Где-то после четырех двери часовни «Счастье» раскрылись, впуская пару, вполне способную сойти за Кена и Барби — пару настоящих «незабитых», как их назвала бы Тоби. Он, одетый в темно-синюю рубашку поло, бежевые штаны, походил на профессионального игрока в гольф; она — крашеная блондинка в белой кожаной мини-юбке и курточке в тон, таков ее свадебный наряд, — напоминала королеву дерби на роликах. Явились непосредственно из конторы регистратора округа, при них — брачная лицензия, и хотелось им Весь Комплект: цветы, живая музыка, видеозапись, фотографирование, пояс с резинками и т. д.
— Угадайте, сколько мы знакомы? — спросила женщина. Звали ее Карой. Она была возбуждена, как подросток на первом свидании. — Шестьдесят девять часов. Вы можете в это поверить, нет, ну невероятно же, а? — Она обернулась и ущипнула своего жениха за попу. Когда они поцеловались, напоминало это скорее вялотекущее склеивание бесформенных организмов в учебном фильме о размножении низших форм жизни.
— Мою мать зовут Джесси, — сказал мужчина, прочтя ее бирку сотрудницы. — А я Том. — Рука у него на ощупь была, как проволочная конструкция, арматура скульптора. Глаза застиранные, в них полно скверной погоды и дурных снов.
— Моя первая свадьба, — объяснила Кара, — была просто издевательством, такое ничтожество, все теснились в кабинете у помощника уполномоченного на Четвертой улице. Мне было так стыдно. Все заняло минуты полторы. Брак наш продлился примерно столько же.
— Ну, сам-то я марафонец, — произнес Том. — Из этой надо выжать хотя бы пару часов, как считаешь? — говорил он Каре, но улыбка его следовала по всему помещению за Джесси, словно игривый щеночек, желающий, чтобы ее рука погладила его по голове, — сокровенное признание их общей потехи. От него шел тот причудливый мужской дух благожелательной уверенности, какой висел во всей ее истории, словно аромат вонючего одеколона. Мужчина с планом. Ей такой тип знаком. Безмолвно она пожелала невесте удачи.
— Боже ж мой, милый, ты глянь, какой у них тут выбор! — воскликнула Кара, подскакивая к стеклянным витринам, в которых сверкали камни и кованый металл нескольких сотен уникальных обручальных колец, из которых ее тянуло осмотреть все до единого, рядышком — заинтересованный Том, его хозяйская рука никогда не далеко от пухлого притяжения подушек ее великолепного зада, оба — участники совместного восторга от довольно обычных побрякушек, где все удовольствие — разглядывать лотки, которые Джесси перед ними выставляла так, будто те содержали бесценное сокровище из погребальной камеры в гробнице фараона. Кара никак не могла выбрать — всякое кольцо, что она примеряла, казалось ослепительней предыдущего. — Месячное жалованье, — произнесла Кара. — Такова же обычная практика, нет? Ты вообще сколько зарабатываешь?
Том пожал плечами. Он не может сказать точно, дело, которым он занимается в высшей степени циклично, всё сплошь резкие всплески и провалы.
— Ну-ка, послушай, мистер, если ты намерен начать эту шикарную нашу свадьбу с того, что станешь мне врать…
— Я своей женщине никогда не вру.
Тело ее смягчилось — казалось, оно покорно истаивает, прислонившись к его туловищу.
— Так а чем, значит, ты там торгуешь? — поинтересовалась она скептически невинным тоном.
— Америкой я торгую, детка. Торгую трубой. Нефть, газ, вода. Если хочешь, чтоб текло, вызывай «Пьюрафло».
Хотя Джесси ясно понимала, что факты эти предназначены также и для ее удовольствия, она не выказала отклика на них ни намеком. В сфере обслуживания, как и в медицине, учишься поддерживать благоразумную дистанцию от «гражданских» — нынешнего множества физически бездомных, вполне скромных по своему количеству в сравнении с великими незримыми армиями эмоционально обездоленных.
— До чего же поразительный он зверь в смысле заработка, а? — выпалила Кара. Она цеплялась за его руку с детским упорством, как будто бы он мог в любой миг воспарить в чудесный воздух.
— Хорошее выбирай, детка, — распорядился Том. — Нет смысла зажимать дукаты по такому случаю.
Кара притянула его к себе на лицо ради еще одного шумного продолжительного поцелуя. Джесси переложила кольца у себя на подносах.
— Я такая счастливая, — объявила Кара, кровь у нее в щеках проступила так, словно ее шлепнули. — Все так счастливы, когда приходят сюда?
— Мы и впрямь обслуживаем улыбчивые лица, — подтвердила Джесси, — но вы уж точно будете у нас первой кандидаткой в королевы счастья.
— Это потому, что со мной рядом король. — Она сжала руку Тома; беспомощные, слились они в еще одном поцелуе.
Джесси все это уже видела — обжимания, ощупывания, сосания, — и ценила собственную роль публики из одного зрителя, зеркала, какое отражало бы желание актеров самим актерам, усиливая их наслаждение, удваивая их страсть. Кое-кто из самых бурливых, кого она обслуживала в этом магазинчике, были б больше, чем в восторге, если бы в их свадебных апартаментах установили секцию стадионных трибун. В определенном настроении — кто же знает? — может, и она была б не прочь.
Наконец после утомительного осмотра содержимого четырех витрин с ювелирными изделиями, нескольких неверных выборов поиск совершенного обручального кольца у Кары завершился — она выбрала гроздь «Небесный свет диамоник» на золотом кольце в 14 каратов — по цене, разумеется, меньше, чем настоящие алмазы, но, во всяком случае, на ее взгляд, гораздо лучше по природной своей красоте.
— У меня от них костяшки пальцев моложе выглядят, — провозгласила она.
Джесси, которой не терпелось убрать драгоценности с глаз долой, покуда Кара опять не передумала, принялась торопливо складывать стопой подносы, и тут внезапно и грубо ее схватили за руку.
— Эй! — крикнула она, стараясь высвободиться из пугающей хватки Тома.
— Это ничего, — успокоила ее Кара. — Том в этом гений.
Том развернул ее ладонь в своей и бережно разжал ей кулак.
— Такие нежные пальчики. — С клиническим вниманием он вглядывался в паутину морщинок у нее на ладони. — Карта судьбы. Всегда зрелище примечательное. Ну, тут никаких причин тревожиться нет. Длиннее линии жизни я не видел никогда.
— Длиннее моей? — разочарованно воскликнула Кара.
— Вы ж не верите на самом деле… — начала Джесси.
— Ну да, — подтвердил этот тип Том. — Все представление записано заранее с самого начала, вшито нам в шкуры еще до того, как мы родились.
Джесси вгляделась в черты его лица, не таится ли там ирония. Приметы непонятны.
— Свобода воли стерта, а?
Он поглаживал кожу у основания большого пальца Джесси — венерин бугор.
— Мы просто скот того чувака в доме на холме — кем бы, чем бы он или она ни были. — Он поднял взгляд. — Классическая у вас тут любовная линия. Очевидно, отдаете вы столько же, сколько получаете.
— Везет же мне. Весы эти и впрямь слепы, а?
— Томми отыскивает любовь во всех, — сказала Кара, — так много любви. Я все время говорю ему, до чего он наивен, но, опять же, из-за этого он такой и милый. — И она нежно приобняла его.
— Я вижу вокруг вас нимб, — провозгласил он Джесси, — яркий и золотой. Вероятно — деньги, много денег.
— Ну, мы же в Вегасе.
— Я вижу вас по телевидению в недалеком будущем. Вам это не может быть интересно?
— Я его редко смотрю.
— Значит, подсознательно. Думаю, это, вероятно, желание, о котором вы в себе и не подозревали.
— Ну не хорош ли он? — спросила Кара. — Всегда открывает во мне эти драгоценные секретики, которые потом оказываются правдой, аж жуть берет.
— Да, — сказала Джесси. — Полагаю, у нас уже много месяцев не бывало такой пары, что больше подходила бы друг дружке, чем вы.
Кара объяснила, как вместе их свела красота ее рук — подманила Тома, как зачарованного принца, через вульгарные толпы в казино.
— Женские руки, — воскликнул Том, изумленно качая головой, удивляясь, что такое вообще возможно.
Кара работала крупье на рулетке в «Серебряном овраге». Процент заведения варьировался от 5,26 до 11 в зависимости от ставки, игра у нее была не самой популярной в зале; в отличие от деловой команды очка, беспокойных палочников из пита с костями, ее часто можно было застать за своим столом: она праздно стояла, крутила колесо, ждала игрока. Когда Том начал ставить долларовые фишки на ее расклад, она едва глянула на его лицо, обыденно отметив его как еще одного ботана — и притом особенно глупого: больше нескольких десятков раз подряд он гонялся за номером 22, но не выиграл ни разу. Выиграл он лишь ее. Для Кары годы выстроили внутри нее возвышение, с вершины которого она смогла наконец-то ясно разглядеть дорогу в обе стороны, и по мере того, как продолжалась ее поездка, вид ей нравился все меньше и меньше. Парень был опрятен, хорошо воспитан, сравнительно приятен для глаз, его поверхностный шарм вспорот рыщущим плавником неотразимого озорства и — это большое «и» — он владел просторным зеленым «Фордом Галактикой», чей нос твердо смотрел прочь из города. Со своей семьей она рассталась, первый муж у нее парился на киче, второй от нее сбежал, и — да какого черта — она полагала, что просто-напросто Та Женщина, Кому Нравятся Гадкие Мужчины.
Председательствующим священником в тот вечер был преподобный Бастер Мэхони, дипломированный бухгалтер, член «Анонимных игроков», почетный помощник шерифа Локлина и лицензированный выпускник «Религиозной фермы Элко» — комбинации монашеского приюта, центра душевной аэробики и фабрики по производству дипломов. Преподобный Мэхони обладал довольно-таки обвислой великоватой личностью, из нее постоянно выпадали сюрпризы или же ненароком в ней обнажались. Когда его представили Тому и Каре, он принялся рассказывать им байки потерянных лет в Л.-А., когда был «по части» смерти, работая на закраинах скидочного похоронного бизнеса: посреди панегирика убиенному сбытчику наркотиков срабатывает пейджер покойного, плакальщики разражаются хохотом, Мэхони на весь остаток службы так теряется, что путает имя дорого усопшего с тем, кого он отпел двумя часами раньше, а затем несколько дней потеет от страха того, что́ оскорбленные друзья сбытчика способны с ним сделать. В бракосочетаниях, промышленности посчастливее, он еще не совершил ни одной ошибки. Всего через пару минут после знакомства с Томом он уже называл его Джерри.