паланг Дрейка.
— Больно было? — спросил Брендон.
— Не больше, чем если молнией прихватишь, — ответил Дрейк. — Я думал о Боге и стране — и выполнял свой долг.
— А польза есть? — спросила Джейс.
— Мы еще не решились пробовать, — сказала Аманда. — Он пока затягивается.
— Кусок металла у меня внутри, — задумчиво произнесла Джейс. — Ну, я не знаю. А если отпадет?
— Прямые линии, какие бесстыжим не следует позволять прилюдно выставлять напоказ, — пробормотал Дрейк, ухмыльчиво стряхивая пепел с воображаемой сигары, — и тебе не стоит, дорогая моя, если ты меня понимаешь.
— Хватит, Дрейк, — сказала она, отталкивая его. — Боюсь, тебе просто придется показать мне эту странную побрякушку. У меня такое бедное воображение.
— Видишь, она уже с меня для такого мерку снимает, — сказал Брендон.
— Частные просмотры за небольшую плату в спальне после десерта, — сказал Дрейк.
— Я не ем десерты.
— О, этот тебе понравится, — заверила ее Аманда. — Тропический деликатес.
— Что с вами обоими там случилось? — Джейс это искренне озадачивало и беспокоило. — Уму непостижимо, что вы — те же самые люди.
— Так мы и нет, — добродушно ответила Аманда. — Кому кофе?
— Вообще-то, — пошутил Дрейк, — мы привезли вам с собой эти гигантские стручки, которые нашли в лесу… [120]
— Ты же себе тело не изувечила каким-нибудь экзотическим обычаем, правда, Аманда?
— Покажи ей татуировку, — подначил Дрейк.
— Нет, не может быть!
Коупленды рассмеялись.
— Ох, господи, — сказала Джейс, — теперь я уже думаю, что вы способны почти на что угодно.
— Знаете, — проговорил Брендон, — вовсе не нужно переться на другой край света, чтобы вам органы проткнули. На бульваре Санта-Моника есть лавочка, где это делают — мужчинам или женщинам, тридцать дубов за дырку.
— А ты это откуда знаешь? — спросила Джейс.
Ее муж пожал плечами.
— Ухо востро держу.
— Один мир, одна культура, — провозгласил Дрейк.
— И подумать только, — сказала Джейс, — вы пережили этот изматывающий поход по чернейшему Борнео, а вернулись как раз к худшему землетрясению за много лет.
— Да, — сказала Аманда. — Мы в продуктовом были, и я подумала, что у меня запоздалая реакция на наше путешествие, полное нервное расстройство.
— У меня оно случилось, еще пока мы там были, — сказал Дрейк.
— Да, это правда, и припадок еще не кончился. Видели б вы его в «Вонсе».
После многих недель выживания в Мире Джунглей они обнаружили нелепость, внутренне присущую современному американскому супермаркету, его несусветности вызывали в каждом из них полоумное, заразное, безудержное головокружение. Еще на середине первого прохода между стеллажами они уже бессистемно стаскивали товар с полок, совали абсурдные аляповатые упаковки друг другу в одержимые лица.
— Картофельная соломка! — вопила Аманда. — В вакуумной упаковке! — И — хрясь! — банка отправлялась в корзину.
— Сырные шарики, — отвечал Дрейк. — Без холестерина! — Тресь!
Они были непослушными детьми в конфетном разгуле. Понятие ублажения — вот умора-то. Чем более обработан продукт, чем меньше его питательная ценность, тем сильнее развлекались они, тем острее в нем нуждались. Они быстро наполнили две тележки старой доброй американской мусорной жрачкой, и за ними не весьма вкрадчиво уже следовал помощник управляющего, которого все это отнюдь не развлекало: его сияющая лысина, решил Дрейк, сослужит потрясным дополнением к современному виду их гостиной, на каминной доске, быть может, где-нибудь между лазерными часами и ручной гранатой из мыльного камня, — и тут пол вдруг обратился в «Джелл-О», и со стеллажа молочных продуктов посыпались пакеты молока.
— Я не могла шевельнуться, — сказала Аманда. — Люди кричали, бежали к двери, я не могла пошевелиться. Думала, у меня пружина лопнула.
— Люстры качались, — продолжал Дрейк, — потолочная плитка отскакивала у нас от голов, у наших ног взрывались банки с соленьями, я думал — сейчас мне конец.
— А мы в постели спали, — сказала Джейс, — и я все никак не могла понять, чего это Брендон меня все трясет и трясет.
— А я уже вскочил и мчался к дверям.
— Славный парень, а? Героический джентльмен.
— «Землетрясение! — заорал я. — Ходу!» Ты же знаешь, что делать, Джейс. Я и решил, что ты от меня не отстаешь.
— Еще одно такое, — объявила Джейс, — и я переезжаю в Орегон.
— То же самое ты говорила после предыдущего.
— А что ты вообще станешь делать в Орегоне? — спросила Аманда. — От свежего воздуха тебя затошнит, деревья тебя напугают, а с людьми тебе будет скучно.
— Она дело говорит, Джейс, — сказал Брендон. — Своего права по рождению не избежишь. Ты дитя загрязнения и предпринимательства. Сама же знаешь, больше нигде ты не будешь счастлива.
Джейс отхлебнула настойки на оленьем пенисе, на миг забыв, что это она пьет.
— Но я тут несчастна, — сказала она.
— Нет, счастлива, — произнес Брендон, — только думаешь, что несчастна. Мы же все тут счастливы, правда, Дрейк?
— Мегасчастливы!
— Дай-ка мне взглянуть на бутылку, — потребовала Джейс. — А эта штука не так уж и плоха.
— Папенька все равно б нам никогда не позволил переехать, — сказал Брендон. — Выпустить принцессу из поля зрения? Вряд ли. У него есть виды на свою младшенькую наследницу.
— На тебя у него тоже есть виды, не так ли? — спросил Дрейк.
— Надеюсь, приятель, я искренне на это надеюсь.
Тщательно изучив этикетку, Джейс подняла бутылку к свету, пристально вглядываясь в ее неясные глубины.
— Это что — как мескаль, только вместо червяка на дне бутылки нужно глотать что-то другое?
— Если оно там, детка, я знаю, мы можем рассчитывать на то, что ты его найдешь.
— Брендон! — резко произнесла Аманда.
Джейс налила себе еще.
— Ой, да ну его. Он просто ревнует, потому что, пока вас не было, мне дали еще одну роль.
— Джейс, это же чудесно, — сказала Аманда, бросив взгляд на Дрейка через стол.
— Ничего особенного. Переделка «На последнем дыхании»[121]. Очень маленькая роль, ребята, и я подчеркиваю слово «маленькая».
— А «Орион»[122] разве уже не снял переделку? — спросил Дрейк.
— Конечно, — ответил Брендон, — и мы и дальше будем его переснимать, пока не получится правильно.
— А Годар для начала попросту подражал тем гангстерским картинам студии «Монограм»[123], поэтому даже оригинал — копия. — Эту мысль Дрейк считал до крайности забавной.
— Жвачка, — с отвращением фыркнул Брендон. — Вот к чему сейчас свелся весь процесс.
— Кого ты играешь? — спросила Аманда.
— Легавого, — ответила Джейс.
Теперь засмеялись все.
— Это новый персонаж, которого к сценарию добавил Папенька, чтобы в выгодном свете представить свою принцессу, — сказал Брендон.
— А вот и нет!
— Боюсь, что да.
— Откуда ты знаешь?
— От Расти Якобелли.
— Расти Якобелли — гнусный говнюк.
— А он — от Кэлеба.
— Кэлеб! Хуже некуда. Да он собственную мать подожжет, чтоб только всем рассказывать потом, как потешно она смотрелась, когда пыталась себя потушить.
— Может, и так, но он в курсе того, что происходит.
— Он слышит только то, что хочет слышать.
— Так, народ, — предостерег Дрейк, — давайте-ка последим тут за нашими уровнями стресса.
— Как бы там ни было, — сказала Аманда, — поздравляю. По-моему, чудесно, что у тебя есть роль.
— Спасибо, — ответила Джейс. — Это шаг в нужную сторону.
— Помнишь ее первую роль? — спросил Брендон. — Когда она была плотоядным тараканом.
— Нимриссой, — поправила его Джейс. — С планеты Тор. Я была королевой. И чего это ты хихикаешь? — спросила она у Дрейка. — Мистер Помреж на «Абажурах из ада», или как там оно называлось.
— «Пылинки на зеркале». Это культовая классика.
— Какого культа?
— Ладно, все — десерт, — объявила Аманда, внося из кухни стильный бамбуковый поднос, на котором стояли две горлянки размером с кокос со внушительно колючей шкурой. — Дуриан, — сказала она, ставя поднос перед ними. — Национальный фрукт Индонезии.
Дрейк показал им, как отыскать там шов и не уколоться, как втиснуть лезвие ножа, пока скорлупа аккуратно не расколется. Внутри, в гнездышке отсеков-близнецов белого кокона, похожего на пенопласт, лежала пара студенистых серых долей, напоминающих больные почки или разделенные полушария мозга без бороздок.
Джейс отпрянула, в отвращении наморщив нос.
— Керосином воняет.
— Запах придется преодолеть, — пояснил знаток Дрейк, — чтобы добраться до пиршества вкуса внутри.
Не похоже, чтобы Джейс это убедило.
— Пахнет скисшим молоком, — сказал Брендон.
— А ты нос зажми, — посоветовала Аманда, — и сунь кусочек в рот.
Дрейк, уже усердно жуя крупный клейкий ломтик, строил гостям воодушевляющие физиономии.
— Ну, я не знаю, — пожаловался Брендон, его собственный непристойный кусочек дважды выскальзывал у него из пальцев, пока он надежно не протолкнул его между своих губ. — Устрицы без половинки скорлупы. — Он пожевал и скривился, и пожевал еще, усердно перебирая лицом целую череду причудливых гримас. — Странно, — проговорил он, — по вкусу, как… — замер, раздумывая, — …на вкус, как мыло… нет, крем для волос или… свекла или бананы, нет, скорее, как лук… и тапиока. Поразительно, вкус от меня все время ускользает.
— Здорово, правда? — сказала Аманда. — На вкус — почти что тебе угодно.
— Полнейшее переживание Индонезии внутри одной конфетной обертки, — провозгласил Дрейк. — Прекрасное, уродливое, обыкновенное, причудливое, сладкое, кислое, одновременно обрушивается на все твои чувства.
Брендон потянулся к еще одному кусочку.
— Знаете, — произнес он с удивлением, — а эта дрянь не так уж и плоха, когда к ней привыкнешь.