Они вместе оценивали ущерб, у Йозефа перехватило дыхание, когда он заметил сундук Сары. Дерево раскололось надвое, и сундук стоял открытым. Двое мужчин быстро оттащили его от осыпающихся стен и поставили у кровати Майкла, где было на так много мусора.
Сидя на кровати, Йозеф смотрел на сундук, его переполняли сильные эмоции. Не говоря ни слова, Майкл походил по чердаку, вытащил пустую коробку, принес ее Йозефу и сел рядом с ним на кровать.
– Можем что-то из этого спасти, – тихо сказал он. Йозеф кивнул и осторожно начал отделять дерево и медь от искореженной кучи, едва напоминавшей сундук. И хотя многие из ее нежных предметов были сломаны, фотографии сияющей Сары, лежавшие сверху, чудом остались невредимы.
Йозеф с любовью поднял фотографии и тщательно их вытер руками. Он осторожно положил их на кровать рядом с собой. Он наклонился к ящику и заметил, что футляр для скрипки был поврежден взрывом, но сама скрипка каким-то чудом оказалась цела. Он провел пальцами по дереву и струнам, наслаждаясь ее блестящей древесиной: воспоминания другой эпохи.
– Она любила играть на ней, – сообщил он Майклу, который, ощущая всю серьезность ситуации, молча кивнул в ответ. – В отличие от меня, она любила играть, – улыбнулся он. – Ей пришлось умолять отца разрешить ей играть на скрипке. Ее семья была полной противоположностью моей. В моей семье были творческие личности. А в ее – академики. Саре пришлось много уговаривать. В конце концов ее отец сдался и позволил ей играть, а позже ей удалось уговорить и меня. И хотя поначалу я нехотя взялся за пианино, ей так нравилась наша совместная игра, что я влюбился в ее энтузиазм. Один из счастливейших моментов в жизни – играть с ней на пианино.
Он благоговейно положил скрипку на кровать рядом с собой. Затем вытащил фату, стряхнув с нее кирпичную пыль. Поглаживая тонкую ткань, он распутал ее. Йозеф улыбнулся, вспоминая день их свадьбы, как гнался за Сарой по тюльпановому полю. Там же была ее одежда и туфли. И пачка писем.
Йозеф с любовью взял сверток, обернутый розовой бархатной лентой и положил его рядом со скрипкой:
– Осталась только горстка пыльных вещей, и все.
– Но с вами все еще ваша сила и великая способность любить. Только человек, который любил так глубоко и взаимно, может быть таким самоотверженным, каким вы были со мной. Это гораздо важнее, чем пыльные воспоминания, – искренне сказал Майкл.
Йозеф кивнул, не зная, что делать с похвалой друга. Он не видел в себе ничего особенного. Он так долго был сломлен, что даже сомневался в своей способности снова когда-нибудь полюбить. По крайней мере, он мог думать о хороших воспоминаниях с Сарой. На протяжении многих лет ему было трудно получить к ним доступ, когда этот последний день ее жизни был таким печальным и шокирующим. Он надеялся, что однажды ему удастся преобразовать это негативное воспоминание, войти в темный дверной проем и вспомнить только любовь, что была между ними.
Пока они упаковывали коробку, он заметил что-то в глазах Майкла. Он знал, что обязан объяснить это своему другу. Они не говорили о Саре с тех пор, как Майкл заболел. Когда-нибудь он расскажет ему всю историю ее жизни, а также смерти. Говорить об этом будет трудно, но они уже так много пережили вместе. Казалось правильным, чтобы он тоже разделил эту часть его жизни.
Глава 43
Ингрид сидела за столом, опустив голову, когда он вошел, поэтому увидела его не сразу, хотя затылком почувствовала, что-то не так. Она подняла глаза, дыхание перехватило. С того самого вечера, как на нее напали, как чуть не изнасиловали, прошло несколько месяцев.
Высокомерно войдя в кабинет в сопровождении двух своих офицеров, он презрительно оглядел комнату. Пока она смотрела на него, ей потребовалось напрячь все свои силы, чтобы не вскочить и не выбежать из здания. Она даже не думала, что при встрече с ним будет чувствовать себя так ужасно.
Генрих появился в дверях кабинета и подошел, чтобы пожать руку подполковнику и перекинуться приветствиями на немецком языке.
Внезапно они направились к ней, паника охватила ее тело. Когда она встала, у нее подогнулись колени, и, чтобы не упасть, ей пришлось вцепиться в край стола.
– Подполковник, мою невесту вы наверняка помните, – заявил Генрих.
Офицер пронзил Ингрид ледяным взглядом, его глаза атаковали ее холодностью и безразличием. Он сделал паузу, пока его глаза намеренно оглядели ее сверху донизу, подольше задерживаясь на груди.
– Да, мне кажется, мы встречались раньше, – ответил он, презрительно скривив губы в улыбке. – Ингрид, верно? Прелестная Ингрид.
Он протянул руку, Ингрид застыла. Она уставилась на нее. Рука, которая схватила ее за горло, толкнула к двери и практически сдернула нижнее белье.
От воспоминаний стало нечем дышать. Все внутри хотело кричать. Оцепенев от страха, она просто стояла и смотрела на его протянутую руку. И, видимо, дольше положенного, так как Генрих строго спросил ее.
– Ингрид, ты помнишь подполковника?
– Разумеется, – ответила она дрожащим голосом, пожимая своей холодной рукой его руку.
– Кажется, в последний раз мы встречались на вечеринке, – прорычал он.
Ингрид в ужасе посмотрела на него. Он же не собирается рассказывать о том, что произошло между ними, прямо здесь, в кабинете, перед Генрихом.
Подполковнику казалось нравилось дразнить её, и, выдержав паузу, он добавил:
– Несколько лет назад, когда вы были у меня дома в гостях, – он сильно сжал ее руку, прежде, чем отпустить. Зловещая улыбка вернулась к нему на губы, напоминая, что она когда-то принадлежала ему. – Рад снова вас видеть, Ингрид. Надеюсь, буду видеть вас чаще, следующие несколько месяцев наши отделы будут работать вместе.
Ингрид беспомощно посмотрела на Генриха, ожидая подтверждения.
– Да, – повторил Генрих. – Совместными усилиями надеемся достичь большего. Если хотите, можем даже выделить вам кабинет.
– Посмотрим, – пробормотал он, не сводя глаза с Ингрид, явно поддразнивая ее. – Хотя, без сомнения, было бы неплохо – он сделал паузу, затем особенно выделил слово: – ближе.
Тело Ингрид пронзило ужасом. Ее охватила дрожь, и она снова вцепилась в стол, надеясь, что Генрих не заметил ее переживаний. Шлюха Генриха. Эти слова раздавались у нее в голове.
Подполковник отвернулся от ее стола и направился в кабинет Генриха. Когда дверь захлопнулась, она чуть не рухнула и едва успела опуститься в кресло.
Сидевшая рядом Ви сразу это заметила:
– Что случилось? – забеспокоилась она.
– Мне нужно в уборную, – пробормотала Ингрид, хватая сумочку и выбегая из кабинета.
В уборной, наливая в раковину воду, она смотрела на себя в зеркало и изо всех сил стараясь отдышаться.
Вдруг позади нее кто-то встал. Она в испуге обернулась. Но это была только Ви.
– Что случилось, Ингрид? – снова спросила она. – Я знаю, что-то случилось.
Ингрид больше не могла сдерживаться. Она безудержно зарыдала, когда страх и переживания той ночи нахлынули на нее чудовищными жестокими воспоминаниями.
Ви сразу подошла и обняла ее, и Ингрид всхлипывала у нее на плече.
После долгих рыданий она призналась в том, что произошло, и подруга пришла в ужас. Ингрид объяснила, как ей удалось замаскировать пудрой кольцо черных синяков на шее и лице, но боль от того, что она не могла никому рассказать об этом, переполняла ее.
– А как же Генрих? Разве ты не можешь рассказать ему обо всем? – просила ее подруга.
Ингрид покачала головой, вытирая глаза.
– Он не поймет. Сомневаюсь, что он мне даже поверит. Нам надо наладить отношения, а он весь в работе и сейчас отдалился от меня.
Ви стояла и смотрела на нее, покачивая головой.
– Если он любит тебя, то решит проблему, или, по крайней мере, сделает все возможное, чтобы оградить тебя от этого похабника.
Ингрид засомневалась:
– Подполковник – его начальник, и из-за того, союзники взяли юг Голландии, все сейчас на нервах. Ходят слухи, что они могут двинуться вглубь Голландии, а Генрих такой издерганный. Чтобы вернуть его расположение, мне нужно что-то сделать прямо сейчас.
Ви снова обняла Ингрид.
– Мы что-нибудь придумаем, Ингрид. Мы не позволим этому презренному человеку победить, а еще мы подумаем, как восстановить твои отношения с Генрихом.
Ингрид высморкалась, разговора с подругой принес облегчение. Ей следовало раньше поговорить с ней об этом, и впервые за долгое время у нее появился проблеск надежды. Искра оптимизма, что, может, есть способ вылечить отношения, давшие трещину.
В тот вечер Ви повела Ингрид в их крошечный джаз-клуб. Голод в Голландии усугубился, еды не хватало даже немцам. Клуб был открыт для членов Третьего рейха, и те продолжали проводить встречи, но Ингрид заметила, что дела шли все хуже, так как все больше сил уходило на войну на нескольких фронтах. Ходили слухи, что солдаты умирают от недоедания. Но все же несколько раз в неделю они собирались за своим любимым столом и слушали джаз при свете одинокой красной свечи, вставленной в старую бутылку из-под вина, с каплями воска на стекле. Именно здесь, спустя несколько дней после признания подруги, Ви разработала свой план.
Ингрид медленно затянулась сигаретой:
– Я даже не уверена, любит ли он меня еще, но сейчас я боюсь уходить. Куда я пойду? Все мои старые друзья отвернулись от меня. Шансы уехать в Германию невелики, когда Нидерланды окружены союзниками.
Ви кивнула:
– Это непростое время для всех нас, но, возможно, мы можем что-то сделать с вашими отношениями. Из-за чего Генрих так напряжен? Может быть, мы поможем ему.
– Да все просто, – ответила Ингрид. – Он все время жалуется на Сопротивление, что они срывают всю его работу, – она вздохнула: – В последнее время от них столько вреда. Он убежден, что в рейхе есть шпионы, а, может даже в нашем отделе. И они помогают срывать наступление нацистов.
– А что, если мы бы их нашли? – предложила Ви, ее глаза загорелись от приключения.