— Слушай, мне по большому счету — плевать, — сказала я с негодованием. — Делай как знаешь.
— Вот именно.
Он вышел из-за стола. Я скорчила ему вслед гримасу, нисколько в этот момент не заботясь о контурах своего пока еще моложавого лица. Хотя на самом деле мне было приятно, что Никитин злится на меня из-за Кирилла. Именно тогда-то я и смогла окончательно убедиться, что он ревнует, и эта простая догадка приятно согрела мне душу.
7
На этом непредвиденные неприятности закончились. И начались те, которые мы по недомыслию создаем сами. Так вышло, что в послеобеденный перекур я случайно застала в курилке Кирилла Кислевского.
«На ловца бежит овца», — подумала я, замешкавшись. Судьба предоставляла мне уникальный шанс, и грех этим было не воспользоваться. Поэтому, невзирая на Васино категорическое табу, я решительно попросила у Кислевского сигарету. Это был хороший повод остаться с ним наедине. Он угостил меня сигаретой и сам тоже закурил. Вернее, только собрался это сделать, но, увидев, как я тщетно борюсь с моей издыхающей зажигалкой, королевским жестом поднес свою. Я поблагодарила Кислевского за галантность, которой ему, чего уж там, было не занимать.
— Ну что вы, Алла Константиновна… мне даже приятно угодить вам.
Он молча курил, разглядывая меня в упор. Чувствуя себя примерно так, как если бы, поставив меня на шаткую табуретку, мне на шею накинули петлю, я забормотала:
— Слушай, Кирилл… кхм… Кирилл Артурович…
— Давайте, Аллочка, без церемоний…
— В общем… тут такое дело… это по поводу юбилея Виктора Сергеевича. То есть насчет подарка. Словом… Андрей… Туманов… потерял деньги, которые Ольга Романовна выделила на подарок… то есть у него их украли… в магазине. Вот мы и решили, что сами скинемся… так что…
— Кто это — мы? — с добродушной усмешкой прервал меня Кислевский.
— Мы с Никитиным, — не улавливая издевки, пояснила я.
— Во-она как… — задумчиво протянул он. — Ну что ж, похвально. А я-то тут при чем?
— Как при чем? Скидываются-то все, кто идет на гулянку. И Суровцева, и баба Лиза…
— А Ольга Романовна?
— Да ты что! Если она узнает…
Внезапно выражение его лица изменилось.
— Ну вот что, Алла Константиновна, — строго произнес Кислевский, выпустив струю дыма прямо мне в лицо. — Прекратите это вымогательство. Вам что, мало своих забот? Займитесь лучше продажей квартир, глядишь, может быть, когда-нибудь станете ведущим риелтором.
— Ты хочешь сказать, что денег не дашь? — уточнила я.
— Совершенно верно. А с какой стати я должен спасать чью-то задницу? Это головняк Туманова… тоже нашли кого посылать за подарком…
— Андрей не виноват… у него борсетку в магазине сперли. Там, между прочим, были и его собственные деньги, и ключи, и документы…
— Да мне плевать, что у него там было. Если прощелкал деньги, значит, пусть свои вкладывает.
— Но он же отдаст! Сейчас он просто не может… потому что у него дела идут не очень хорошо… но постепенно долги он вернет. И если тебя это так напрягает, тебе — в первую очередь!
Господи, если бы это было нужно лично мне, я бы плюнула и ушла. И плюнула бы не куда-нибудь, а прямо в гладко выбритое, холеное лицо этого Скупого рыцаря. Но я вызвалась спасать Туманова, а заодно и всю нашу честную компанию, оставшуюся без подарка, и не имела права на отступление. Кислевский тем временем продолжал глумиться надо мной:
— Я просто в недоумении: за каким чертом в нашем агентстве держат подобных горе-специалистов, которые не в состоянии свести концы с концами? И денег в казну не приносят, и сами ни шиша не зарабатывают. А тебе, кстати, не приходило в твою хорошенькую головку, что Туманов тебя разводит, как первоклассницу? Что, если он бабки прикарманил, а теперь вату катает, что, мол, украли и все такое?..
— Не говори ерунды!.. Андрюшка… он — честный, открытый… да ему в голову не придет то, о чем ты говоришь! — возмутилась я. Право же, подозревать Туманова в подобной подлости было не просто глупо, а даже непорядочно.
Но у Кислевского, по всей вероятности, имелось собственное представление о порядочности, довольно-таки своеобразное. Впрочем, у меня еще оставался один веский аргумент…
— Слушай, Кирилл… я все прекрасно понимаю. Не веришь Туманову — ну и бог с тобой. Не уважаешь его — тоже твое личное дело. Но ведь есть еще Виктор Сергеевич. Как-то некрасиво получится, если мы к нему на юбилей придем без подарка. И потом… он же твой родственник… и в агентство тебя пристроил тоже он, когда ты без работы остался…
Насколько я была осведомлена, Кирилл Кислевский, до того как податься в недвижимость, некоторое время занимал должность коммерческого директора одной компании — так говорил Виктор Сергеевич. Причина увольнения (тоже с его слов) была достаточно банальной для нашего времени — злопыхатели подсидели. Но, познакомившись с повадками Кирилла Артуровича, я поняла, что далеко не все там, на его прежней работе, было столь однозначно…
— Слушай, ты меня не совести, — ответил Кислевский. — Не надо меня упрекать в неблагодарности и в отсутствии родственных чувств. В своих отношениях с Виктором Сергеевичем я как-нибудь сам разберусь. Тебе ведь тоже на него наплевать. Я так понимаю, что твоя сверхзадача — этого недоумка Туманова отмазать, вот ты и стараешься. Только на кой хрен тебе это надо — вот чего я не пойму. Загадочная женская душа…
Он щелчком отправил окурок в урну и улыбнулся мне как ни в чем не бывало. Таким образом, болезненное мужское самолюбие, оскорбленное мной и попранное Василием Андреевичем, было с лихвой отомщено.
— Ну и гнида же ты, Кирилл, — сказала я, покачав головой.
В ту же минуту Кислевский больно схватил меня за плечо.
— Не выделывайся, стерва, — тихо произнес он, наклонившись к самому моему уху. — Дала бы по-хорошему — и проблем бы не было.
— Руку убери, — так же тихо ответила я с намерением дать ему по морде, если мои слова не будут услышаны.
Кислевский, казалось, понял, чем для него может обернуться подобная вольность, и нехотя выпустил мое плечо. Я не оглядываясь вышла из курилки, услышав вдогонку:
— Впрочем, дорогая Алла Константиновна, все еще можно изменить. Вы подумайте до вечера. Кстати, надеюсь, на банкете первый танец — мой?
«Ну и дура же ты, Трофимова», — говорила я себе, лихорадочно копаясь в аптечке. Наконец обнаружила то, что искала, пошла с пузырьком на кухню и залпом махнула полстакана валерьянки. Затем села, облокотившись на столешницу. В моей голове, полной прямых, как шпалы, извилин, не было ни одной здравой мысли. Я думала только о том, что Вася меня, наверное, убьет. И между прочим, правильно сделает…
8
Когда успокоительное подействовало, я поплелась на свое рабочее место. Там уже находился Никитин, прятал пачку денежных купюр в свою сумку.
— Алюня! — бодренько обратился он ко мне. — Гони рупь… то есть тысячу, разумеется. Свели кое-как дебет с кредитом…
Я молча села в свое крутящееся кресло и достала из сумки кошелек. Так же молча протянула ему две пятисотки.
— Денег хватает, так что Кислевский нам не пригодится, — сказал Вася. — Пусть спит спокойно… дорогой товарищ.
— Сколько получилось? — спросила я, найдя наконец в себе силы заговорить.
— Немного меньше, чем было. На цветы не останется. Ну да и господь с ними, с цветами-то. Чай, Сергеич не обидится…
У меня буквально отлегло от сердца, когда я поняла, что Вася не станет разговаривать с Кислевским и, соответственно, не узнает о нашей с ним беседе в курилке. Меня не столько трогало оскорбление, нанесенное Кислевским, сколько тревожила мысль о возможных последствиях. С него, козла, что возьмешь, а вот прознай об этом Вася… Я мысленно поблагодарила Господа Бога, Пресвятую Богородицу и персонально своего ангела-хранителя за то, что совместными усилиями они в очередной раз спасли мою грешную душеньку, хоть я этого, возможно, и не заслуживала…
Заметно повеселев, поинтересовалась:
— Ну и как народ отреагировал на поборы?
Вася ответил, глумливо посмеиваясь:
— Надежда Леонидовна обматерила меня в три этажа и даже упомянула Андрюхиных родственников по материнской линии… но денег дала… Баба Лиза тоже оказалась нашим человеком… Знаешь, я сам за подарком поеду.
— Васька, ну какой же ты все-таки у меня молодец!
— Да я сам от себя тащусь!
И только я встала из-за стола, как вдруг раздался телефонный звонок. Сигнал пришел по внутренней линии. Я сняла трубку и услышала голос Ольги Романовны:
— Алла Константиновна, зайдите ко мне, пожалуйста.
Так называемый кабинет руководителя отделяла от зала, в котором размещались риелторы, только перегородка из непрозрачного стекла. Это был небольшой закуток, метров семь, но здесь имелось все необходимое для работы: стол, тумба, крутящееся «директорское» кресло, компьютер последнего поколения, канцелярия и радиотелефон.
Ольга Романовна милостиво указала мне на стул для посетителей, стоявший сбоку от стола. Я присела.
То ли сиденье стула оказалось неудобным, то ли тем же самым местом я почуяла неладное, то ли внимательный взгляд серых глаз Ольги Романовны выводил меня из равновесия, но мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю. В Соединенные Штаты. Самым противным в этой ситуации было то, что я не имела ни малейшего представления о предмете разговора. Впрочем, по опыту я знала, что на ковер «из желтых листьев» обычно вызывают по трем основным причинам: либо хотят уволить, либо хотят указать на отдельные недостатки в работе, то есть устроить головомойку с занесением, ну и, наконец, что приятно, желают предложить повышение. Я также знала, что повышать и увольнять меня пока вроде бы не за что.
Итак, Тишкина смотрела на меня. Я смотрела на Тишкину. Ольга Романовна слыла у нас дамой стильной и рафинированной. Туфли на каблуках, костюмчики из тонкой шерсти, блузки из шелка, легкой вискозы или хлопка — все это было дорого, безупречно и чертовски элегантно. Такой же безупречностью отличались и современная короткая стрижка, и едва заметный макияж на ухоженном, моложавом лице. Словом, все в ней было прекрасно, как некогда мечтал о воплощении прекрасного в отдельно взятом индивидууме Антон Павлович.