азговаривать с глубокими стариками. Они уже прошли по той дороге, по которой, быть может, предстоит двинуться нам самим, и я полагаю, что нам полезно заранее узнать от них, на что она похожа». Сократ не одинок в том удовольствии, которое он получал от общения с представителями старшего поколения. Врачи-геронтологи, изучающие процессы старения и тесно соприкасающиеся с пожилыми людьми, являют собой одну из счастливейших групп медиков, хотя им зачастую платят меньше всех прочих докторов {48}. В своей книге я подчеркиваю кое-какие интригующие аспекты старения, которые мы до сих пор, возможно, не очень хорошо понимаем и которые долгое время воспринимались в негативном свете. Быть может, такая предвзятость иногда порождает неадекватное отношение к тому, что в действительности происходит по мере того, как мы стареем.
ГЛАВА 2СЧАСТЬЕ: СТАРЕНИЮ СОПУТСТВУЕТ ОДНА ЗАБАВНАЯ ВЕЩЬ
Морщины просто должны показывать, где когда-то была улыбка.
На то, чтобы увидеть в жизни хорошее, требуется больше времени, чем на то, чтобы увидеть ее дурную сторону.
Старый брюзга, старикан, дряхлый скряга, нелепый старикашка, старая карга, старый хрыч, аж песок сыплется… — существует такое огромное количество негативных стереотипов, связанных с пожилым возрастом, что иногда их трудно избежать. Возможно, на каком-то уровне тут виновата пресса. Как показало одно исследование, чем больше вы смотрите телевизор, тем больше въедаются в вас эти стереотипы {49} (вспомните-ка Арчи Банкера, Дедулю Симпсона, «Золотых девочек» или Грейс и Фрэнки[7] — в зависимости от вашего возраста и телевизионных предпочтений). В СМИ молодость обычно ассоциируется с радостным и беззаботным житьем, с бесчисленными приключениями и новыми впечатлениями. Однако при этом редко подчеркивается (и мы сами как-то не фокусируемся на этом, когда вспоминаем «старые добрые времена»), что наша юность могла быть еще и полна конфликтов, неурядиц, множества эмоциональных перепадов и передряг. Пожалуй, на этом фоне более почтенный возраст дает возможность большей эмоциональной стабильности, большего ощущения контроля, а в некоторых случаях — и большей свободы.
Как вам кажется, когда люди счастливее — в молодости или в старости? Возможно, для молодых взрослых это трудный вопрос: молодежь, скорее всего, будет опираться в своей оценке на стереотипы, касающиеся старения, или на рассмотрение каких-то типичных случаев, а не на личный опыт общения со знакомыми стариками. Пресса явно наполнена огромным количеством стереотипов, словно бы пытающихся убедить нас, что старость — это далеко не самое счастливое время. Этот упор на негативные аспекты старения порождает представления, что пожилые люди вообще не должны быть счастливы, но это резко противоречит тому, что такие люди обычно испытывают на самом деле. Д-р Бекка Леви обнаружила: у тех, кто в более ранние годы имеет негативные представления о старости, затем, в пожилом возрасте, память слабее, а риск возрастного ухудшения слуха выше, чем для тех, кто не испытывал таких пессимистических иллюзий {50}. И еще: если у вас заниженные ожидания касательно старения, меньше вероятность того, что в старости вы будете физически активны, а ведь физические упражнения, которыми вы занимаетесь в пожилом возрасте, связывают со здоровьем, счастьем и долголетием {51}. Таким образом, весьма полезно узнавать о положительной стороне старения и о том, как вы в свои преклонные годы можете быть счастливее, чем вам кажется.
Старость — это не для хлюпиков, заявляют многие (в их числе — Бетти Дейвис и Арт Линклеттер[8]). По правде говоря, когда мы вступаем в пожилой возраст, об этом свидетельствуют вполне четкие признаки и симптомы: наши мышцы могут ослабевать; наши кости могут делаться более хрупкими; у нас появляются морщины; у нас могут ухудшаться слух и зрение; у нас возникает ощущение, что нам все труднее вспоминать имена людей, с которыми мы недавно познакомились; мы уже не можем бегать или ходить так же быстро, как когда-то; мы начинаем замечать больше разнообразных болей в тех частях и органах нашего тела, на которые мы раньше, быть может, вообще никогда не обращали внимания. Почему же, несмотря на все эти изменения, в старости мы все-таки можем стать счастливее, чем в предшествующие годы нашей жизни?
Счастье и довольство жизнью: двойственные преимущества старости?
Счастье можно определить и как некое приятное чувство, и как ощущение общего довольства. Обсуждая проблему счастья, важно провести разграничение между текущим эмоциональным состоянием счастья (испытываемым в данный момент или испытанным в недавнем прошлом — скажем, сегодня утром или вчера) и более «ретроспективным» чувством довольства жизнью. В своем повседневном существовании мы ищем удовольствия и стремимся избежать боли. Эта форма счастья, при которой мы просто испытываем удовольствие, именуется гедонистическим состоянием благополучия. Удовлетворенность жизнью — это довольство человека своей жизнью в целом, но это в основе своей совершенно иная форма эмоциональной оценки. Определяя степень своей удовлетворенности жизнью, мы должны, в частности, поразмыслить о своих свершениях и целях, о том, удалось ли нам достичь в жизни того, что мы хотели.
Может быть, настоящая удовлетворенность жизнью достижима лишь в старости? В ранние годы нас могут толкать вперед амбиции, заставляя нас рваться к исполнению своих целей: получается, что недостаточная удовлетворенность своей текущей жизнью служит очень сильным мотиватором, хотя иногда и вызывает нешуточное раздражение и досаду. В конце концов, Мик Джаггер и Кит Ричардс именно в молодости (в 1965 году) написали знаменитую песню о неудовлетворенности I Can’t Get No Satisfaction («Я никак не могу получить удовлетворения»). Возможно, теперь у них уже нет такого ощущения — после впечатляющей полувековой музыкальной карьеры. Пожилые Rolling Stones по-прежнему зажигают, хотя Джаггеру и Ричардсу уже за семьдесят (как вам такое удовлетворение от жизни?).
А как исследователи вообще измеряют уровень повседневного счастья? В ходе одного масштабного исследования {52} испытуемым различного возраста выдавали пейджеры (помните эти устройства?). На протяжении одной недели ученые ежедневно отправляли участникам по пять сообщений (время отправки выбиралось случайным образом). Получив сообщение, участники должны были заполнить анкету, предлагавшую им количественно оценить уровень различных эмоций, испытываемых ими в данный момент (гнева, грусти, веселья, скуки, радости и т. и.). Спустя 5 и 10 лет было проведено такое же исследование эмоционального состояния тех же самых людей: ученым хотелось выяснить, как положение меняется с возрастом. Как выяснилось, с годами настроение участников (определяемое как соотношение между положительными и отрицательными эмоциями) стабильно улучшалось. Профессор Лаура Карстенсен, организатор этого исследования и автор книги «Долгое светлое будущее», отмечала: «Вопреки распространенному представлению, согласно которому молодость — лучшая пора жизни, вполне возможно, что пик эмоциональной жизни наступает, лишь когда нам далеко за шестьдесят» {53}. А значит, наш повседневный уровень счастья может существенно меняться с годами, но часто эти изменения идут вразрез с предсказаниями, которые мы делали в более раннем возрасте.
Крупномасштабные исследования счастья и эмоционального благополучия
Выводы, сделанные организаторами «пейджерного» исследования, подтверждаются результатами целого ряда более крупномасштабных работ, в том числе одного исследования 2010 года, в ходе которого был проведен опрос свыше 300 тысяч американцев по поводу их повседневных эмоций {54}. В ходе этого опроса также изучалось «глобальное благополучие»: каждого респондента просили оценить свою общую удовлетворенность жизнью по 10-балльной шкале (возможно, такую оценку многие иногда проводят и сами — скажем, в день рождения или когда им что-нибудь напоминает об их возрасте и жизненных достижениях). Судя по всему, пик субъективного счастья наступает в «молодом взрослом возрасте»; затем, ближе к пятидесяти и в начале шестого десятка, уровень счастья скатывается вниз, а потом снова повышается по мере вступления в старость {55}. Это так называемая U-образная кривая: возможно, она не случайно напоминает лукавую улыбку, охватывающую широкий диапазон возрастов.
Исследователи также задавали респондентам вопросы о более «непосредственно» воспринимаемых эмоциональных состояниях. Например: «Испытывали ли вы на протяжении значительной части вчерашнего дня такие чувства: радость, счастье, подавленность, беспокойство, гнев, грусть?» Обнаружилось, что субъективный уровень подавленности падает начиная с 22 лет, достигая минимума в 85 лет; беспокойство остается примерно на одном и том же уровне вплоть до 50 лет, а затем его уровень резко падает; гнев равномерно ослабевает начиная с 18 лет; грусть достигает максимума в 50 лет, уменьшается в 75 лет, слегка усиливается в 85. Кривые радости и счастья похожи: наблюдается постепенное падение, пока нам не стукнет 50, затем они равномерно поднимаются на протяжении последующих двадцати пяти лет, а в конце соответствующие уровни очень незначительно уменьшаются, но никогда не достигают минимума, свойственного началу нашего шестого десятка.