От многих привычек зачастую трудно отказаться, но оценка того, какие виды деятельности сохраняют пластичность, когда мы достигаем преклонных лет, может оказаться полезна с точки зрения адаптации к возрасту. Если человек много лет играл в баскетбол или бегал и теперь страдает от возрастной деградации суставов или коленей и связанных с этим болей, он может заняться плаванием, ходьбой и наблюдением за птицами: это и есть компенсирующая селективная оптимизация. Замена одних видов деятельности другими, более подходящими для вашего возраста, — это адаптивная стратегия. Ее примеры — замена тенниса у стенки гольфом или даже обращение к этим видам спорта в более ранний период жизни, вызванное тем, что вы понимаете: ими можно наслаждаться и в весьма почтенном возрасте. Астронавт и сенатор Джон Гленн когда-то регулярно бегал, но, когда ему перевалило за девяносто, он стал вместо этого заниматься ходьбой, тем самым получая нужную дозу физических упражнений иным путем. Писатель Джаред Даймонд, лауреат Пулитцеровской премии, когда-то совершал сложные 20-мильные походы по пересеченной местности, теперь же он довольствуется регулярной трехмильной прогулкой близ своего дома, наблюдая при этом за птицами. Вообще, эта модель предполагает, что людям старшего возраста надлежит активнее относиться к процессу своего старения — выбирая для себя определенные виды деятельности (основываясь на том, какие ресурсы и способности доступны им в настоящее время) и устанавливая для себя разумные и осмысленные цели.
Родственная теория объясняет, как наши цели меняются с годами: скажем, студент колледжа или молодой сотрудник компании часто концентрируется на накоплении информации или знаний, тогда как люди старшего возраста зачастую больше сосредоточены на достижении эмоционально значимых целей. Эти цели могут относиться к семье человека или же к более широкомасштабным проектам профессионального толка: например, к разного рода наставнической деятельности, к отысканию способов более серьезно изменить мир, внести вклад в жизнь следующего поколения. Эту теорию социоэмоциональной селективности, оказавшую большое влияние на развитие науки, предложили профессор Лаура Карстенсен и ее коллеги по Стэнфордскому университету. Теория в общих чертах изложена в ее книге «Долгое светлое будущее» {32}, ставшей очень популярной. Согласно данной теории, люди старшего возраста отчетливо осознают конечность жизни и в результате больше фокусируются на позитивной информации, на эмоциональных целях, на том, чтобы проводить время с любимыми людьми, — по сравнению с более молодыми взрослыми, которые могут сильнее фокусироваться на негативной информации (порой это необходимо для выживания), на аккумулировании знаний, на обзаведении новыми друзьями и связями — иногда за счет времени, которое они могли бы провести с семьей.
Моя собственная исследовательская программа раздвигает рамки этих двух теорий (в сфере изучения старения они сегодня относятся к числу доминирующих), выдвигая предположение: несмотря на то что с годами память человека сталкивается со все большим количеством проблем (а может, как раз благодаря этому), люди старшего возраста очень хорошо умеют выбирать, что для них важно, а что нет. Причиной такой избирательности является, в частности, то, что у старших взрослых лучше развиты «метаког-нитивные способности» — осознание трудностей, связанных с запоминанием больших объемов информации. В результате с годами мы становимся разборчивее по отношению к тому, что для нас важно и что мы запомним. При этом мы можем, к примеру, фокусироваться на позитивных эмоциях или важных для нас именах, на том, что нас интересует, на том, что возбуждает наше любопытство. Мы помним, на что аллергия у наших детей или внуков; мы помним, сколько стоят в магазинах продукты, которые мы часто покупаем; мы помним названия птиц, если увлекаемся наблюдениями за пернатыми. Попросту говоря, с годами мы можем все лучше понимать, как нам проявлять такую избирательность, все лучше осознавать, чего мы хотим, что запоминать, как использовать свое время — и что делает нас счастливыми.
Старый ворчун? Наши стереотипы насчет пожилого возраста…
Существующие в обществе стереотипы или наши собственные «культурные ожидания» весьма сильно и глубоко влияют на наше старение. Что приходит вам в голову при мысли о пожилом человеке («старшем взрослом»)? Мы связываем как положительные, так и отрицательные черты с пожилыми людьми как с социальной группой, хотя негативных ассоциаций тут обычно больше, чем позитивных {33}. Как это оценить? Один из способов — попросить людей выдать первые 10 слов, которые приходят им на ум, когда они представляют себе «типичного» пожилого человека. Сами попробуйте — ну-ка, что первым делом появляется у вас в сознании?
Обычно первым делом появляются такие слова, как седина, дедушка, бабушка, медлительный, Флорида, хрупкость, слабоумие, палка, скупой, морщины, забывчивый, мудрость, мямлить, лекарства, пенсионер. Во многих смыслах вина тут отчасти лежит на прессе: телереклама и вообще СМИ очень уж подчеркивают негативные стороны старения. Одно исследование даже позволяет предположить: чем больше вы смотрите телевизор, тем более негативно вы относитесь к старению {34}. Конечно, некоторые стереотипы такого рода за-частую справедливы (у пожилых людей имеются морщины, пожилые люди часто являются чьими-то бабушками-дедушками…), но люди старшего возраста нередко служат ярким опровержением многих устоявшихся негативных представлений о старости и старении. Люди старшего возраста могут совершенно иначе (по сравнению со взрослыми помоложе) смотреть на то, что такое старость. Так что хотя более молодые взрослые могут иметь какие-то мнения и представления о том, в чем же суть старости, многие из таких мнений и представлений могут оказаться неверны и/или основаны лишь на немногочисленных взаимодействиях с пожилыми людьми. И это очень важный парадокс: наше отношение к старению весьма сильно сказывается на том, как мы сами стареем.
Как показывают некоторые исследования, наши представления о старении связаны с тем, насколько хорошо стареем мы сами, — причем эти представления нередко оцениваются учеными, когда респондентам остается еще довольно много лет до «реальной» старости {35}. Обнаружено, что негативное отношение к старению связано не только с развитием деменции (старческого слабоумия) в сравнительно раннем возрасте, но и со степенью развития соответствующей патологии мозга в более позднем возрасте {36}. Возможно, такое отношение играет наиболее важную роль для представителей «младшего среднего возраста»: как выяснилось в ходе одного исследования, для молодых здоровых людей младше 50 лет, негативно относящихся к людям постарше, выше вероятность развития сердечно-сосудистых заболеваний в более поздний период жизни — по сравнению с их ровесниками, которые позитивнее относятся к престарелым {37}. Наше отношение к старению других может существенно влиять на наше собственное здоровье.
Многочисленные исследования демонстрируют: то, как мы «внутренне» ощущаем себя, и наши ожидания насчет того, на что мы будем способны в более старшем возрасте, — все это может гораздо сильнее влиять на состояние нашего здоровья, уровень довольства жизнью и даже на ее продолжительность, чем дата, указанная в нашем свидетельстве о рождении. Наше физическое окружение также может заставлять нас вести себя «как молодежь» или «как старики». В своей книге «Против часовой стрелки» {38} д-р Эллен Лангер, гарвардский социопсихолог, рассказывает об одном исследовании, которое она провела в 1979 году. Участников (мужчин в возрасте от 70 до 89 лет) на неделю поселили в особом «убежище» — мотеле, переоборудованном в стиле ретро, чтобві оформление, музвіка и даже газеты в вестибюле создавали впечатление, что сейчас на дворе 1959 год (когда эти пожилые испытуемые еще были «людьми средних лет»). Лангер разделила участников на две группы. Первую попросили заняться воспоминаниями о 1959 годе, когда они были на двадцать лет моложе. Вторую группу попросили вести себя «так, словно вы на двадцать лет моложе», однако этих участников не просили вспоминать это время своей жизни. Перед тем, как принять участие в эксперименте, мужчины из обеих групп очень сильно зависели от родных, которые помогали им делать самые разные вещи. Но в конце недели опытов обнаружилось, что участники в обеих группах функционируют более независимо, что они активно и успешно занимаются самыми разными видами деятельности (некоторые очень неплохо ловили футбольный мяч, перебрасываясь им с другими) и что — вот уж удивительно — у них значительно улучшились слух, память, мышечная сила, а кроме того, они зарабатывали больше очков в некоторых тестах на интеллект. Испытуемые в той группе, которую попросили «вести себя так, словно вы на двадцать лет моложе», еще и показали улучшение гибкости и ловкости — и даже выглядели моложе, если судить по реакции сторонних наблюдателей, оценивавших фотографии участников, сделанные до и после эксперимента.
Это изобретательное и трудоемкое исследование не воспроизводилось в сходной или иной обстановке, но вам, возможно, доводилось испытывать такой же эффект «ощущения себя более молодым», придя на встречу выпускников школы, посетив город, где вы учились в колледже (и приняв добавочную дозу спиртного, чтобы лучше воссоздать тогдашнюю атмосферу), или проводя время со старыми друзьями за воспоминаниями о прошлом, когда словно заново переживаешь свои более молодые годы. Люди старшего возраста порой могут чувствовать себя моложе даже просто у себя дома, если жилище обставлено в соответствии с теми временами, когда они чувствовали себя более молодыми, чем теперь. Именно поэтому многие люди преклонных лет не желают никуда переезжать из своего дома: переселение в «сообщество для пенсионеров» может напомнить им о старении, заставить ощутить себя старыми. Я обнаружил, что, тренируя баскетбольную команду, где играют мои дочери (эту группу одаренных, энергичных семи- и восьмилетних детей), чувствую себя моложе своего «реального» возраста, пусть даже и не веду себя соответственно. Некоторые из этих детей признавались мне: поскольку они часто видят меня в моей футболке Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, они невольно предполагали, что я еще учусь в колледже. Из этого следует, что они воспринимают меня как человека гораздо моложе своих «реальных» лет.