Из воспоминаний о гр<афе> Сергее Юльевиче Витте
Обрисовать С. Ю. Витте во весь его большой рост, дать его психику, мораль и деятельность в цельном очерке – задача очень трудная, которую удачно разрешит более спокойное и беспристрастное будущее. Настоящему приходится скорее накоплять материалы, разбросанные и отрывочные, собирать факты, часто между собою не связанные, для предстоящей оценки такой выпуклой и исключительной фигуры, какою был Витте. Трудность не только в чрезвычайном разнообразии его многосторонней и обширной работы, но еще более – в сложности и пестроте его духовного содержания. Яркие магистрали личности Витте переплетаются со скрытыми чертами. В этом чрезвычайно своеобразном сочетании света и тени придется разбираться не одному биографу и историку, но и психологу. Знать Витте было легко, но познать очень трудно…
Во всяком случае, пред нами большой человек, человек сильного ума, твердой воли, бьющей оригинальности во внешности, образе мыслей и действий, с совершенно особым нравственным укладом. «Большим» его назвали еще при жизни; под этим именем выведен он псевдонимом и на сцену. В нем все было крупно и рельефно – и достоинства, и недостатки. В нем все дышало страстностью, порывом, непосредственностью, нечеловеческой энергией. По натуре борец сильный, даже дерзкий, он как бы искал поприща для состязания, и когда встречал противника, вступал с ним в решительный бой. Витте постоянно «дерзал», и этим в значительной степени объясняется исход борьбы в его пользу.
Появление С. Ю. Витте в Петербурге на государственной арене было целым событием, историческим явлением. Этот homo novus сразу приковал к себе общее внимание, подвергся резкой критике и подозрениям со стороны как знавших его лишь по слухам, так и встречавшихся с ним в Киеве. Сам И. А. Вышнеградский, особенно вначале, не пользовался расположением высших административных кругов, что еще больше усиливало предубеждение против его ставленника – С. Ю. Витте. Старое знакомство с консервативными московскими деятелями, в том числе с Катковым, быстрое сближение с кн<язем> Мещерским, то участие, которое С. Ю. Витте якобы принимал в «Священной дружине», – все это обостряло на первых же порах отношение к нему петербургского общества и чиновничества.
По вступлении в чуждую ему обстановку Витте начал с изучения поля действия, наметил стратегический план и тактические приемы, возобновил старые киевские знакомства, завязал влиятельные связи, подыскал нужных людей и вскоре прочно встал на новые рельсы. Мало-помалу к нему стали привыкать, многие даже восхищались обаятельностью его ума и обходительностью, другие же не только не стали более снисходительными, но еще резче проявляли свою нетерпимость к этому «авантюристу», как его называли.
На первых порах поражала прежде всего внешность Витте: высокая статура, грузная поступь, развалистая посадка, неуклюжесть, сипловатый голос; неправильное произношение с южно-русскими особенностями: ходата́йство, верства, учёбный, плацформа, сельские хозяе́ва – резали утонченное петербургское ухо. Не нравилась фамильярность или резкость в обращении. Однако мало-помалу эти экстравагантные черты частью стирались, частью к ним попривыкли.
И вот все более и более вырисовывалась в лице Витте государственная сила, оригинальность творчества и боеспособность на защиту того, что он считал необходимым и полезным для России. На глазах у всех со сказочной быстротой проявлялась могучая натура, которая постепенно всем овладевала и всех вольно или невольно подчиняла себе. Ум и воля Витте импонировали, резкость и иногда даже грубость его выступлений обезоруживали противников, редко идейных, но большей частью сводивших личные с ним счеты.
Быстрому подъему государственного значения Витте много содействовали расположение и доверие к нему императора Александра III, которому нравилась непосредственность нового сановника и отсутствие у него царедворческих привычек. В этом государь видел внешнее проявление прямоты и искренности. Министров такого типа еще не бывало в кабинете Александра III, и ему, самому непосредственному и сильному, пришлись по душе такие же черты у Витте.
В Комитете министров, в Государственном совете, в многочисленных комиссиях и совещаниях Витте приходилось встречаться и бороться с людьми большей частью безразличными, которым «все равно», чуждыми близкого знания России и жизни, с людьми «в футляре», внешних форм, а не твердых идей и смелых замыслов, с людьми, все содержание деятельности которых сводилось «к движению по службе государственной»; то были большей частью сторонники самого вредного для государственного строительства вида мышления – мышления «жупельного», запугивающего разными словами. Витте и футлярность, Витте и шаблонность не совмещались воедино. Подобно высокоствольному маячному дереву, он высился над низкоствольником и подлеском, затеняя его своею густою кроной…
Витте все рос в своем государственном значении и влиянии. От начальника станции Юго-Западных дорог он быстро поднялся по лестнице до поста управляющего этой самой обширной рельсовой сетью, привел ее в образцовый порядок, расширил ее, развил на ней огромное пассажирское и товарное движение, правда часто прибегая к хитроумным комбинациям. Затем судьба в лице министра финансов И. А. Вышнеградского помогла Витте подняться на пост директора для него же учрежденного Департамента железнодорожных дел. Четыре года спустя Витте, опять-таки главным образом при содействии Вышнеградского, получает назначение министром путей сообщения, где горячо принимается за коренную реформаторскую работу. Не прошло и полгода, как болезнь Вышнеградского и собственные усилия С. Ю. Витте открывают перед ним блестящую карьеру министра финансов. С этого времени и до конца его активной государственной работы проходит почти двадцать лет.
Это двадцатилетие в истории административного управления Россией можно по справедливости назвать «эпохой Витте», а его деятельность – «проложением новых путей» (bahnschreckende Thätigkeit), как она характеризована одним немецким публицистом. За этот длинный период времени Витте был главным руководителем, направителем и вдохновителем не только в экономической и финансовой жизни государства, но и в международной политике, в школьном деле, отчасти во внутренних и военных делах. Следы его преобразовательной деятельности, планомерной и решительной, несомненно глубоки в различных областях управления и жизни за долгое время почти неограниченного господства и главенства. Следы эти сохранятся еще долго в государственном укладе и в народном хозяйстве, в явной или сокрытой, прямой или косвенной форме. Это – не только памятники созидательной работы высокоодаренного человека, но и составная часть жизненного процесса огромного государства.
По общему характеру государственная деятельность Витте может быть разделена на следующие периоды: первый, с 1892 по 1900 год, – период смелой, неустанной борьбы, обширных замыслов и больших реформ; второй период, с 1900 по 1903 год, – ослабление творческой энергии, искание фарватера для безопасного прохода между подводными камнями, опасение за свое положение, искание примирительных выходов среди направленных на него враждебных сил; третий – с 1904 по 1906 год – опять подъем духа борьбы, сильное напряжение ума и воли, опять широкие замыслы, закончившиеся актом 17 октября 1905 г. Короткое пребывание во главе Совета министров заключилось выходом из строя, почти полной утратой влияния на государственные дела.
С того времени прошло десять лет медленного замирания, тоски от бездеятельности, печального существования в состоянии покинутости и предвидения трагического исхода войны для нашей родины. Начало 1915 г. освободило Витте от бремени земного бытия: он покоится под камнем из черного мрамора на кладбище Александро-Невской лавры с лаконической эпитафией: «Сергей Юльевич Витте. 17 октября 1905 года». Эта дата – заключительный аккорд его богатой содержанием, творческой и бурной жизни, а тяжелая плита прикрыла много тайн этого феноменального человека, разгадать которые попытается талантливый историк…
Раскрытию тайн и закулис – государственных, а отчасти и личных – сильно помогут законченные мемуары Витте. По счастью, они находятся заграницей и увидят свет там и тогда, где и когда по ходу событий это представится наиболее удобным[119]. Если бы мемуары Витте оставались в «Белом доме» на Каменноостровском проспекте до его смерти, их постигла бы та же участь, как и другие материалы, хранившиеся у него. Не успели тело покойного положить на стол, как по поручению Николая II прибыл с тележкой генерал-адъютант Максимович, чтобы отобрать и увезти документы, имеющие государственное значение. В числе документов было и оглавление мемуаров. Заинтересовавшись содержанием, Царское Село пожелало получить и самые мемуары. Вдова покойного гр<афиня> М. И. Витте ответила, что их в России нет. Какая судьба постигла все отобранные документы после всего того, что случилось на Руси, неизвестно[120]. Во всяком случае, Витте широко воспользовался ими при составлении своих мемуаров, и это умаляет сожаление о их перемещении из квартиры хозяина. Что касается издания мемуаров, то, как мне передавали, Британский музей желал приобрести их, как большую ценность, но гр<афиня> Витте отклонила это предложение. Мемуары, конечно, с большой подробностью освещают все перипетии Портсмутского договора. По всей вероятности, они если не вполне разъясняют, то бросают свет также на происхождение знаменитого Манифеста 17 октября 1905 г., на участие в нем Витте и других лиц, на отношение Витте к этому акту в стадии его подготовки, подписания государем и после обнародования.
Витте был патриот, любил русский народ, хотя и недостаточно знал его. В воззрениях Витте проскальзывали славянофильские черты – наследие Фадеевых: мать его была сестрой известного публициста – славянофила генерала Фадеева, автора нашумевшей книги «Чем нам быть?». Под этим влиянием у Витте слагается твердый монархический образ мыслей. Всем памятна его записка о земстве, которое он считал несовместимым с самодержавием, предвидя, впрочем, совершенно основательно, что при широком развитии общественных учреждений и при выходе их деятельности за узкие, предуказанные им законом рамки они приведут к ограничению самодержавной власти. Абсолютистские мировоззрения Витте едва ли можно считать несовмес