Джо улыбнулся и взял ее за руку:
– Спасибо тебе, Ханна. Спасибо, что спасла мне жизнь. Я навсегда запомню голландку и ее мастерскую с велосипедами.
Ханна пожала ему руку и торопливо, крепко обняла.
– Спасибо вам за все, что вы делаете, – у нее на глазах выступили слезы. – Вы очень храбры, и я уверена, что мы выиграем эту войну, благодаря вашим усилиям.
Отпустив его, она быстро вышла из мастерской и закрыла за собой дверь.
Через два вечера Джо исчез, оставив после себя лишь груду одеял и колоду карт в напоминание, что он здесь находился. Она собрала одеяла и, наклонившись, чтобы поднять карты, заметила, что одна из них лежит мастью вверх. Это была Королева Червей. Она улыбнулась, понимая, это послание предназначалось ей.
Часть третья
Глава 24
Ноябрь 1944
Украдкой поднявшись по привычно скрипучей деревянной лестнице университета, Йозеф направился в библиотеку на втором этаже. Студенты бывали в ней довольно редко, предпочитая более просторную библиотеку на первом этаже университета, это же маленькое и тесное помещение использовалось по преимуществу преподавателями или для индивидуальных занятий. Резиновые подошвы ботинок слегка поскрипывали, когда он шелпо гладкому коридору. День клонился к вечеру, в университете было тихо. Проскользнув в комнату, Йозеф закрыл за собой дверь и прислушался. Все тихо.
Он осмотрелся, проверил комнату, отведенную для студентов, где хранились книги для выдачи. Там тоже никого не оказалось. Как и в отсеках и за столами, за которыми молодые люди зарывались, чтобы выполнить домашнее задание. Убедившись, что он точно один, профессор направился к книжной полке. Его радовало, что книга, которую он отметил, была на прежнем своем месте.
Он добавил ее в стопку книг по математике, специально принесенных с собой, пряча между учебниками. Присев за дальний стол у окна, выходившего во внутренний двор, профессор внимательно осмотрелся. Со своего места он мог видеть всех, входящих как в здание, так и в комнату: у него будет достаточно времени, чтобы отреагировать, если придется. Нужно быть особенно осторожным – группы студентов сильно поредели, а вот нацисты остались на месте, энергично патрулируя коридоры и основные объекты. Малейшая деталь, мельчайший намек, на чьей ты стороне – Отечества или Сопротивления – теперь воспринимался очень серьезно. Неделю назад уволили пожилого профессора за «подозрительные» книги в его личной библиотеке. За невинные книги, что поощряли молодые умы свободно мыслить. Все, что не укладывалось в узкие представления Гитлера о приемлемом, теперь относилось к враждебному.
К счастью, книга Йозефа была о знаменитых немецких художниках, и ее не заметили. В ней он нашел портрет с тем, что нужно, изображенном на фоне одного из произведений искусства. Йозеф перевернул страницу и торопливо записал в блокнот несколько значений. После этого он поставил книгу обратно на полку и вышел.
В течение следующих недель он тщательно работал над своим новым проектом. Он держал его внизу, спрятав в шкафу в прихожей, хотел, чтобы этот подарок оказался сюрпризом для Майкла. Не будучи творческим и умелым, он потратил на это больше времени, чем планировал, но остался доволен, когда смог закончить к концу ноября, как раз, когда на Голландию снова посыпался снег.
В тот день он открыл бутылку вина, накрыл стол и тихонько взобрался наверх по лестнице. Открыв дверь на чердак, он увидел Майкла: тот склонившись над столом и негромко слушая Новости Сопротивления, работал над одним из своих стихотворений.
– Как поживаете, мой друг? – бодро и жизнерадостно спросил Йозеф.
– Не могу подобрать синоним к слову «свет», – проворчал Майкл с явным разочарованием в голосе. – Последняя строчка уже свела меня с ума.
– Может быть тебе нужен еще объект для вдохновения, – услужливо отозвался Йозеф. – У меня для тебя сюрприз.
Обернувшись, Майкл подозрительно взглянул на профессора:
– Этот сюрприз мне понравится?
– Надеюсь, – улыбнулся Йозеф. – Спускайся за мной вниз.
– В самый низ? – Майкл был потрясен. В доме было три этажа, и они договорились, что он будет пользоваться ванной на втором этаже в основном ночью, тогда же он будет мыться и опорожнять ночной горшок. Он не спускался на первый этаж с самого первого дня своего визита.
– В самый низ, – кивнул Йозеф.
Майкл осторожно спустился вниз за Йозефом с чердака, но на верхней площадке остановился, глядя вниз на главную лестницу:
– Вы уверены, что все спокойно? – словно сомневающийся ребенок, спрашивающий разрешения, проговорил он.
– Да, да, – подбодрил его Йозеф. – Спускайтесь. Уже очень поздно, и я знаю, что Ингрид на вечеринке со своим нацистом, так что они не должны побеспокоить нас сегодня.
Майкл сбежал вниз по лестнице. Когда он вошел в тускло освещенную кухню и увидел на столе еду, которую не видел несколько недель, его лицо просияло. Йозеф развел костер в камине, и жар разлился по всему нижнему этажу. Он погасил свет, и закрытые занавески и ставни внесли атмосферу уюта и безопасности.
Йозеф налил два бокала вина, приглашая Майкла сесть.
– Как это возможно? – недоверчиво спросил Майкл.
– Я оставлял еду после походов к Ингрид. И хотя мы умираем с голоду, у нее всегда хороший запас. – В центре стола лежало кухонное полотенце, а под ним подарок Йозефа. Пока Майкл рассматривал его, Йозеф указал ему жестом: – А это для тебя.
Майкл сдернул полотенце, открывая подарок и откинулся на спинку стула, уставившись на восемь свечей, расставленных в замысловатой проволочной композиции. Выглядел он озадаченно.
– Профессор, вы сделали мне менору?
Йозеф улыбнулся:
– У меня ушло много времени, и я знаю, что она выглядит бутафорски, и что день не подходящий, но я хотел, чтобы ты отпраздновал собственный праздник в этом году.
Майкл открыл рот, но ничего не смог сказать.
– Надеюсь, я сделал ее правильно, – просиял Йозеф. – Я мастерил ее без каких-либо инструкций.
– Она прекрасна, – признался Майкл. – Спасибо. Я не знаю, что сказать… – тут ему в голову пришла мысль: – Я сейчас вернусь.
Он помчался вверх по лестнице, и Йозеф воспользовался паузой, чтобы полюбоваться своей работой. Она была неплоха. По крайней мере было понятно: это менора. Свечи достать было труднее, чем проволоку, но он был рад, что она порадовала Майкла.
Через несколько минут юноша вернулся на кухню с самодельной кипой, сделанной из уголка старой пыльной черной простыни, которую Йозеф хранил в заброшенном ящике на чердаке.
Йозеф просиял.
– Я сделал ее несколько месяцев назад, – объяснил Майкл. – Думаю, мне хотелось попытаться восстановить связь с… вещами. Трудно провести годы в одиночестве и не размышлять о Боге. Но я вспомнил истории об Иосифе и Моисее, о том, как многие другие люди моей веры провели годы в изгнании или по велению Бога покинули свои дома, и впервые в жизни я нашел в этих историях утешение. В детстве, быть евреем означило быть кем-то с моим цветом кожи и глаз. Но слушая ваши рассказы о непрекращающихся гонениях и думая о том, сколько людей пострадало за все эти годы, я верю, что Бог помог мне обрести покой.
Хельд задумчиво кивнул.
Майкл встал, зажег свечи и закрыл глаза.
– Свечение, – прошептал он, потом его глаза снова заблестели, и он эмоционально вскрикнул. – Точное слово, обозначающее свет, которое я искал.
Успокоившись, он задумчиво улыбнулся, словно вспоминая мелодию давних лет. Он тихо пропел слова молитвы. Йозеф отметил, что его голос звучал искренне и благоговейно сидел, пока Майкл не закончил.
– Это было прекрасно.
– Удивительно, что я еще помню. Разве не забавно, что вещи, навязанные в детстве, могут со временем принести утешение? У меня тоже есть кое-что для вас, профессор.
Глазах Йозефа вспыхнули любопытством.
– Счастливого Рождества, профессор.
– И счастливой Хануки тебе, Майкл.
При свете свечи Йозеф раскрыл свой подарок и прочел прекрасное стихотворение, которое ему написал Майкл.
Взглянул на своего юного друга, он попросил:
– Прочтите мне, так, как прочли бы вы…
Освещенный мерцающим сиянием свечей, Майкл с чувством прочитал слова, такие прекрасные слова, и они тронули Йозефа до глубины души. Он почувствовал, как его сердце открылось, как не открывалось давно. Такая красота среди столькой печали – это был драгоценный дар.
Майкл так повзрослел за эти года; размышлял Йозеф, так много нового обрел в своем характере, но кое-что он и утратил. Импульсивный молодой человек, собиравшийся бросить вызов всей немецкой армии, теперь был ограничен мудростью собственной реальности. Он достаточно долго находился в плену, чтобы обработать неуемное желание мгновенного удовлетворения и направить эту огненную энергию в четкое видение того, каким он хотел бы видеть свое будущее. Йозеф гордился им. Он закрыл заплаканные глаза, а Майкл продолжал читать стихотворение.
“Ты – моя безопасная гавань в бурном океане, стойкий пламень свечи, что ведет меня, и когда сгущающаяся тьма угрожает меня поглотить, твой свет становится ярче. Без дрожи ведет меня домой».
Что-то поразило Йозефа.
– Словно музыка, – задумчиво произнес он.
– Музыка, – повторил Майкл. – Вот что нам нужно, музыка, – и он помчался наверх по лестнице.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сердито зашептал ему вслед Йозеф. – Уже закончился комендантский час.
Но прежде, чем он успел сказать еще что-то, Майкл уже лежал с радиоприемником в руках. – Мы не будем включать громко.
Они просидели там еще час, допивая вино, слушая энергичную версию генделевского «Мессии». Майкл смеялся и шутил о тех временах, когда он жил с Эльке, а Йозеф думал о Саре. В кои-то веки его сердце наполнилось теплотой.
Неожиданно по радио затрещал номер джазового оркестра, и Майкл заскакал по комнате, пританцовывая. Йозеф наблюдал за ним, отрицательно качая головой.