: чужая жизнь, незнакомые люди. Но и не откажешь, невежливо. Хозяйка дома была так мила и так искренна. Молодая и красивая Мэгги, молодой и симпатичный ее муж. Свадебные черно-белые фото. Родители Мэгги, строгие, чопорные, с прямыми спинами. Истинные англичане. Маленькие сыновья, худенькие, скромные мальчики в одинаковых шортах. Розовый сад, Мэгги на фоне розовых кустов.
– Ваши розы прекрасны, – сказала Лина, – это что-то невообразимое. А какие невероятные запахи! Но и уход за ними, да? Я видела, что в саду работает садовник. Наверняка недешевое удовольствие.
– Это Уильям, – засмеялась Мэгги, – старший сын. Теперь он здесь садовник. Уильям сад обожает, а младший, Рони, терпеть не может. Они вообще очень разные, мои сыновья. Но я рада, что у Уильяма есть увлечение. Иначе его жизнь была бы совсем грустной. Сад и живопись, Уильям прекрасно рисует! Хотите взглянуть на его картины?