Йозеф молча уставился на нее, не зная, что делать дальше. Его словно прижали к стенке. К любому разговору, который касался слишком глубоких, слишком обдуманных вопросов, все теперь относились чересчур настороженно. Было ли это всего лишь выражением дружелюбия с ее стороны или же нечто большее? Немцы превратили всех в параноиков.
– Моя почта, – чуть резче, чем хотел, произнес он, невольно заставив ее бросить игру и подтолкнуть к нему его книги. Выражение разочарования, промелькнувшее в ее лице, ранило его. Он понял, она просто играла, ей хотелось человеческого контакта. Он пожалел, что не ответил ей в том же духе.
Ее щеки залились румянцем, и она спокойно ответила:
– Я сейчас вам принесу ее, профессор.
Он не хотел обидеть ее своей резкостью, но реальность была такова, что он должен был думать о Майкле, все его мысли были заняты вопросом безопасности молодого человека. Пока она разбирала пачку писем, он еще раз взглянул на нее, одетую в черную юбку-трапецию и мягкую кремовую блузку. Осознает ли господин Пендер как ему повезло с такой красивой и жизнерадостной женой? Йозеф попытался вспомнить, встречал ли его когда-нибудь, и был уверен, что ни разу.
Йозеф сглотнул комок в горле, чувствуя, как сердце наполняется желанием снова быть рядом с кем-то похожим на Ханну. На мгновение он представил, как целует ее, и смущенный, отогнал эту мысль. Конечно, это была просто неловкая ностальгия – ведь он только что думал о Саре, ему так сильно ее не хватало.
Внезапно рядом снова оказался солдат и быстро задал Ханне вопрос по-немецки. У Йозефа кровь застыла в жилах при виде этого человека. Рука в серой униформе легла поперек стола, в нескольких сантиметрах от стопки книг с томиком Вордсворта на самом верху. Хельд разом сгреб сверток и пачку писем. Даже не потрудившись разобрать стопку, он повернулся к двери.
И только у двери он на мгновение оглянулся. Ханна и солдат снова болтали, кивая головами, и казалось, ничего предосудительного не заподозрили. Глубоко вздохнув, он поспешил во внутренний двор, где весеннее солнце согревало землю.
Взволнованный, он побежал домой с подарками для юного друга. С книгами в руках он забыл выстучать код и бросился на чердак.
Глава 21
Дверь распахнулась, и Майкл вздрогнул. Все еще завороженный сундуком, слушая радио, он не слышал, как профессор Хельд поднялся по лестнице на чердак.
– Профессор, а что это все…?
Но закончить фразу он не смог, Хельд пришел в ужас при виде этой сцены. Бросившись на Майкла, он зло закричал:
– Да как ты смеешь!?
Он схватил скрипку и футляр с колен Майкла, собрал разбросанные по полу вещи и бережно сложил их обратно в сундук.
– Сними это! – рявкнул он на Майкла, который все еще сидел, смешно напяливший на себя свадебную фату.
Майкл покорно снял ее и посмотрел на Йозефа. И предпринял еще одну попытку спросить:
– Что все это значит?
Профессор резко оборвал его:
– Не твоего ума дело, вот что.
Впервые Майкл услышал боль в его голосе. И эта боль была осязаема.
– Простите, профессор. Я не подумал. Я не знал.
– Ну, конечно, ты ничего не делал, – ответил Хельд, плотно закрывая крышку сундука и запирая замок. – Подумал, можешь ли взломать мой запертый сундук?
Майкл чувствовал себя ужасно.
– Я сожалею. Я не хотел. Я не знал.
– Это ее… – Хельд сделал паузу, потом поправил себя: – Это мое личное. – Его трясло, он весь побелел от ярости.
– Я не знал, что вы женаты, – тихо ответил Майкл.
Хельд посмотрел на него:
– Моя жизнь тебя не касается.
И хотя Майкл ощущал себя виноватым из-за взломанного сундука, эти слова были восприняты как пощечина, даже предательство. Каждый день в течение двух лет они разговаривали, и он предполагал, что Хельд всегда был холостяком.
– Почему вы никогда не рассказывали мне?
– Ты не имеешь права на мою жизнь! Ты не имеешь права…
Внезапно раздался громкий стук в парадную дверь. Они оба вздрогнули, и Хельд торопливо спустился с чердака. Майкл тихо выключил свет и радиоприемник, закрыл дверь на чердак, и остался в темноте, наедине со своими бушующими чувствами и прошлым Хельда.
Йозеф помчался вниз по чердачной лестнице, положив стопку книг для Майкла на одну из ступенек. Внизу после двух глубоких вдохов он открыл дверь. На пороге стояли Ингрид и Генрих. Хельд старался взять себя в руки, но его чувства, сердце и мысли полностью занимало прошлое. Запертый на чердаке. Увидеть ее вещи. Ее скрипка так много значила для него.
Должно быть, Ингрид что-то прочла на его лице:
– С тобой все хорошо, дядя? – озабоченно спросила она.
Йозеф не мигая смотрел на нее.
– Да, да, – ответил он. И после небольшой паузы добавил: – Входите, входите… – он мог только надеяться, что его приглашение удержит ее от дальнейшего расследования.
Он оглядел улицу: не заметили ли соседи машину. Теперь, он был уверен, они точно поверят, что он симпатизирует нацистам. Закрывая дверь, он думал, как продолжать притворяться перед племянницей и переключиться с сильного внутреннего волнения на общение с ними.
К счастью, Ингрид заполнила паузу. Обхватив его руками, она восторженно прижала его к себе:
– У нас замечательные новости, дядя!
Йозеф кивнул и провел их в гостиную. Ингрид уселась на единственном диване, а Генрих встал у камина.
– Я закурю, вы не против? – спросил он.
Хельд одобрительно кивнул.
– Схожу за пепельницей.
На кухне он шумно открывал и закрывал шкафчики, притворяясь, что ищет пепельницу, а на самом деле просто переводил дух и успокаивался. Все в нем кипело и клокотало. Ее фотография в руке Майкла унесла его в те времена, о которых он и думать забыл. И вот теперь она здесь, рядом с ним, в каждом углу ее призрак, музыка, что он не услышит и не сыграет, ее смех, ее глаза, ее нежные руки на его лице…
Отыскав пепельницу и схватив ее, он заметил, как дрожит его рука. И прежде, чем вернуться в гостиную и передать ее Генриху, он еще раз сделал глубокий вдох.
– Итак, какие у вас новости?
Ингрид восторженно вскочила:
– Мы собираемся пожениться!
Хельд тяжело опустился на стул и попытался переварить услышанное. Она имела в виду, что собирается стать женой нациста? Что он породниться с нацистом? Хватит с него и того, что она с ним встречается. Разумеется, она же не собирается и дальше унижать себя. Он только и смог выдавить в ответ:
– О, – и осознав, что это невежливо, встал и протянул руку Генриху: – Мои поздравления.
– У нас есть шампанское, – объявила Ингрид. Хельд только заметил бутылку в руках Генриха. – Давайте откроем ее и отпразднуем хорошенько.
Йозеф кивнул и пошел обратно на кухню, а они последовали за ним, рассказывая на ходу, шутя и посмеиваясь, историю, как Генрих сделал предложение.
– Это было так романтично, – выпалила Ингрид. – Генрих повел меня в дорогой ресторан, а потом на чудесную прогулку вдоль канала, где и попросил выйти за него.
– Фюрер поощряет семейные ценности, а ваша племянница угрожала бросить меня, если между нами не будет взаимопонимания. А я привык к тому, что женщина заботится обо мне, – безэмоционально ответил Генрих.
– Ты же сам сделал предложение, – застенчиво ответила Ингрид. – Я просто подтолкнула тебя к нему.
Слушая вполуха, Йозеф кивнул, в животе у него все сжалось. В то время, как еда и развлечение были последними, о чем думало большинство людей, это излишество являлось оскорблением приличия. Он полез в сервант в поисках бокалов. Погруженные в свой собственный мир, ни Генрих, ни Ингрид, казалось, не замечали его терзаний.
Как только он вернулся с бокалами, Генрих сильно хлопнул его по спине:
– Ну, что теперь мы одна семья, дядя Йозеф, – торжествующе произнес он.
Йозеф застыл как вкопанный, сглотнул и тихо повторил:
– Семья.
Они разлили шампанское, и Генрих взял бокал, чтобы сказать тост:
– За семью и за нашу победу в этой войне, чтобы мы все жили счастливо, – сказал он, высоко поднимая бокал. Свою мысль он закончил словами: – Хайль Гитлер.
– Хайль Гитлер, – повторила за ним Ингрид.
Йозеф что-то пробормотал в свой бокал и быстро отпил, прежде, чем станет заметно отсутствие у него энтузиазма.
Ингрид порхала на кухне.
– Как только закончится война, мы устроимся в Германии и родим прелестных деток, – ворковала она.
Генрих смутился:
– Ладно, не будем забегать вперед, – сказал он.
Йозеф отметил его странный взгляд, впервые он увидел, как что-то омрачило лицо этого напыщенного, высокомерного человека.
Пока Йозеф пытался разгадать это выражение, Ингрид продолжала щебетать:
– Разумеется, дядя, ты поедешь с нами и будешь жить с нами.
Йозеф чуть не поперхнулся своим напитком.
– Ну, хорошо, а университет…
– Но у них в Германии лучшие университеты. Правда же, Генрих?
Видимо желая уйти от разговора, Генрих сделал вид, что не расслышал.
– Я так счастлива! – снова визгнула Ингрид, выпив залпом свой бокал.
Вдруг наверху, что-то тяжелое с грохотом упало на пол. Йозеф чуть не поперхнулся шампанским, молясь, чтобы они не обратили внимание.
– Что это было? – спросил Генрих.
Йозеф обмяк.
– Да, это… эээ… кот, – пробормотал он. – Он любит… бродить.
– Я принесу его, – Ингрид выпрыгнула из-за стола. – Мне так нравится Кот.
В панике Йозеф вскочил.
– Нет-нет. Оставайся здесь. Я сам найду его.
Толкая Йозефа в кресло, Ингрид решительно ответила:
– Нет, лучше поговори с Генрихом. Вам нужно многое обсудить. Мои свадебные планы, скорее всего. И прежде, чем Йозеф успел возразить, Ингрид выбежала из комнаты. Он же остался сидеть неподвижно и так крепко сжимать бокал, что боялся его разбить. Генрих неловко улыбнулся. Им явно нечего было обсуждать.
Йозеф старался держаться спокойно, делая вид, что попивает шампанское, когда услышал голос племянницы, доносящийся с верхней площадки: