– Двадцать четыре года, Сара. Двадцать четыре года назад ты осчастливила меня, став моей женой. С момента нашей встречи я думал о тебе каждый день, хотя ты со мной была совсем недолго, я все еще люблю тебя и часть меня будет любить тебя всегда.
Он отпил глоток и подумал о девушке с медными кудрями и танцующими изумрудными глазами. Куда умчались эти годы? Для него время замерло надолго, хотя со дня болезни, когда она ему приснилась, он заметил перемены в себе. Внутри него что-то начало меняться. Он не ощущал себя стесненным. Он понимал, что с такой высокой температурой его сон был всего лишь галлюцинацией, но это было такое яркое переживание, которое осталось с ним по-настоящему, утешающая рука обнимала его за плечи, давая надежду, что все будет хорошо.
Он помнил ее слова утешения и каждый день напоминал себе, что ему преподнесли дар, и что Сара призвала его сосредоточиться в данный момент на заботе о Майкле.
Он налил Майклу бокал вина и с открытой консервой поднялся на чердак. Майкл лежал на кровати, погрузившись в сборник поэзии. Йозеф протянул ему еду и вино.
– Мы что, празднуем? – спросил он, вздернув бровь.
– Да, – подтвердил Йозеф, усаживаясь на потрепанный стул в углу. Тот самый стул, который он же и принес во время болезни юноши. Он остался стоять там же и стал любимым местом их бесед – Майкл лежал на кровати, а Йозеф сидел рядом с ним.
– Немцы уже оставили город?
Йозеф посмотрел на свой стакан, перед тем как ответить уже спокойнее:
– Боюсь, не так захватывающе. Сегодня – годовщина моей свадьбы, – по выражению лица Майкла Йозеф сразу понял, что он разделяет его смешанные чувства. – Сегодня двадцать четыре года как я женился, – продолжал он. – И прошло уже больше двадцати лет со смерти Сары. Мы поженились, когда ей было двадцать два, и я все еще ее люблю.
– Столько же, сколько было Эльке на момент нашей встречи, – задумчиво произнес Майкл. – Какой она была?
Йозеф сделал еще глоток вина. Требовалось немалое мужество, чтобы поведать историю, которую нужно было рассказать.
– Она была самым умным, веселым, самым живым человеком, что я встречал в своей жизни, и почему она влюбилась в неуклюжего, тощего учителя математики я так никогда и не узнаю. Во многом ты напоминаешь мне ее, – он улыбнулся, – твоя беспечность, твое желание прожить лучшую жизнь… Твоя страсть.
Майкл перекинул ноги и сел на кровати, предчувствуя, что Йозефу нужна пауза, прежде чем он продолжит свой рассказ.
– Ах, я и сам поражаюсь этой страсти. Интересно, кем я стану после войны? Раньше все было так просто. Я мечтал стать поэтом, посвятить жизнь слаганию прекрасных слов, может быть, даже стать ученым. А после войны, даже если мы и победим я, скорее всего, останусь всего лишь евреем.
Йозеф хотел бы заверить его, что этого не произойдет, но мир обезумел, и никто не мог предсказать, какой она будет, эта мирная жизнь.
– Прошлой ночью мне приснилось, что я свободен, и Эльке тоже. И мы могли бы быть вместе. Сон был как наяву. Проснувшись, я так удивился, что ее нет рядом со мной.
Йозеф откинулся на спинку стула.
– Мне тоже снился сон… когда я был болен. Ко мне во сне пришла Сара и говорила о нашей совместной жизни и о моей одинокой. Она ясно дала мне понять, что в моей жизни есть вещи, которые я должен себе простить. Простить ее, простить себя и каждый день с того дня я пытался добраться до этого места прощения.
Майкл поднял глаза и мягко заговорил:
– Могу я спросить – как вы ее потеряли?
Йозеф сделал глубокий вдох, задержал воздух в себе, а потом медленно выдохнул и сделал еще глоток вина.
– Она была самой красивой беременной, которую я когда-либо видел. Некоторые женщины, знаешь, заболевают или бледнеют во время беременности. Только не Сара. Напротив, она становилась краше с каждым днем, даже, когда живот был совсем большой. Было лето, и проходило много фестивалей и музыкальных концертов, и она хотела посетить все. Я тревожился, но Саре похоже было все равно. Она танцевала под музыку и, счастливая, ходила босиком, ее кожа загорела на солнце. Всего за месяц до рождения ребенка у нее начались боли в спине. Я был очень занят. Настало время студенческих выпускных экзаменов, и должен признать, я отдавал себя всего работе. И поскольку Сара выглядела довольной, то я воспринимал все без лишней тревоги.
– Когда вы говорите о ней, вы весь светитесь, – заметил Майкл.
– А по-другому не получается, когда вспоминаешь. В ожидании первенца она была так счастлива. Ей нравилось чувствовать, как в животе шевелится ребенок, и она возбужденно рассказывала мне, что ей кажется, что еще один профессор спешит появиться на свет. Мне было все равно, пока он был здоров, но моя жена… – он задумался, и потом сказал: – Она возносила меня. Шли дни, и время родов приближалось, и ее сестра Иветта согласилась приехать из деревни, чтобы помочь. Но тогда добраться было не так легко. Что-то задержало ее, и она не смогла приехать в нужное время и отложила поездку на несколько дней. Но Сару это не ничуть не беспокоило. В одно утро я готовился к экзаменам и беспокоился о всем, что должен сделать, и я упустил из виду, какой тихой стала Сара. Теперь, оглядываясь назад, я должен был увидеть, но не увидел. Теперь, вспоминая тот день, я понимаю, что она, вероятно, испытывала боль и скрывала от меня, потому что знала, что у моих студентов были экзамены, и как важен для меня этот день, но как бы я хотел, чтобы она тогда призналась мне в этом.
Йозеф поднялся на ноги, так как следующую часть истории вспомнить было сложнее. Он подошел к чердачному окну, и, собираясь с мыслями, добавил:
– Я даже не помню, целовал ли ее на прощание в то утро. Именно о таких мелочах я сожалею. Но когда я уходил, был момент у двери, что-то пробежало по ее лицу. Страх ли это был, тоска или боль? Это длилось всего лишь мгновение, а потом пропало.
Голос Йозефа задрожал, и Майкл встал, подошел к нему и дружески положил руку ему на плечо, зная, как важно, чтобы Йозеф рассказал эту историю.
– Я даже не подумал спросить ее, вместо этого я ушел, погруженный в мысли о своей работе, о том, что считал нужным выполнить…Столько сожалений!
Майкл шепотом ответил ему:
– Они есть у всех, профессор. Я никогда больше не увижу своего друга Давида. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня, предупредить меня. Как я могу с этим смириться?
Мужчины обменялись взглядами, убеждающими друг друга, что им обоим близка эта боль. Боль от того, что они никогда не смогут вернуться и исправить ошибку, ошибку, которая стоила жизни, кому-то им дорогому.
Йозеф вернулся к своему стулу и перед тем, как продолжить, налил себе и Майклу еще по бокалу вина. Чувство, что Майкл глубоко сопереживает ему, побудило закончить свой рассказ:
– В тот день я задержался, было так много работы. Экзамены прошли хорошо, и я готовился отдохнуть дома. Но как только я вошел в дом, я понял, что-то не так. Не было тех запахов готовящейся еды, которые обычно встречали с порога, в доме было прохладно, хотя на улице светило солнце. Я окликнул Сару, но она не отозвалась. В конце концов я нашел ее на кухне, она лежала на полу, ее лицо покраснело, и она тяжело дышала. Я бросился к ней, я был в шоке, увидев… – Йозеф перевел дыхание, потом шепотом продолжил: – Так много крови. Я спросил ее, как долго она так лежала, но она только помотала головой. Наверное, она и сама не знала. Думаю, она просто ждала моего возвращения. Ее спутанные волосы прилипли ко лбу, одежда промокла насквозь. Я знала, что мне нужна помощь, нужен врач, кто угодно, но акушерка Сары жила на другом конце города. И Сара умоляла меня остаться с ней. Она была так напугана. Когда я держал ее на руках, было очевидно, что она вот-вот родит. Но я понимал, что-то не так. Она была такой бледной, липкой, и хотя я ничего не знал о родах, я был уверен, что крови не должно быть так много. И я знал, знал без тени сомнения, что вот-вот потеряю ее… Внезапно все ее тело обмякло, будто уходило от меня. Я вцепился в нее, желая, чтобы она осталась со мной, желая, чтобы она осталась в живых. Когда ребенок наконец родился, он был крошечный. На месяц раньше. Он был замечательный, но он не дышал. Я сделал все, что мог, чтобы реанимировать его. Я хотел, чтобы Сара осталась со мной, но она тоже ускользнула, и я никогда не забуду выражение ее глаз. Ее глаза, в которых всегда плясали искорки радости, внезапно стали темными и безжизненными.
Йозеф остановился, слезы застряли в горле. Майкл понимающе кивнул, и Йозеф приложился к вину.
Майкл почти перешел на шепот:
– А тот сон, о котором вы рассказывали?
Йозеф перевел дыхание. – Во сне она встретила меня в особом месте и сказала, что я не виноват. Она сказала… что у меня этом мире остались другие дела. И я понял, что держался за боль, за потерю, потому что боялся, что, если отпущу ее, то каким-то образом запятнаю ее память и потеряю ее навсегда. Но теперь, после стольких лет горя и боли, я понимаю, что все как раз наоборот, и, цепляясь за боль, я не позволяю никакой любви ворваться в мою жизнь. Я выжил. А теперь должен научиться жить.
– Может быть, мы оба должны, – задумчиво добавил Майкл.
Они сидели в дружеском молчании, и между ними угнездилась тяжелая истории Иозефа. У Йозефа закружилась голова от выпитого. Он не ел, и ему нужно было съесть что-то существенное. Собрав стаканы и пустую бутылку, он поднялся на ноги.
– Пойду попробую добыть чего-нибудь съестного, – сказал он, чувствуя себя эмоционально опустошенным. Когда он направился к двери, Майкл крикнул ему вслед. Йозеф обернулся. Встав на ноги, он обнял Йозефа.
– Спасибо, что рассказали мне свою историю. Я знаю, как это было тяжело.
Йозеф кивнул:
– Просто настало подходящее время.
Спускаясь по лестнице, Йозеф отметил, что ему в чем-то полегчало.
Глава 47
На следующий день после встречи в доме Хенри, Ханна, нервничала перед заданием. После бессонной ночи она рано поднялась и провела утро, прокручивая в голове маршрут, смазывая велосипедную цепь, собирая и пересобирая медицинскую сумку. Она занесла Йозефу посылку с едой, но когда он предложил ей чаю, поспешила домой и стала ждать. В приступах сильного страха она сосредотачивалась на мыслях о Еве, своей матери и Йозефе. Все эти люди – самые невероятные из героев – каким-то образом сумели найти в себе мужество совершить необыкнове