— Мы убегаем, — провозгласила она. — В Лас-Вегас. Жениться. Тайно.
— Делаем по-своему, — объявил Ласло.
— Стопом едете на свою свадьбу? — спросил шофер. Он ни разу не повернулся на них посмотреть.
— У нас грузовичок перегорел. Проводка намокла, да, Лас?
— Пиздец ему. — Он вытащил пару круглых бабулиных очков в проволочной оправе, которые бережно развернул и посадил себе на кончик носа, мгновенно освободившись от скучной серости утра, теперь взыгравшего тайными солнцами. Сквозь свои мистические очки он пристально осмотрел шофера. Это лимонный мир.
— Вы нас не знаете, — произнесла Айрил, — но к следующему Дню Всех Святых узнаете. Я знаменитая актриса, Ласло дважды платиновая звезда рока. Мы тогда уже будем в Л.-А., у нас есть планы.
Шофер аккуратно откашлялся, прежде чем ответить.
— Не хотелось бы обрывать вашу малину, ребята, но вы в курсе, сколько таких тщеславных каждый день выносит там на Стрип?
— Обосраться и не жить, — ответила Айрил. — А сколько среди них ведьм?
Ласло прервал свое насыщенное соло на воздушной гитаре, которым развлекался, чтобы добавить:
— Сколько из них принесли в жертву Астароту кошку перед тем, как выехать из дому?
— Мудила ты! — заорала Айрил, пихая ничем не подбитое туловище своего дружка. — Ты чувака этого видал когда-нибудь, а если он легавый или как-то?
— Никакой он не легавый — правда же?
— Я похож на легавого?
— Вы похожи на торговца арахисом.
— Не обращайте внимания, — посоветовала Айрил. — Он всю ночь не спал, вообще ничего не соображает.
— Я Азагтот, шумерский бог хаоса. А группа называется «Некрономикон». От песен у вас кровь в жилах застынет.
— Видите, у нас планы, — пояснила Айрил. — Мы пустились в психическое странствие. Настоящую химическую свадьбу мы себе уже устроили, а теперь нам нужно связать себя узами государства. И Лас-Вегас — место святое, как считаете? Неон и песок, рулетки и божества медиа. Все так сексуально.
— Хорошо б взглянуть на рожу Эмори, когда он кошку найдет. Мы ее прибили к автомату с колой.
— У нее только один глаз был, — сказала Айрил. — Очень могущественное заклятие.
— Надеюсь, сердце у него взорвется прямо в груди. И вот бы еще бассейн вспыхнул. Хорошо б, чтобы стены в море рухнули.
— Кому какое дело? — сказала Айрил. — Что б там ни было, мотелю «Ад» конец. — Они оба по очереди поработали ножом, затем прошли с кровоточащей тушкой по коридорам, так что «Желтая птица» оказалась теперь в кругу освященной крови.
— Я про это песню пишу, — заявил Ласло. — «Сверкающие плотские пары тления». Чувствую, чудовищное помазание скоро.
— Что-то мне липко, — пожаловалась Айрил.
— Эй, добрый кент, — сказал Ласло шоферу, передавая поверх спинки маленький потертый позвонок, который с трудом выудил из кармана. — Подарок. За подброс. Небезопасно ездить без косточки в штанах.
Айрил откинулась на спинку, расстегнула ширинку и умудрилась стащить с себя мокрые джинсы.
— Наконец-то полегче.
— Здорово придумала, — произнес Ласло, присоединившись к ней в бездонной наготе под одеялом, из которого комической скульптурой, как на выставке, торчали их ухмылявшиеся головы.
— Тоже ваш языческий ритуал? — спросил шофер.
— Нет, — ответил Ласло, — вот это он, — и чашкой ладони обхватил затылок Айрил и грубо втащил ее в длительный поцелуй, Айрил застонала чуть беспомощнее, чем требовалось, напряженные глаза шофера — словно отдельные зверьки в клетке зеркальца заднего вида, множественные руки под шерстью инстинктивно побрели к югу, домой к гнездышку. Затем медленно эта громадная возящаяся штука под одеялом, словно псевдоподии, сползла прочь с глаз, усилия ее поменяли позу и привкус, неодетая конечность нагло разметалась по сиденью, трясясь всего лишь в считаных дюймах от шоферского отвлеченного внимания, на мягком бедре красовалось необычайное число бурых и желтых синяков, ядовитых поцелуев от уст дьявола, как вдруг заряженный воздух расцвел для всех, волоски у шофера на загривке вытянулись во фрунт, шея и щеки густо вспыхнули, краткое созвучие чувства значительно ниже уровня логики. Машина внутри смердела немытыми телами и сырыми ароматами секса.
Первой в потном дружелюбии поднялась обалдевшая голова Айрил.
— Это было свирепо, — объявила она.
— Бабах! — воскликнул Ласло, вяло покачивая на воображаемой пружине свою долгую глупую черепушку. Он откинулся на спинку, глядя, как сдувается, человечек печально убирался обратно в свою коробочку. Дотянулся, потер руки между влажных ног Айрил, намазал тем одеколоном, что там нашел, себе на щетинистые щеки, затем, ей на потеху, сделал вид, будто вытирает пальцы о курчавые волосы шофера. — Покажи ему сиськи.
— Эй, да я ж этого парня даже не знаю.
— Засвети, он хочет посмотреть.
Айрил на миг задумалась, затем проерзала по сиденью вперед, стиснув в кулаке черную футболку, которую быстро дернула вверх и вниз.
— Не уверен, что он успел разглядеть. Еще разок давай.
— Номер не повторяется.
— Нормально, — произнес шофер. — Я уже видал голые груди.
— У нее — не видели. Она красавица. Ее нужно ценить. Что это с вами такое? — Взгляды их встретились в уединенности зеркального пространства, злые голубые Ласло сверкали смыслом прямым и безошибочным: я — мужчина моложе, крепче, храбрее тебя, вот в эту минуту, прямо у тебя под дрожкими волосками в старом носу поимел женщину моложе, сексуальней, желанней, чем ты когда-нибудь даже понадеешься завоевать, а значит, ты должен признать верховенство моей силы, могущество моего хера, так говорили каменные глаза с росчисти в лесу.
— Хватит, — сказала Айрил. — Хотите потрахаться, ребятки, так это без меня.
— По-моему, мне его рожа не нравится, — сказал Ласло.
— Вон легавые поехали, — объявил шофер, когда мимо них с воем пронеслась вдаль патрульная машина.
— Ебаться закон не запрещает, — произнесла Айрил, оскорбившись.
— Пока что, — ответил Ласло, чуть ли не любовно зависши в отражающем стекле, последний взгляд вылеплен обещанием, все пральна, дружок, я с тобой еще не развязался, даже и близко не покончил, прежде чем с удобством откинуться на расколотую паутину сиденья, где он и сделал вид, будто спит, в уединенной тиши слушая океанский голос ветра и колес, что провозглашали неизменную глупость цивилизации и ее содержимого, а немного погодя — таково было его уменье подражать — соскользнул, без различимого перехода, в действительность и уснул.
Айрил поговорила с шофером, выслушала его суровую песнь о Дебби, жене, и детишках Джен и Пити, убитых в собственных кроватках взломщиком неведомым и до сих пор, восемь лет спустя, еще на свободе. Боль — что колесо, на котором поломали его жизнь, бесполезные куски опускаются в оцепенении ко дну бутылки, просыпается один на серых улицах под знаменатель выживания и порой прискорбно уродские требования жизни, какую невозможно было вообразить до убийств. А подумать только, некогда он был президентом собственной компании — корпорации «Системы психоплекс», образовательной проверочной службы, заработавшей вчистую пять лимонов в тот последний раз, когда он был способен проверить.
Мужик, очевидно, был чудик, сомнительное присутствие проявлялось и растворялось в нем, словно передача на самых границах зоны приема телевещания. Но в мире отколовшихся несомненностей такая прозрачная уклончивость привлекала, эротично притягивала, дразнящая головоломка разоблачалась. Она не верила ни единому его слову.
Все это — примостившись на краешке сиденья, в одной футболке, поперек груди начертан примечательный логотип «КОРПОРАЦИЯ СТАНДАРТНАЯ ПРОПАЖА», а Ласло лежит подле нее, как мертвый, голова запрокинута с открытым ртом, слизень под камнем сна. Где в светящейся тьме, неизменно верное, куролесило одно из ее скользких «я». Потому что наедине с шофером она была другой. Девочка Ласло спала с Ласло. В этом настроении, перед этим человеком теперь она была кем-то еще. Она всегда бывала кем-то еще, и если это — сумасшествие, то с ним она и родилась. Либо у нее дурная наследственность (проклятие Чейсов), либо все от минуты к минуте распадаются на части, но никто не разговаривает, никак тут не замеришь, где она располагается на кривой нормальности. Другие люди — чужие планеты, какие навещаешь, и ландшафты их, обычаи, атмосферы тебя меняют. Например, Том вот этот: сверкающий металлический шар, одинокое дерево из фольги, лужица подрагивающей ртути; полый к тому ж, без сомнения, но ненадолго заглянуть к нему славно, приятное разнообразие после Ласловилла, где тоже было славно, но она уже покаталась на всех аттракционах.
Припухшие глаза Ласло приподняли ставни, в случайном непонимании сосредоточились на светлеющей вертикальности, на твердости чего-то вещного, в чем он несколько развлекательно дезориентированных мгновений не вполне мог признать тупой хромированный стерженек простого дверного замка. Половина его спрыснутого потом лица лежала, жарясь на прямом солнце, хотя он не двигался, не говорил, а довольствовался тем, что впитывал сенсорный прибой смазанного, гудящего и потешно бессвязного качества беседы поблизости.
— Восемьдесят пять за одиночный, — говорила Айрил, показывая на мотель за красной ветряной мельницей, мимо которого проехали, — и кабель там дрянной. — Она повернулась, неожиданно наткнувшись на волчий взгляд Ласло.
— Мне надо поссать, — сказал он.
— Ему надо поссать, — сказала Айрил.
Шофер глянул на приборную доску.
— Когда остановимся заправиться.
— Ага, а это когда?
Шофер пожал плечами.
— Через час-полтора.
— Тут притормозите. Я в кювет отолью.
— Не могу, — сказал шофер.
— Какого?..
— Знаки видите? Нет остановки, кроме аварийных случаев.
— Блядь, это аварийный случай.
— Это мне решать.
— Послушайте, — сказала Айрил, считывая знак, — «Зона отдыха — двадцать пять миль». Мы же там могли бы остановиться, правда, Том?
— Том? Том??