– Тварь! Сдохни!
Выхватив свободной рукой егерский тесак, Федот принялся рубить и полосовать врага. Вдруг еще одна мысль пробилась сквозь волну боли и ненависти.
«Морф!»
И тогда Колобов, взглянув наверх, закричал из последних сил:
– Стрела! Подай стрелу! Помоги…
А затем вокруг сомкнулась тьма. Тьма кипящая… тьма горячая… тьма прохладная и шершавая, словно наждаком обдирающая кожу… тьма…
…Старик, просунув между столбиками голову, во все глаза смотрел на творившееся в его корчме безумие. На парня, окутанного клубами пара, во вспышках пламени, среди извивающихся корней что-то вопящего о стрелах и помощи. Рубящего направо и налево волосатые и извивающиеся крысиные хвосты репы, ЕГО репы, которую он самолично посадил… Но вот парня дернуло и потащило в глубину подвала…
Перед глазами старика мелькнуло что-то стремительное. Обнаженная рыжеволосая девица, на лету превратившись в пушистую лисицу, приземлилась у самого провала на все четыре лапы, скакнула в угол и подхватила зубами стрелку. Затем заметалась-запрыгала, словно танцуя, среди затухающих языков пламени, шевелящихся корней и паровых гейзеров, и прыгнула в темноту вслед за исчезнувшим парнем. И все стихло. Осталось только бульканье постепенно остывающего в подполе рагу.
11. Вечер
Старик-трактирщик сидел на завалинке, привалившись спиной к нагретой за день стене. Закатные лучи солнца окрашивали все в багряные тона. Караван, груженный репой и самогоном, отправился в обратный путь. Торговец, не пожелавший оставаться на ночь, спешил.
– Быстрее продам, быстрее приеду за новой партией, – сказал он старику.
Мальчишки, сыновья трактирщика, заперли ворота на ночь. Старший Петро полез на вышку за пламемет.
Рядом присела молодая жена. Светловолосая бродяжка, которую старик когда-то подобрал и выходил, заменила погибшую супругу. Да как заменила! Старуха, бывало, и поколачивала мужа.
– Эх, спасибо стрельцу с его лисицей, обереги их Крестос. Старик обнял женщину и прикрыл глаза.
– Все будет хорошо…
12. Утро. Six Feet Under
…Тьма… тьма мягкая… тьма… пушистая?…Тьма, насыщенная множеством незнакомых запахов. Или уже не тьма?
Кто-то лизнул Федота в щеку, затем в нос. Федор попробовал сфокусировать взгляд – и тьма рассеялась. Он находился в странном месте. Кругом земля, торчащие корни, острый запах прели. Рядом с ним лежала рыжеволосая и хитро улыбалась.
Федот ощупал себя. Где боль? Жив ли он?
Он был абсолютно гол, но ему это не мешало. Вместо холода тело подавало совершенно другие сигналы. Хотелось есть, хотелось двигаться; его переполняла энергия, сила и… желание? Федот повернулся к девушке.
– Колобок, колобок, я тебя съем, – проворковала она и снова по-лисьему ухмыльнулась.
Или не проворковала, а просто подумала?
– Не ешь меня, – подумал в ответ Федот. – Я тебе еще пригожусь.
– Ой ли?
– Сейчас увидишь.
Федот с рычанием притянул девушку к себе. Острые коготки впились ему в спину. Два пушистых хвоста переплелись. «Хвост?» – успел удивиться Федот, но тут ему стало не до хвоста…
А на поверхности шел ласковый дождь. Жизнь продолжалась.
Майк ГелпринТам, на юго-востоке
Сказитель пришел в Город вечером, на закате.
Нет, я буду рассказывать по порядку, а то собьюсь, потому что у меня дырявая память.
День начался как обычно. Утром я заглянул в детскую проведать Люси. Она спала, волнистые золотые пряди разметались по подушке. Осторожно ступая, чтобы не потревожить мою крошку, я вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Потом спустился вниз и отправился к Барри Садовнику.
Барри, как всегда, возился в саду с цветами, и я спросил, как дела и не надо ли ему чего-нибудь.
– Все в порядке, Том, – ответил он, – вот, смотри, сегодня я высадил орхидеи. Тебе нравится?
– Очень нравится, – сказал я. – У тебя замечательные цветы, Барри, и такие красивые. Как называются вон те, красные?
– Это рододендроны, Том. А вот гиацинты, дальше розы, гладиолусы, хризантемы. Жаль, что ты не запомнишь.
– Прости, старина, твоя правда, – сказал я, – ты же знаешь, у меня дырявая память. Но мне все равно очень по душе твои цветы. Я сейчас двинусь к Джеку, передать ему что-нибудь от тебя?
– Передай Джеку привет, Том. И, слушай, как Люси?
– Прекрасно, просто замечательно, – сказал я. – Спасибо тебе, что спросил.
Джек Хохмач, как всегда, рассказал мне новый анекдот. Анекдот был очень смешной – про дрянного мальчишку, который подсматривал в замочную скважину, как соседская дочка ловила кайф перед зеркалом. Я долго смеялся, настолько веселый был анекдот.
– А что такое кайф, Джек? – спросил я, отсмеявшись. – Помнится, ты объяснял мне. И зачем его ловят, говорил, только я запамятовал.
– Это неважно, Том. Ты очень хорошо смеешься, дружище. Тебе правда понравился анекдот?
– Очень понравился. Я на славу повеселился, Джек, спасибо тебе. Ты сам-то как?
Он сказал, что все просто прекрасно, спросил про Люси, потом мы еще немного потрепались, и я двинулся дальше.
С Ученым Бобом я сыграл партию в шахматы. Боб снова поставил мне на седьмом ходу мат и сказал, что я неплохо играю, но не слишком внимателен.
– Мне все равно приятно играть с тобой, Том, – сказал Боб. – Гораздо лучше, чем самому с собой. И вообще, это здорово, что среди нас есть ты. Я хотел сказать – ты и Люси, Том.
Я простился с Бобом и пошагал дальше. Зашел к Питу Дворнику, который, как обычно, подметал площадь. Поболтав с ним, двинулся к Марку Строителю, от него – к Билли Музыканту, потом к Эдди Маляру. Так к вечеру я обошел всех, и когда начало смеркаться, заторопился домой, к Люси. Но не успел войти на порог, как прибежал Джерри Охранник и сказал, что в Город пришел Сказитель.
– Что такое Сказитель? – спросил я.
– Не бери в голову, Том, с твоей памятью ты все равно забудешь, – сказал Джерри. – Главное, что он пришел и велел всем собраться у Джонни Мастера. Ты прямо сейчас иди к Джонни, Том, а я еще должен забежать за Барри и Эдом.
– Я пришел из большого Города, – заговорил Сказитель, едва мы собрались в забитом проводами, трубами и всякой железной рухлядью доме Джонни Мастера. – Этот Город очень далеко отсюда, в пятистах милях на юго-восток. Его построили люди, много людей. Там высокие красивые дома. Там солнце плещется лучами в реке и деревья в парках склоняют кроны к берегам поросших кувшинками прудов. Там найдется работа для любого из вас – каждый сможет выбрать занятие по себе. Вы все должны идти туда, вас там ждут, и вам будут рады.
Я не сумел сдержать чувств и заплакал. Я ревел в три ручья и не мог произнести ни слова от радости. Сказитель замолчал, и остальные молчали тоже – мои деликатные друзья ждали, пока я выплачусь.
– Простите, господин Сказитель, – спросил Барри Садовник, когда слезы у меня наконец иссякли, – а в этом Городе, там нужны садовники?
– Да. Там очень много цветов, и крайняя нужда в тех, кто умеет за ними ухаживать.
– А дома? Возводят ли там каменные дома? – спросил Марк Строитель.
– Конечно. Людей в Городе становится все больше, им необходимы каменщики, кровельщики, монтажники, маляры. Кроме того…
– А как насчет преступности? – прервал Джерри Охранник. – Есть ли в Городе преступники?
– Обязательно, – ответил Сказитель. – Город кишит преступниками, и очень нужны те, которые будут охранять жителей от криминала или сторожить заключенных в тюрьме.
Все замолчали, и тогда я решился. Я боялся задавать этот вопрос, страшился его, я просто умирал от ужаса. Но я должен был его задать, обязан, и я спросил:
– Есть ли в Городе маленькие дети, господин Сказитель?
– Ну конечно, – ответил он, и счастье захлестнуло меня. – Там ведь живут люди, и, естественно, у них рождаются дети. Много детей, мальчиков и девочек, за ними обязательно надо ухаживать, непременно.
– Вы ведь подождете меня, правда!? – закричал я, стоило Сказителю захлопнуть за собой дверь. – Я быстро, мне только надо забежать домой – забрать Люси. Я захвачу ее и немедленно вернусь, мы можем выйти сразу после этого.
– Ты никуда не пойдешь, Том, – сказал Ученый Боб, – и никто не пойдет. Никакого Города там, где сказал этот клоун, нет. И людей в нем нет. Они погибли очень давно, почти сто лет назад, когда произошла катастрофа. На Земле больше нет людей, Том, остались только мы, роботы. Людей истребил вирус, который они сами же изобрели, держали в пробирках, а потом выпустили на волю. Мне очень жаль, Том.
Мне показалось, что Боб убил, уничтожил меня. Я не верил. В то, что он сказал, верить было нельзя, невозможно.
– Боб, – выдавил я из себя. – Ты ведь не всерьез, Боб? Ты же слышал Сказителя, мы все слышали. Город, в нем дома, парки, сады. В нем дети.
– Этот робот не Сказитель, Том. Он Сказочник. Последняя модель, их начали выпускать незадолго до катастрофы. Его предназначение – рассказывать детям байки. Детей больше нет, Том, вот он и ходит по Городам да плетет небылицы нам. Больше он ничего не умеет, только это. Зато у него отличные солнечные батареи, он просуществует еще долго. Будет бродить по Земле много лет после того, как перестанет функционировать последний из нас. А у тебя слабые батареи, Том, тебе нужна постоянная подзарядка. Если ты не послушаешь меня и уйдешь, то погибнешь – без мастерской Джонни ты проживешь всего несколько дней, а потом не сможешь больше передвигаться и будешь долго ржаветь в том месте, где упадешь. Поэтому ты никуда не пойдешь, Том. Ты останешься здесь, с нами, ты нужен нам, и потом, вспомни – у тебя есть Люси.
– Боб, – сказал я сквозь хлынувшие из глазниц слезы, – там дети, а Люси… Она все, что у меня есть, но она… Боб, ведь Люси всего лишь пластиковая кукла.
Я вышел из Города, едва рассвело. Я шагал на юго-восток, прижав Люси к корпусу левым манипулятором. Я запомнил направление, твердил его про себя всю ночь и сумел не забыть. Я – робот-нянька, я не могу без детей, я должен быть с ними. Сказитель не соврал: там, впереди, стоит Город. В нем живут дети – мальчики и девочки.