Какое-то время Эльке и Гельмут шли молча, бок и бок. Когда она приблизилась к дереву Майкла, ее сердце бешено заколотилось. Она понимала, что Майкла там не окажется, но нахождение рядом с Гельмутом здесь, в очередной раз возвращало ее в те времена, когда это место так много значило для нее.
Когда она поспешила к дереву в концу тропинки, Гельмут последовал за ней. Внезапно он развернул ее к лицом к себе:
– Я просто чувствую, что тебе нужно научиться доверять мне, – прошептал он. – Пожалуйста, дай мне шанс. Это все, о чем я прошу.
Затем, без всякого предупреждения, он обнял ее и страстно поцеловал в губы, отчего у нее перехватило дыхание.
Она не сопротивлялась. Это был невероятный поцелуй. Теплый и страстный. Она попыталась прикрыть глаза, чтобы получить удовольствие. Может быть, нужно смириться с этим. Почему она не может просто уйти? Почему она не может просто принять этого мужчину? Затем ее захлестнула тяжесть осознания – нет, она не может этого сделать. Она не может быть жестока ни к нему, ни к себе, ни к своему сердцу. Это место не подходит, чтобы любить кого-то еще.
Она нежно отстранила его лицо от своего и тихо заговорила:
– Гельмут, мы не можем. Не здесь и не сейчас. – Она не кривила душой: не здесь – не на их с Майклом месте. Не в особенном месте. Она почувствовала, как краска залила ее лицо.
Гельмут выглядел подавленным.
– Найдется ли для тебя подходящее время и место? Не знаю, что мне еще нужно сделать, чтобы убедить тебя дать нам шанс.
Она помотала головой. Не было ни одной веской причины, которой она смогла бы объяснить, не упоминая о Майкле.
Они возвращались в город в молчании. И в последний раз он попросил ее:
– Ты же подумаешь? Пожалуйста, подумай о нас. Мне кажется, нам вместе будет хорошо.
На этот раз в его глазах промелькнула искренность, но это было нечестно.
– Мне очень жаль, – ответила она. – Но сейчас я не могу, – она погладила его по щеке. – Спасибо, что спросил. Это самое приятное, что случилось со мной за неделю.
Уходя от него, она подняла воротник пальто и направилась домой, польщенная и одновременно расстроенная тем фактом, что Гельмут осмелился следить за ней.
Как долго ее сердце будет занято? Как долго продлится эта боль? Ответа у нее не нашлось. Что она знала точно, так то, что ее сердце еще долго не осмелится впустить кого-то другого.
– Будь ты проклят, Майкл Блюм, – прошептала она. Теплые слезы потекли по ее лицу. – Где же ты?
В глубине леса, возле дерева, на котором были вырезаны инициалы возлюбленной, стоял Майкл, прячась и дрожа, там, где только что целовались две фигуры. Одну из них он точно узнал. Он узнал бы ее даже в переполненном зале среди тысячи человек. Ноги перестали его держать, он упал на землю и зарыдал. Ни слов, ни мыслей не осталось, только боль и гнев. Он несколько раз стукнул кулаком по земле и закричал. Он понимал, как это неосмотрительно. Немцы могли мгновенно сбежаться на крик, но это его не заботило. Он собирался сдаться прямо здесь или просто умереть, или позволить себя забрать. Ему было все равно, уже ничего не имело значения. Он понимал, что сам вынудил Эльке дать обещание счастливо жить дальше, и она его послушалась, но он не знал, как сильно мысль о ней поддерживала его. Он не понимал, что его вера и их взаимная любовь и были той самой надеждой, за которую он цеплялся и на которую все эти годы, проведенные взаперти, рассчитывал.
Всхлипывая на траве, он думал о том последнем разе, когда они были здесь, и боль разрывала сердце напополам. Когда плач перешел в щемящие всхлипывания, он снова и снова шептал ее имя: «Эльке, Эльке, Эльке».
Глава 26
Сидя рядом с Генрихом в автомобиле, Ингрид равнодушно смотрела в окно сухими и отекшими после вчерашней ночи глазами. Плакать украдкой, пока не уснет, как и думать о растущем напряжении в их отношениях стало для нее привычным делом.
Она взглянула на жениха, смотрящего в окно напротив, и задумалась, что же с ним происходит. Они впервые серьезно поссорились. В субботу они были на вечеринке, и хотя Генрих много выпил, им было весело. Он напоминал ей прежнего себя: того, кого она знала до войны.
А потом воскресным утром раздался телефонный звонок: еще больше часть немецких войск следовало вывести из Нидерландов, чтобы попытаться прорвать оборону союзных войск, разбивших солдат Генриха в Амстердаме. Разозленный и разъяренный фактом, что отсылают все больше и больше солдат, в конце концов он отыгрался на Ингрид, только что задавшей вопрос о дате их свадьбы. Почему Генрих никогда не хотел говорить об их будущем? Он стал невероятно грубым с ней, и когда появлялась сложности на работе, обвинял ее в эгоизме.
После яростной ссоры Генрих ушел и вернулся только поздно вечером. Ингрид уже лежала в постели, и когда он лег рядом, стало ясно, что он выпил. Когда она протянулась через подушку, чтобы обнять его и помириться, он оттолкнул ее, и это было обидно. А ей всего-то и хотелось, чтобы война поскорей закончилась, и она смогла устроить себе семью.
Выйдя из машины, Ингрид поежилась от зимнего холода. С собой она несла стопку рабочих папок. Здание, захваченное немцами в начале войны, раньше было адвокатской конторой. В нем чувствовался дух старой доброй Голландии: массивные деревянные двери и добротная отделка, выполненная голландскими мастерами. Теперь здесь занимались расстановкой войск в городе и доставкой топлива и припасов в Амстердам и из него. Генрих шагнул вперед, даже не остановившись, чтобы придержать для нее дверь. Она еще раз попыталась поговорить с ним в лифте, но он остановил ее, и они продолжили подниматься молча.
Выйдя из решетчатых дверей, она побежала, чтобы не отставать от жениха, который длинными шагами разрезал коридор. Приближаясь к кабинету, она заметила, что что-то изменилось. Какое-то оживление встретило ее в дверях: жужжание, энергия, веселье. Это ее заинтриговало, но и слегка разозлило, учитывая ее настроение.
Когда они вошли в комнату, в дверях ее встретили пронзительный смех и клубы сигаретного дыма. Весьма необычно для рядового рабочего пространства. Два офицера расслабленно сидели на одном из столов, но неловко встали и приветственно кивнули проходящему мимо них Генриху. Не обращая на них внимания, он прошел в свой кабинет и захлопнул дверь, его гнев эхом разнесся по всей комнате.
Когда Генрих ушел, солдаты продолжали беседовать с женщиной, сидевшей спиной к Ингрид. Ее густые, вьющиеся, черные волосы поблескивали, а смеющаяся голова была запрокинута, она перешучивалась с двумя нависшими над ней мужчинами.
Ингрид была в ярости. Кто эта незнакомка, эта женщина, что вторглась в кабинет и захватила внимание всех сотрудников? И хотя Ингрид никогда бы не осмелилась сказать это вслух, ее грызла ревность. Сидя за столом, она вспомнила, что, когда впервые пришла, ее тоже окружили солдаты, чтобы поговорить. Она снова поразилась тому одиночеству, которое ощущала последние несколько месяцев.
Бросив папки, которые она забрала домой на выходные, Ингрид сердито посмотрела на женщину, которая все еще не представилась. Когда та развернулась на стуле, Ингрид поразила красота этой прекрасной черноволосой незнакомки: блестящие зеленые глаза, темные густые ресницы и белая, алебастровая кожа. Аккуратный подбородок, больше подходящиий фее, дрогнул, и лицо девушки осветила сияющая улыбка.
Вскочив на ноги, новенькая отогнала от своего стола мужчин и повернулась к Ингрид. Она была высокой, выше ее на полголовы, с длинными стройными ногами. Даже в униформе она выглядела изящно, будто та была сшита на заказ для ее тонкой талии, полной груди и пышных бедер.
– Ты, должно быть, Ингрид, – с восторгом заявила она, протягивая руку. – Наслышана о тебе.
Ингрид вяло пожала ее и быстро удалилась, стараясь не поддаваться энтузиазму этой особы. Она рассеянно кивнула, не отрывая глаз от стола, и перебирая папки, старалась выглядеть занятой.
Ничуть не смущенная вопиющим отказом Ингрид, новенькая продолжала болтать, наводя порядок на своем столе:
– Я так рада оказаться в женской компании. До этого я работала исключительно с мужчинами. И когда майор сказал, что я буду работать с Ингрид, с той самой Ингрид, знаменитой Ингрид, я с нетерпением ждала встречи с тобой и старой, доброй женской болтовни.
Она перегнулась через стол, и Ингрид уловила легкий аромат духов «Шанель».
– Надеюсь, мы крепко подружимся. Потому что сейчас трудно найти настоящих друзей.
Ее последняя фраза тронула сердце Ингрид.
Темноволосая красавица уставилась на ее стол.
– Меня зовут Вайолет, но все зовут меня Ви, – она широко улыбнулась с явным намерением обезоружить ее.
– Приятно познакомиться, – с неохотой ответила Ингрид. Но где-то внутри эта женщина полностью очаровала ее.
– Давай вместе выпьем кофе сегодня, – предложила Ви, поднимая листы бумаги и складывая их в стопку. – У меня много работы, как видишь. Мне нужно наверстать упущенное, да и здорово было бы иметь союзника.
– Днем я никуда не выхожу, – холодно заявила Ингрид.
– Ну, может пришло время начать. – Ви подняла идеально подведенные брови. – Я покажу тебе любопытные места в городе. Повеселимся.
Ингрид ответила не сразу, но по мере того, как утро сменялось днем, она стала поддерживать идею. Когда проблем с провизией не было, они с Генрихом ходили обедать вместе, но в последнее время в обеденное время она часто сидела в кабинете одна, надеясь, что Генрих уделит ей немного времени, что он делал редко.
Утро шло, и Ингрид работала с Ви. С чувством возбужденного предвкушения, она с легкостью одолела рутинную работу – список оружия и снаряжения – благодаря Ви, которая травила шутки и забавными историями. К полудню она уже была готова к новому приключению, когда Ви объявила:
– Давай, Ингрид, пора объявить перерыв!
Ингрид поспешила за Ви, та на высоких каблуках вышла на улицу. Чувствуя себя невзрачной, напуганной, Ингрид встала рядом с подругой и внимательно огляделась. Она почти не выходила на улицу одна, после того неприятного случая несколько лет назад, когда люди обзывали ее и плевали вслед. Она предпочитала ездить на работу и обратно на машине Генриха, даже если они ехали порознь, и также просила дядю приходить к ней домой.